– Боренька, я с удовольствием, да, только где купить машинку восемьдесят седьмого класса? Тут к этой электромотор уже сколько пытаемся купить, нигде не можем найти. Отец тут же закивал головой: Широко улыбаясь, я сказал:
– Мамуля, это проще пареной репы. Для чего я предлагаю пошить мне костюм? Да, для того, чтобы ты взяла и привела меня в кабинет к директрисе и показала ей, какой должна быть модная молодёжная одежда. Хотя у вас и работают в вашем так называемом городском доме моды целых три модельера, модели у них получаются такие, что в таких шмотках только в коровнике работать. Если она не конченая дура и её волнует план, то она согласится продать тебе швейную машинку, чтобы ты стала, как бы экспериментальным цехом. Ты же сама как-то рассказывала, что директриса ваша просто рвёт и мечет, когда худсовет в очередной раз отказывается утверждать ваши модели. Отец пристально посмотрел на меня и сказал маме:
– Мила, я думаю тебе нужно попробовать. – Повернувшись ко мне, он спросил – Так какая тебе ткань нужна? Небось какая-нибудь дорогая, особенная. Подёргав себя за штанину, я сказал:
– Вот такая, пап. Ткань отличная, а вот тому, кто эти штаны кроил, я бы руки точно оторвал за такой крой. Ну, и последнее, что я хочу вам предложить. Давайте заведём кур и купим старенький мотоцикл с коляской, чтобы мы могли для них корм привозить. Ещё можно завести нутрий, но с ними хлопот очень много, так что лучше кроликов и, вообще, как только мы завтра с мамой вернёмся из города, я займусь огородом. Середина мая, самое время рассаживать помидоры.
Ещё около часа я рассказывал отцу и матери о своих планах и о том, что хочу успеть сделать до армии. В основном всё то, чем когда-то промышлял я сам, а ведь финансовой деятельностью мне пришло в голову заняться только в две тысячи втором году, хотя мой компании уже и было четыре года. За этим разговором мы поужинали и договорились о том, что завтра утром я пойду вместе с мамой в школу, чтобы решить вопросы с завершением моей учёбы, чтобы получить аттестат зрелости. Потом я принял душ и отправился в свою комнату. Там я достал две папки с акварельной бумагой, акварельные краски «Нева», карандаши, ластик и три колонковых кисти. Боже, чем же я только в детстве не увлекался. Даже закончил в седьмом классе детскую художественную школу, в которой учился целых четыре года, хотя и бы в ней самым юным учеником. Ведь до этого я два года занимался в изокружке и показал себя очень неплохо. Налив в двухлитровую банку воды, я сел за стол и первым делом нашел выкройки джинсового костюма, а также различные модели этого одеяния.
К двум часам ночи у меня было готово шесть эскизов, три мужских, три женских, причём в качестве лица для женских моделей я выбрал очаровательное, прелестное личико Ирочки. Проснувшись в семь, я первым делом показал всё отцу и маме. Получилось очень даже похоже и, главное, красиво. Мой папенька только хмыкнул, а вот мамуля пришла в восторг. У них, оказывается, две недели назад объявили конкурс на лучший молодёжный костюм. После этого, снова одевшись, как гопник начала семидесятых, позавтракав, я отправился вместе с мамой в школу. На этот раз мы входили с парадного входа, через распахнутые настежь старинные, чугунные ворота. В школе на меня глядели настороженно очень многие старшеклассники и даже одноклассники и я их прекрасно понимал. Мы сразу же направились в кабинет директора. Пётр Семёнович был на месте и сразу принял нас. Без лишних предисловия я сразу сказал:
– Пётр Семёнович, я пришел предложить вам сделку. Вы даёте мне возможность тишком сдать экзамены на аттестат зрелости, а я больше не появляюсь в вашей школе, чтобы не возбуждать лишний раз как учителей, так и школьников. Думаю, что две недели в этом плане ничего не решают. Директор школы облегчённо вздохнул, кивнул и сказал:
– Боря, я скажу тебе за это только спасибо. Учителя и большинство школьников относятся к тому, что ты вчера натворил, положительно, а вот многие родители беспокоятся. Исключать тебя из школы у меня нет никаких, даже формальных, оснований и то, что ты предлагаешь, меня полностью устраивает. Всё, в понедельник ты можешь не приходить в школу, а экзамены ты будешь сдавать отдельно от всех остальных ребят, но сначала вы, Людмила Николаевна, должны написать заявление.
