– Здравствуйте, мадмуазель, я Гея, главный компьютер Советского Союза. Я компьютер с независимо мыслящим искусственным интеллектом. Если вы желаете общаться со мной постоянно, назовите своё имя, фамилию и род занятий, чтобы я могла присвоить вам степень приоритета и доступа к моей базе данных. На сегодняшний день она составляет шесть с половиной миллионов терабайт информации и постоянно пополняется. Ивон радостно заулыбалась и ответила:

– Моё имя Ивон Лагранж, я учительница математики, закончила три года назад Сорбонну, но моя мечта работать вместе с мужем в команде «Метеоры Франции», которую он создаёт вместе с Борисом Картузовым, Гея. Я хочу общаться с тобой постоянно и найти своё место в этой гоночной команде. Гея улыбнулась и не медля ни секунды сказала:

– Ивон Лагранж, тебе присваивается профессиональный приоритет второго уровня с доступом ко всей базе данных, относящихся к педагогике, а также ко всей информации, которая касается автомотоспорта. Если тебя это заинтересует, то ты можешь стать в команде «Метеоры Франции» специалистом по аэродинамике и баллистике, ведь эта область человеческих знаний тесно связана с математикой. – После чего добавила – У тебя красивая причёска Ивон, как и ты сама. Если рядом с тобой находится Борис Картузов, попроси его сесть за соседнюю консоль. С ним хочет поговорить Георгий Нестеров. Ивон воскликнула:

– Да, он рядом, Гея! Скажи, а я смогу разобраться в баллистике и аэродинамике? Я ведь не инженер-конструктор.

– Сможешь. – Решительно сказала Гея – Это не так уж и сложно. Я смогу быстро тебя научить тебя этому, если ты будешь заниматься по восемь часов в сутки. Прежде чем подойти к консоли, я всё же спросил:

– Мсье Лагранж, уже завтра в этом зале будет стоять такая ругань, что одну консоль лучше отвезти к нам домой. Там Ивон сможет спокойно учиться и к тому же она будет постоянно находиться на связи с нами.

Жан-Жак озадаченно покрутил головой в свою очередь поинтересовался у меня:

– Борис, но это же государственная собственность, как ты можешь ей так свободно распоряжаться?

– С чего это вдруг? – Воскликнул я – Дидье уже заплатил за все десять консолей двадцать восемь тысяч долларов, так что теперь они мои, а как только правительство Франции разрешит продавать такие специализированные консоли в вашей стране, то они станут принадлежать команде «Метеоры Франции». Кстати, как вам нравится такое название? По-моему звучит. Жан-Жак продолжил упираться и сказал:

– Но ведь эту консоль могут украсть, Борис, когда Ивон выйдет из квартиры в магазин или просто погулять. Громко вздохнув, я принялся объяснять простые истины:

– Ну, и как воры утащат её, мсье? Это здесь полы из поликарбона, а моей квартире консоль сама прикрутится к полу и в раскрытом виде её из квартиры ни один вор не вытащит. Разбить её невозможно даже кувалдой, а когда Ивон скажет Гее, кто кроме неё может работать на этой консоли, то она вообще превратится в глыбу из поликарбона, а если ещё и включит сирену, то любой вор от её воя сам тут же выпрыгнет в окно. Поймите, Гея никогда не допустит, чтобы кто-то пользовался её консолями нелегально или смог украсть консоль у владельца.

Наконец-то до свёкра Ивон дошло, о чём я ему толкую и он, махнув рукой, сказал:

– Хорошо, отвезите одну консоль к себе домой. – После чего с удивлением посмотрел на компьютерщиков и спросил их раздраженным голосом – Господа, вы так и будете стоять здесь с открытыми ртами? Приступайте к работе.

Это позволило и мне развернуть ещё одну консоль, сесть за неё и связаться с Жориком. На этот раз Гея со мной не общалась также долго, как с Ивон, но мы с ней поприветствовали друг друга. Жорка, появившись на экране, сразу же заявил:

– Ну, и как тебе мой подарок, Карузо? Цени, я выбил для тебя аж десять специализированных консолей.

