Мне пришлось сначала снять с неё мерки, прямо в кабинете начальника цеха, а уже потом завести с Сергеем Митрофановичем разговор о том, что вскоре, скорее всего, на его цех ляжет дополнительная нагрузка. Когда он выслушал меня до конца, то усмехнулся и сказал:
– Боря, даже не знаю, радоваться мне или горевать от такой новости. Если Дмитрий Миронович подпишет мне вот эту заявку на новое оборудование, технику-то мне новую всё равно не дадут, то радоваться, но я всё равно в раздумьях.
– А что тут думать, Сергей Митрофанович? – Удивился я и пояснил – У вас же всё равно половина слесарей по полнедели дурака вываливает и козла забивает в беседке. Так что примерно с годик, пока новая конюшня не встанет на ноги, загрузка производственных мощностей вам будет гарантирована, а это деньги на счёт предприятия, прогрессивка, премии и всё прочее, но самое главное, это ещё одна книга – «Гоночный автомобиль на базе автомобиля «Москвич-412», ну и чего в этом плохого?
Князев широко заулыбался, достал из стола скоросшиватель протянул его мне и ответил:
– Ничего плохого я в этом не вижу. Вот, держи, это мои собственные мысли по поводу ремонта и ещё кое-чего.
С этого дня моя жизнь превратилась в сплошной калейдоскоп событий. Не прошло и недели, как в краевой прессе было объявлено о создании при спортобществе динамо новой гоночной команды, что было приурочено к доставке в город семи новеньких «Москвичей-412» в экспортном исполнении, а также всего того, что я внёс в список. В отдельном дивизионе краевого ГАИ произошли пертурбации и он превратился в гоночную конюшню. Сочинский гонщик, Виктор Толстых, переехал в наш город вместе с женой и трёхлетней дочерью и ему сразу же дали квартиру. Получили квартиры и Гена со Славкой, а вот меня квартирой обошли, но зато мне обломились просто сказочные заказы на тюнинг, причём генерал-майор Булганин, понимая, что это только соловья кормят баснями, но и тот долго не живёт, исхитрился провести через юридический институт материальную помощь Ирочке и ей выдали на руки в кассе две с половиной тысячи рублей, вместе с заказами на платья и костюмы, которые мы едва успевали выполнять, это позволило нам расплатиться за ткань и ещё остаться при этом не с пустым кошельком.
Тюнингом машин занималась наша бригада, укомплектованная ещё тремя слесарями и инженером-автомобилистом, ходившим за мной по пятам. Примерно с той же скоростью, с которой строился дом, в нашем цеху, а мы при этом не перестали заниматься ремонтом газоновских и москвичёвских движков, обретали совершенно новые очертания три новеньких «Москвича». Их мы не просто ободрали, а раздели до последней нитки и поменяли на машинах всё оперение и плюс к этому изготовили аэродинамические обвесы из стеклопластика. Для каждого болида я с Женей и Жорой, инженером команды, и пилотами гоночных машин, чуть ли не построил по два двигателя и эти двухвальники ревели, как голодные львы. Импортные тахометры при этом показывали семь тысяч двести оборотов, а вот какой будет скорость, это ещё предстояло выяснить, но спидометры мы поставили рассчитанные на двести двадцать километров. Поначалу пилотов удивляли спортивные рули малого диаметра и кресла, изготовленные по фигуре каждого из них, довольно жесткие, но кто сказал, что пилоту в спортивном болиде должно быть удобно?
Мои друзья оказались отличными ребятами и в выходные дни приходили к нам домой, чтобы помогать нам строить дом, так что он вырос и был накрыт высокой крышей, на чердаке мы сделали просторную, тёплую мансарду, очень быстро и к тому моменту, когда нужно было приступать к уборке урожая, то есть в первой декаде сентября, был почти готов. Оставалось только произвести отделочные работы, как только просохнет штукатурка. А в середине августа, когда мы вовсю занимались закаткой банок на зиму, перед зданием крайкома партии состоялась презентация новой гоночной команды. Ещё затемно все три болида были доставлены туда и укрыты тканью, а ровно в полдень, при большом стечении народа, в присутствии гостей из самой Москвы, Дмитрий Миронович перерезал зачем-то красную ленточку, которой кому-то взбрело в голову обтянуть все три автомобиля, с них была сдёрнута светло-серая ткань и те, кто знал в автомобилях толк, в первую очередь представители АЗЛК, ахнули.