Мама достала из сумки уже написанное под мою диктовку заявление с объяснением причин и протянула его директору с такими словами, которые она произнесла печальным голосом:
– Пётр Семёнович, вы уж простите Борю?
– Простить? – Удивлённо спросил директор – За что это я должен прощать вашего парня? Будь он моим солдатом, я его к награде представил бы. – Быстро прочитав заявление, он улыбнулся и сказал – Блестяще, Людмила Николаевна. Особенно мне понравилось то, что вы написали про потрясение, которое Борис пережил чуть ли не в стенах нашей школы. В Гороно будут удовлетворены, как всё разрешилось, а теперь, если позволите, я хотел бы переговорить с вашим парнем с глазу на глаз. – Мама вышла и Пётр Семёнович тихо сказал – Борис, можешь не волноваться. Больше с Греческого посёлка к вам никто не приедет. В милиции правильно сделали, что выпустили Гурованова старшего и тот, похоже, наконец понял, что получил за дело. Я разговаривал с ним сегодня утром и прямо сказал ему, в лицо, если они не утихомирят своих деток сами, то найдутся люди, которые сделают это за них. Интернационализм интернационализмом, но надо же и меру знать, а то совсем обнаглели. Ну, всё, иди. Я встал, крепко пожал Петру Семёновичу руку и сказал:
– Спасибо, товарищ гвардии капитан. Я почёл бы за честь, служить под вашим командованием.
– Ну, иди, герой. – С улыбкой сказал директор школы.
После школы мы пошли с мамой в магазин ткани и я нашел там как раз то, что нужно – прочную, плотную и достаточно толстую ткань-плащёвку тёмно-синего, с сероватым оттенком, цвета. Мама, глядя на неё, удивлённо спросила меня:
– Боренька, но она же такая невзрачная. Улыбнувшись, я успокоил её:
– Не волнуйся, главное заключается не в этом, а в том, как всё подать, мамуля. Пошли в культтовары.
В культтоварах меня интересовали товары с советской символикой и они в этом магазине нашлись, причём неплохого качества, изготовленные методом шелкографии и очень нарядные. Там мы купили несколько маленьких флажков с гербом СССР, флажок побольше, тоже с гербом, а также несколько вымпелов и флажок ещё большего размера с серпом и молотом по центу, а также надписью СССР, причём всё уценённое. Ещё я купил три десятка самых дешевых, так же уценённых, плакатов и десяток листов зелёного картона для поделок. Когда мы вернулись домой, то сразу же приступил к изготовлению выкроек и лекал для своего молодёжного костюма с социалистической символикой. Даже по магазинной цене его себестоимость не превышала тридцати пяти рублей. Жаль только, что халнитены негде было купить. Ничего, закажем оснастку, эксцентриковый пресс и скоммуниздим на каком-нибудь заводе латуни.
Уже через час все выкройки моего размера были мною вычерчены и я наклеил их клейстером на картон и прогладил утюгом. Мама могла приступать к работе, ну, а я отправился с лопатой через плечо в огород, половина которого так и оставалась копана. Отец уже трудился там. На эту работу я накинулся с весёлым остервенением и вскапывал огород без перекуров и передышек. На полный штык, переворачивая комья и разбивая их лопатой. Земля у нас была хорошей, только не ленись, сажай хоть что-нибудь. До вечера мы вскопали всё и я принялся готовить валки под посадку помидоров. Отец, увидев это, воскликнул?
– Боря, ты что это делаешь?
– Новая, высокопродуктивная методика посадки помидоров, пап. – Ответил я – Изобретена Борисом Картузовым по заказу министерства сельскохозяйственного вредительства. Завтра вечером всё объясню и даже покажу, а сейчас в душ и спать.
На следующий дет я снова так и не проснулся в Москве две тысячи пятнадцатого года и мы с мамой, отец дежурил, пошли на рынок, выбирать рассаду. Нам и в этом повезло. У людей, выращивающих рассаду на продажу, уже имелась такая, которая на взгляд остальных покупателей, вымахала слишком длинной и по их словам обязательно завянет. Вот её то я купил целых сто двадцать штук. Причём по дешевке не смотря на то, что мама возражала и тем самым не удалось сбить цену ещё на треть. Лишь когда с двумя тяжелыми сумками мы пошли домой, я сказал:
