Пастор стоял спиной к камину, стол был подвинут к огню. Фрэнсис не смотрел на девушку, но она чувствовала его испытующий взгляд, это сковывало ее движения. Было заметно, что он сделал некоторую перестановку в комнате — картины куда-то исчезли, мольберт был сложен; в огне догорали листки бумаги, видимо, он жег письма.

Они сели за стол, священник положил ей на тарелку кусок пирога.

— Неужели Мэри Йеллан так нелюбопытна, что ей неинтересно, чем я сегодня занимался? — спросил он, нарушив молчание, мягко подшучивая над ней, отчего краска залила ее лицо.

— Ваши дела меня не касаются, — ответила она.

— Ошибаетесь, — возразил пастор. — Мои дела имеют сегодня к вам прямое отношение, потому что я занимался вашими делами. Разве вы не просили меня о помощи?

Мэри смутилась и не нашла что ответить.

— Я еще не поблагодарила за то, что вы так быстро откликнулись на мою просьбу и приехали в «Ямайку», — сказала она, — а также за удобную постель и приют. Вы считаете меня неблагодарной?

— Я этого не говорил. Только удивлялся вашему терпению. С того часа, когда вы приехали в дом, прошло много времени, и события не стояли на вашем месте.

— Вы не спали этой ночью?

— Я спал до восьми, потом позавтракал и отправился по делам. Моя серая лошадь захромала, пришлось взять другую, не очень резвую. Она ползла до таверны «Ямайка», как улитка, а потом так же в Северный Холм.

— Вы были в Северном Холме?

— Мистер Бассат угощал меня ленчем, нас было человек восемь или десять, каждый старался перекричать другого. Тянулась эта трапеза так долго, что я был рад, когда она кончилась. Как бы там ни было, все сошлись на том, что убийца вашего дяди не будет гулять на свободе слишком долго.

— Мистер Бассат готов подозревать кого угодно, даже себя. Он опросил всех жителей в радиусе десять миль и выявил целый легион подозрительных личностей, которые вечером того дня не находились дома. Потребуется больше недели, чтобы допросить каждого. Но мистер Бассат не падает духом.

— Что они сделали с моей тетей?

— Их обоих перевезли в Северный Холм сегодня утром и там похоронят. Об этом есть договоренность, вам не следует беспокоиться. Что касается остального — поживем, увидим.

— А жестянщик? Его отпустили?

— Нет, он надежно изолирован за железной решеткой, где сотрясает воздух отборными ругательствами. Меня он не интересует, вас, надеюсь, тоже.

Мэри положила вилку, которую поднесла было ко рту.

— Что вы хотите сказать? — спросила она с вызовом.

— Могу повторить. Я сказал, что уверен: судьба жестянщика не может вас интересовать, ибо более омерзительного мужчины я в жизни еще не видел. От Ричардса, грума мистера Бассата, я узнал, что вы его подозреваете в убийстве, что и довел до сведения сквайра. Отсюда я делаю вывод, что вы не очень озабочены его участью. Однако самая неприятная деталь для всех нас в том, что дверь кладовой была крепко заперта. И это гарантирует ему алиби. Он бы был прекрасным козлом отпущения и избавил бы всех нас от кучи неприятностей.

Викарий продолжал есть с большим аппетитом, а Мэри только поковыряла свою порцию, отказавшись от добавки.

— Чем этот жестянщик заслужил такое неободрительное отношение с вашей стороны? — продолжал расспрашивать пастор, упорно не желая менять тему разговора.

— Он напал на меня однажды.

— Я так и думал, от него это можно ожидать. Вы, конечно, оказали сопротивление?

— Да, я его сильно ударила, он больше не приставал.

— Ну, еще бы. Когда это случилось?

— В канун Рождества.

— После того, как я вышел у Пяти Аллей, а вы поехали дальше?

— Да.

— Начинаю понимать. Значит, в ту ночь вы не вернулись в таверну? Хозяин и его люди перехватили вас на дороге?

— Да.

— И они повезли вас с собой на побережье — для остроты ощущений?

— Пожалуйста, мистер Дэйви, не задавайте мне больше вопросов. Мне не хочется говорить об этой ночи… никогда больше. Некоторые воспоминания лучше спрятать поглубже.