– Ага, как же, даритель, так я тебе и поверил. – Ехидно ответил я другу – Ты лучше скажи, сколько консолей ты под это дело выклянчил у Георгия Ивановича. Жорик осклабился и ответил:

– Двадцать восемь, Боря. Полностью закрыл все свои дыры. Я тебя вот о чём хочу спросить. Тут мне на стол утром положили правительственную телеграмму, в которой сказано, чтобы мы срочно спроектировали для Франции большой поликарбоновый завод. Вот я и подумал, ты бы там пошустрил и пробил себе базу рядом с ним, тебе же всё равно придётся где-то размещать свою конюшню. Трассу ты там вряд ли построишь, но испытательный трек-то можно будет туда втиснуть. Если договоришься, то кинь мне сразу же топографию местности, данные по грунтам и карту коммуникаций, а мы дня за три-четыре изготовим проект и я сразу же начну отгружать комплектующие и материалы.

Попросив Жору подождать, я подошел к Жан-Жаку и рассказал ему о предложении главного инженера завода «Метеор». Тот выслушал меня и недоверчиво спросил:

– Борис, неужели ваши специалисты смогут спроектировать целый завод всего за четыре дня? Хорошо, я сейчас схожу в машину и поговорю с премьер-министром. Это очень заманчивое предложение, Борис, получить от Советского Союза не цех, а большое предприятие с уникальными технологиями. Улыбнувшись, я сказал:

– Вот видите, Жан-Жак, руководство Советского Союза на деле доказывает свою готовность к сотрудничеству. Этот завод сможет поставлять свою продукцию на десятки французских предприятий и тогда уже их продукция станет самой лучшей в мире. Правда, при этом она будет ещё и вечной, а это потребует её постоянного обслуживания и модернизации в процессе эксплуатации. Многим предпринимателям это будет сложно понять.

Жан-Жак молча кивнул и вышел из компьютерного зала, в котором компьютерщики из Сюрте Женераль принялись с увлечением общаться с Геей и та поражала их своим каждым новым заявлением или ответом на вопросы всё больше и больше. Всё правильно, то же самое происходило и в Советском Союзе. Я тоже покинул компьютерный зал, зашел в бытовку и там переоделся в новенькую спецовку, после чего приступил к работе на стапеле. Всё, что являло собой «Метеор-Гамма» уже было вывезено из бокса и сдано на склад. Вообще-то мне было бы намного проще получить со склада просто раму, но я должен был показать французам, что шасси «Метеора-Гамма» является универсальным. Жан-Жак отсутствовал часа полтора, а когда вернулся и увидел меня в спецовке, уже чумазого и с гаечным ключом в руках, расстроился и чуть ли не взмолился:

– Борис, немедленно прими душ. Нам нужно ехать в Бийянкур, в штаб-квартиру концерна «Рено». С горестным вздохом я с издёвкой сказал:

– Мсье Лагранж, если меня будут дёргать каждые пять минут, то я никогда не выкачу из этого бокса гоночный болид. Там речь пойдёт только об одном, как побыстрее построить завод. Берите четыре консоли, две отвезите в своё ведомство, одну доставьте вместе с Ивон в на бульвар Франклина, из-за того, что она находится здесь, я даже не могу выматериться, а ещё одну везите в штаб-квартиру «Рено» и покажите им, на какую кнопку нажать. Поверьте, Князев и Жора быстро обо всём договорятся. Вы только пробейте для нового завода такое место, где можно построить испытательный трек, а всё остальное сделают уже без вас.

Жан-Жак так и поступил и в боксе остались все свои, так что я мог спокойно, нет, не выругаться, а просто облегчённо вздохнуть. Мои «французы», однако, не расслаблялись и с французского языка на русский не переходили. Как только первый зам шефа Сюрте Женераль уехал, привалила целая толпа «спонсоров» и тут же отправилась переодеваться в спецовки. Некоторые из спонсоров хорошо говорили по-русски, но все вместе они имели самое прямое отношение к Франции. В этой стране у КГБ имелись «спящие» агенты и многие из моих друзей просто их заменили, так как все они были прекрасными лицевыми танцорами, а «спящий» агент тем и хорош, что даже его отпечатки нигде не фигурируют, не говоря уже о всех прочих приметах. Когда приехал несколько расстроенный Дидье, с которого руководство Формулы-1 потребовало бешенные деньги, целых полмиллиона долларов за то, чтобы заменить команду «Текно», пусть и провалившей минувший сезон полностью, на ещё не созданную толком новую команду без гоночных болидов.