Да, порода этих гоночных машин была сразу видна, особенно специалистам, а когда пилоты, одетые в белые гоночные комбинезоны с именем нашего города, сели в свои бело-голубые болиды с символикой спортобщества динамо и сделали три круга, объезжая площадь с памятником Ленину, уже очень многие люди поняли, почему это двигатели рокочут так мощно. Ну, а Князев тем временем раздавал гостям рекламный буклет, рассказывающий о книгах, написанных им. Он хотел, чтобы я стал его соавтором, но мне это было категорически противопоказано и вообще, я был только рад, что меня не выталкивали вперёд. С меня вполне хватало и того, что никто не мешал нам зарабатывать столько денег, сколько мы хотели. Сейчас для меня это было самое главное, надёжно обеспечить свои тылы и сделать так, чтобы моя семья ни в чём не нуждалась, а в те годы это было очень большой проблемой, но я сумел обзавестись высокими покровителями, которые не видели во мне сопливого пацана.
Вообще-то я хотя и уставал частенько, всё же успел сделать за эти полтора месяца многое, в том числе и помочь Ирочке подготовить курс лекций, ведь скоро должен был начаться учебный год. Мы поприсутствовали на банкете в честь дня рождения новой гоночной команды, но скромно сидели несколько в стороне от именинников, а потом тихо и незаметно, по-английски, ушли и отправились в парк, где и гуляли до самого вечера. Вскоре мы подошли к той самой скамейке, где я в первый раз поцеловал Ирочку, и сели на неё. На этот раз моя невеста села ко мне на колени. После первого, разумеется на этой скамейке, поцелуя, проводя пальцами по её милым завлекушечкам, я спросил:
– Моя королева, ты ни о чём не жалеешь?
Ира смеясь ответила мне, а о чём мне жалеть, Борька? О том, что мне посчастливилось встретиться с таким мужчиной, как ты? Нет, любимый, кроме тебя мне больше никто не нужен. Снова поцеловав её, я тихо спросил:
– Моя королева, ты ведь догадываешься, что года через два с половиной мне придётся покинуть тебя на несколько лет? Ты сможешь отнестись к этому с пониманием? Ирочка печально вздохнула и ещё тише сказала:
– И этого нам с тобой никак не избежать, Боря. Ты намерен начать действовать, любимый? Когда?
– В самые ближайшие дни, Ира. – Ответил я – И мне для этого понадобится твоя помощь. Завтра я загоню в цех нашего «Ижака», как следует отрепетирую его и мы с тобой прокатимся на нём до Воронежа, а потом через Харьков вернёмся обратно. Я буду сидеть за рулём, а ты за моей спиной. Нам нужно будет отослать одно и то же письмо, адресованное Андропову, из трёх десятков городов, причём не прямо в Москву, а в местные управления КГБ. Мне нужно самым капитальным образом запутать следы и поэтому тебе придётся надевать парики и менять одежду, когда ты будешь опускать письма в почтовые ящики. Для пущей конспирации. КГБ это очень серьёзная контора и нам нужно будет действовать крайне осторожно. Думаю, что парень и девушка, катающиеся на мотоцикле, не привлекут к себе особого внимания. Ну, а потом мы посмотрим на реакцию Андропова, но она последует после того, как они арестуют Бразинскасов или окажутся виновниками смерти Нади Курченко.
– Будет очень плохо, если эту девушку убьют. – Со вздохом сказала Ирочка – Какие же они мерзавцы. Оба.
– Да, – согласился я, – хотя они и кончили плохо, сын забил своего собственного отца до смерти и его посадили в американскую тюрьму, Надю мне жалко, а вот их я сам бы убил.
Мы посидели ещё немножко, вышли из парка, поймали такси и поехали домой. Отец и мама всё ещё изображали из себя Робинзона и Пятницу, но вскоре мы должны были переселиться в свою новую спальную комнату. Теперь в доме было пять комнат и швейная мастерская в шестой, не говоря уже о мансарде, в которую можно было подняться по винтовой лестнице, которую мама метко назвала эталоном трезвости. И вообще мои родители, столкнувшись с тем, что их сын старше них, быстро стали молодеть душой. Они всё чаще и чаще смеялись, не стеснялись целоваться при нас, как влюблённые, да, и из своей палатки выходили поутру зевая так, что меня всё время подмывало сказать им, чтобы они вздремнули ещё пару часов. Всё это меня очень радовало, а вот мама почему-то огорчалась, что я мужаю прямо на глазах и уже не похож на шестнадцатилетнего пацана. Да, не видела она меня тогда, когда я вышел, наконец, из больницы с большой прядью седых волос и физиономией чуть не древнего старца.