— Обещаю, Мэри Йеллан, больше вам не придется рассказывать о той ночи. Я страшно виню себя, что отпустил вас одну. Сейчас, когда я смотрю на ваши ясные глаза, гордо поднятую голову и решительную линию подбородка, мне не верится, что недавно вы пережили страшные ужасы. Слово деревенского священника, возможно, не имеет большого веса, но должен сказать, что я восторгаюсь вами.

Она посмотрела на него и отвела глаза, разминая пальцами крошки хлеба.

— Когда я думаю о жестянщике, — продолжал священник, после небольшой паузы, налив себе сливового компота, — я делаю вывод, что убийца допустил большую неосторожность, не заглянув в ту комнату. Может быть, он спешил, но несколько минут не могли ничего изменить, он только бы выиграл.

— Каким образом, мистер Дэйви?

— Ну, как же, тогда все можно было бы свалить на жестянщика.

— Вы хотите сказать, что он его тоже убил бы?

— Непременно. Для мира потеря была бы невелика, он не украшает этот свет, а мертвым принес бы хоть какую-то пользу, например, червей бы кормил. Это мое мнение. А если бы убийца знал, что жестянщик причинил вам вред, у него был бы двойной довод наказать его.

Мэри отрезала себе кусочек торта, хотя есть ей не хотелось, и усилием воли положила его в рот. Делая вид, что ест, она старалась справиться с волнением: рука, однако, так дрожала, что выдавала ее полностью.

— Не понимаю, какое отношение к этому имею я? — сказала она.

— Вы о себе слишком скромного мнения, — ответил Дэйви.

Они продолжали есть молча. Мэри — опустив голову и не отрывая глаз от тарелки. Инстинктивно она чувствовала, что он играет ею, как рыбак червяком на удочке. Наконец, она задала вопрос, который не давал ей покоя.

— Значит, мистер Бассат и остальные не очень продвинулись в поисках, и убийца еще гуляет на свободе?

— Не совсем так. Мы не теряли времени даром и кое-что сумели сделать. Например, жестянщик, спасая свою шкуру, всячески помогает следствию, хотя это и не очень много дает. Так, он рассказал, что происходило на побережье в канун Рождества, — клянется, что сам не принимал участия в разбое, — а также кое-что о ранних делах банды. Мы знаем, что в таверну «Ямайка» приезжали ночью фургоны… и прочее. Он сообщил имена участников, тех, кого он знал, конечно. Организация, оказывается, была более разветвленной, чем мы предполагали.

Мэри молчала. Она оказалась от компота и сидела, задумавшись.

— Фактически, — продолжал пастор, — он высказал мысль, что хозяин таверны «Ямайка» возглавлял дело только номинально, но получал указания от другого лица, кто-то иной руководил делом. Это, конечно, значительно осложняет расследование. Господа страшно переполошились. А что вы думаете по этому поводу?

— Такая возможность вполне реальна.

— Мне помнится, однажды вы уже высказывали такое предположение?

— Возможно, не помню.

— Если это так, то истинный убийца и руководитель банды могут оказаться одним и тем же лицом. Вы не согласны?

— Ну, почему же. Можно предположить, что так оно и есть.

— Это облегчит поиск. Мы можем не гоняться за мелкой сошкой, а поискать более крупного зверя. Это должен быть человек умный, сильный. Вам приходилось встречать такого в таверне «Ямайка»?

— Нет, никогда.

— Возможно, он приходил тайно, ночью, когда вы с тетушкой спали. Он не подъезжал со стороны дороги — было бы слышно. Но всегда можно прийти пешком.

— Да, эта возможность не исключена.

— В таком случае, этот человек знает болота, или, по крайней мере, знаком с местностью. Один из членов магистрата высказал предположение, что он живет где-то не очень далеко от таверны «Ямайка». Вот почему мистер Бассат намерен допросить всех жителей в радиусе десять миль, я уже говорил. Так что сеть будет затянута, и убийца не уйдет, если будет мешкать. Мы все абсолютно убеждены. Вы уже сыты? Так мало ели.

— Я не голодна.

— Жаль. Ханна подумает, что ее пирог не оценили должным образом. Я говорил вам, что видел вашего знакомого сегодня?