Юные бароны, карманы которых были всегда полны золота, также сделались в городе очень популярными благодаря своей щедрости и изобретательности по части придумывания всё новых и новых удочек. Однако, самым радикальным образом изменилась всё-таки судьба Виго Левана и его семьи. Они работали теперь в точильной мастерской вдвоём вместе с отчимом. Поскольку мастерская была большая, а поток заказов на заточку оружия и инструмента не иссякал и вскоре вообще грозил резко увеличиться, ведь теперь все кузнецы города работали по-новому, а потому точить топоры, мечи, кинжалы и разный инструмент, выкованный из особо прочных сталей по старинке было просто невозможно, Иль подарил ему ещё один точильный агрегат. Благодаря этому был достроен их дом, сам Виго ходил одетый в точно такую же одежду, как и его друг, граф де-Шорн и вообще был просто счастлив. От Иля не отставал и отец Вастос, но тот действовал в общем-то примитивно, поскольку запуская руку в их общую казну только и делал, что выдавал замуж своих так называемых прихожанок, давая за ними богатое приданое.

Через кузницу Гастера Колкса прошел весь отряд Иля, который за это время увеличился втрое, равно как и через целительство баронессы, её камеристки и отца Вастоса, но по большей части с одной только целью, — научиться обращаться с железом и развить свою мускулатуру в качестве молотобойцев. Из всех этих молодых людей один только Жедон стал прекрасным кузнецом, зато все парни хорошо окрепли физически, хотя они и без того не были хлюпиками. Иль не проводил в кузнице дни и ночи напролёт. Превратив двор их гостиницы в тренировочную площадку, он ещё и обучал своих друзей фехтовальному искусству. Если раньше у него было всего сорок солдат и три офицера, то теперь число парней, щеголяющих в тёмно-зелёных камзолах перевалило за сто двадцать человек и все они были молодыми людьми в возрасте от двадцати, до тридцати лет, которым по большому счёту в жизни было три пути, — в солдаты, разбойники, или монахи. Иль всемерно развивал в голове Рейна идею о строительстве своего собственного города, а потому все эти молодые люди мечтали стать в нём кузнецами и пекарями, портными и сапожниками, фермерами и мельниками, винокурами и молламоводами.

В принципе число легионеров могло увеличиться ещё душ на шестьдесят, но уже за счёт представительниц слабого пола, которые души не чаяли в молодых баронах, но особенно в красавце графе де-Шорне, через постель которого прошел не один десяток девушек, но Иль пока что не объявлял призыв дамского контингента под свои знамёна, но был намерен сделать это уже очень скоро. Ну, а пока что он собирался воплотить в жизнь одну из самых сумасшедших своих идей, — оседлать молламов и потому ехал в поместье своего нового друга, бургомистра города Теврана — Гайера Флагора, богатейшего молламовода, который каждый год продавал до десяти тысяч пар этих гужевых животных и это были молламы самой лучшей, флагорийской породы, на диво рослые, ростом чуть ли не с Принца, если отпилить им их жировой горб, который рос ни к селу, ни к городу, как раз там, где положено было сидеть всаднику. Этот горб с одной стороны был на редкость прочной частью тела молламов, так как внутри него находились три длинных отростка костей позвоночника, так и едва ли не самой чувствительно его частью, поскольку лишь слегка поворачивая горб вправо или влево, можно было заставить моллара или мивху идти куда угодно.

Молламы были резвыми и довольно бесстрашными животными в силу того обстоятельства, что у них была очень толстая кожа и густая шерсть. Их мясо было просто отвратительным на вкус, равно как и очень жирное молоко и потому их использовали только как гужевых животных. Оседлать же их даже и не пытались, поскольку молламы были парными животными и их супружеской верности могли бы позавидовать даже лебеди. Поэтому их и запрягали только попарно, набрасывая им на основание шеи чуть ли не бревно. Передняя часть горба от природы имела толстый мозоль и потому воздействуя планками на боковые поверхности горба ими можно было управлять. Иль, готовя три пары молламов к спуску на Веду, изобрёл для них новую, мягкую упряжь, которая была гораздо легче старой, с ярмом и позволяла управлять молламами гораздо эффективнее. Гайер Флагор сразу же обратил на это внимание, а поскольку этот сорокашестилетний мужчина был талантливым управленцем, то теперь в Тевране стали тачать ещё и новые упряжи, получившие название графских или попросту шорнов. Бургомистр, договорившись об этом с Илем, тут же подмял под себя и этот бизнес, так как был на редкость предприимчивым типом.

После той пьянки, на которую Иль пригласил Гайера Флагора, они сразу же стали закадычными друзьями. Бургомистр был большим любителем гульнуть, но очень уж у него была ревнивая жена, а тут он впервые столкнулся с тем, что за пределы гостиницы не вылетало ни единого слова. Ни повара таверны, ни официантки, ни даже музыканты не проронили ни слова о том, чем занимался в таверне Гайер Флагор. Оно и не мудрено, так как обслуга гребла деньги лопатой в том числе и за полное молчание, а уж девицы, которые мечтали получить от отца Вастоса богатое придание, а иной раз к нему ещё и мужа, не заложили бы бургомистра даже под пытками. Поэтому как минимум раз в неделю Гайер посещал постоялый двор «Домашний уют», благо в нём теперь не было больше никаких других постояльцев, а его хозяин бегал по три раза на дню в храм, чтобы поставить толстую свечку перед ликом Дессора. О таком щедром постояльце, как граф из-за моря, можно было только мечтать. Тем более, что тот недавно сказал, что задержится ещё месяца на три, если не больше. Иль, думая о том, как бы ему уболтать Гайера, въехал в его громадное поместье и сразу же направился к хлевам и вскоре ему сказали, где именно находится хозяин. Подъехав к нужному хлеву, он соскочил с тарантаса вошел в хлев и громко крикнул:

— Гай, старина, иди сюда, есть разговор.

Позвав молламовода, Иль огляделся, нашел подходящий ему по размеру тюк сена, уселся на него буквально в метре от крупа здоровенного молора, и принялся обмахиваться шляпой. Весна в этом году была довольно жаркой. Гайер, который распекал за что-то скотника, прервал это занятие, подошел к своему молодому другу и в изумлении глядя на него, спросил:

— Иль, меня, признаться удивило, что ты отменный кузнец, но как ты, дворянин, мать твою, ещё и не морщишься от вони навоза молламов? Ты что, родился и вырос на скотном дворе?

Иль повёл носом. Молламы нравились ему ещё и потому, что их навоз по своему запаху и внешнему виду практически ничем не отличался от конского. Хлев был довольно чисто прибран и в отличие от городских улиц в нём имелась смывная система для удаления мочи животных, да, и навоз убирался вовремя и потому он не гнил в нём, отравляя атмосферу. Поэтому он пожал плечами, покрутил головой, потом ещё раз носом и спросил:

— Гай, а разве здесь воняет? По моему тут чуть ли не идеальная чистота и я, честно говоря, не понимаю, за что ты дрючил своего скотника. Знаешь, я давно уже приметил, что у тебя просто великолепные хлева. Ты заботишься о своих молламах даже получше, чем иные князья о солдатах.

Бургомистр улыбнулся и сказал:

— Ты действительно поразительный человек, Иль. Ладно, рассказывай, зачем ты ко мне приехал. У тебя есть дело ко мне?

— Ага. — Ответил Иль — Я хочу определить к тебе в ученики пару сотне человек начиная с барона Рейна и его баронессы и заканчивая теми девицами, которые захотят покинуть твой город. Это будет минимум две сотни человек и все они будут совершенно бесплатно чистить хлева и ухаживать за животными.

Гайер ухмыльнулся и спросил:

— Ну, а я-то что с этого буду иметь, граф?

Иль сразу же понял, что так просто ему не удастся отделаться и потому с лёгкой улыбкой сказал:

— Ты будешь иметь по пять даргов золотом за обучение каждого моего человека приёмам обращения с молламами и учти, Гайер, твои люди должны открыть им все секреты до единого, но самое главное, что после этого уже я научу тебя кое чему и к тому же куплю большую партию молламов по самой высокой цене.