Ему в ту ночь приснилось, что он – авалонская призрачная кошка. Вот крадется по снегу, неслышный, невидимый, вот проходит в город богатырок, который почемуто похож на Лукоморье. В царском тереме спит бабушка Яга. Баюн проскальзывает за дверь и прыгает на кровать, чтобы перегрызть ей горло. Проснувшись в ужасе, рысь по три раза повторил все заговоры от кошмаров, какие знал.

Стен у города нет. Больше на ратный стан похоже: стоят круглые цветастые шатры, между ними бродят волшебные кони, копытом роют снег и поедают оттуда мерзлую траву. Знамя богатырок полощется – Огненный Змий, «змиулан». Ягжаль рассказывала, ни змеи, ни змии тут не при чем. Этот символ – от факелов, с которыми несутся вольные девицы по туманной степи. Издалека похоже, будто аспид из пламени летит низко над травой.

Посередине града – маленький круглый пруд, ровный, будто выкопанный, и льдом не покрытый. А сразу за ним шатер Ягжаль.

– Поручением наместника Финиста... – начал Ингвар, войдя. Изза его спины выглянул Баюн, и Ягжаль, не дослушав, всплеснула руками:

– Котик! Живой! Ты сам ко мне пришел!

Изнутри шатер убран коврами, подушки лежат, стоит блюдце с яблочком. Две жаровни у входа курятся чародейскими травами. Одну из них Баюн чуть не перевернул, когда бросился к хозяйке. Повалил на подушки княжну богатырок, словно соскучившийся пес – ее мониста да серьги зазвенели. Ингвар стоял молча, мял письмо в руках, не зная, выйти ему или продолжать.

– Бабушка Яга! Я бы весточку послал, да не мог! Мне Финист сказал, ты плакала! Прости!

– Да простила уж давно! Главное, живой вернулся! Ты расскажи, что случилось? И что в Лукоморье? Мое яблочко дальше Репейских гор не кажет...

Так Ингвар и простоял, с ноги на ногу переминаясь, пока Баюн рассказывал. Только к концу рысь про него вспомнил:

– ...я с гонцом и поехал. Вот он. Депешу тебе принес.

– Нука давай сюда, – поманила Ягжаль Ингвара. – Не бойся, у нас попросту, мне все титулы, которыми Финист себя наградил, слушать неинтересно.

Она взяла письмо, распечатала, метнулась глазами по строчкам. Посуровела:

– Сниматься? И туда? Как бы омута не вышло, куда все войска и уйдут. Дай Бог, чтобы Син не предал. Мало им веры.

– Торопиться надо, бабу... – Ягжаль зажала двумя пальцами рот Баюну и отпустила, – ...Яга. Плохое чувствую.

– Успеется, – сказала княжна богатырок. – Эй, девчонки! – Она хлопнула в ладоши. В шатер заглянули две стражницы. – Доброго молодца помыть, накормить и... так, спать ему сейчас укладываться не надо. Коня расседлать, корма задать. Кушать хочешь, Баюн?

– Да не отказался бы. – Если на пути не встречалось города, рысь питался тем, что успевал поймать.

– Лучшего мяса моему котику. И молочка.

Еда у богатырок – не то что в Лукоморье. Говядины нет, не держат. Лошадь их и кормит, и поит. Баюн уже отвык и от конины, и от молока кобыльего. Понюхал даже, прежде чем есть. Ягжаль рассмеялась:

– Разбаловал тебя Финист, поди, царскими харчами?

– Дома все равно лучше, – ответил рысь с набитым ртом. Ягжаль почесала его за ухом.

– Оно понятно... Послушай, Баюн. Я сегодня утром тебя во сне видела – зубы ощерены, глаза белые, одержимые. И оберег мой звякнул, когда ты близко подошел. Неспроста тебя ведьма охмуряла, неспроста магистер в тебе тьму узрел. Чтото к тебе приклеилось, да так и не отпускает.

– Волх, может быть.

– Нет, котик. Сам подумай, зачем ему? Я над твоим Волхом недавно задумывалась, пыталась до него прозреть. Видеть ничего не увидела, а к душе его прикоснулась. Гордая сила, гневная, напористая. В дверь не стучится – настежь распахивает и с собой ее уносит. А эта у тебя, как вода сквозь камень. Точит и точит. И не похоже ни на что. Как с нею бороться, я даже не знаю.

– Магистр говорил, постом и молитвами.

– Нашел монаха... В церковьто ты можешь сходить, да что толку, если изгонять некого? Ты мне обещай, котик, что смотреть будешь в оба за всем, что делаешь и думаешь. Если почувствуешь чтото не то – сразу говори. Я за этой дрянью послежу. Вытащим ее за ушко, да на солнышко.

– Обещаю.

Ингвар задерживаться не стал, как ни уговаривали его. Поел, передохнул, простился и ускакал.

– Загонять жеребца опять будет, – сказала Ягжаль неодобрительно. – И ведь даже не спросил, а может, короче путь есть. Дерганая молодежь пошла.

– Да куда уж короче – и так напрямик.

– Я тебе, Баюн, ведь говорила, что место это волшебное? – Ягжаль указала на круглый пруд. – Есть отсюда древняя дорога, прямо в западные леса Хидуша. Половину пути срежем. А дальше в берендейские княжества пройдем и у Тугарина в гостях окажемся. Как Финист заказывал.

Ягжаль собрала богатырок и велела наряжаться в поход. Сама достала боевой лук, бронь пластинчатую, колчаны со стрелами – где обычными, где чародейскими, где отравленными. Белогрива в броню одели. Баюна Ягжаль посадила на подводу, накрыв ее сверху шкурами. Медленно, друг за другом, кони начали входить в пруд, погружаться в него и пропадать. Рысь, когда подошла очередь подводы, задержал дыхание, но то, что казалось водой, было странной щекочущей пленочкой. Из нее подвода выехала на утоптанную дорогу посреди зеленых зарослей.

Совсем неподалеку от границы оказался выход. В тот же день богатырки вступили на землю одного из берендейских княжеств.

– Здесь у нас друзья, – показывала на карте Ягжаль, – а здесь просто не враги. Может, с нашими ратями уже на подходе встретимся, если Финист коридор проложил как следует.

На всякий случай она решила «пояблить» наместнику – и, как оказалось, правильно сделала.

Финист выглядел замученно, под глазами – круги. Таким Баюн его еще не видел. Во время штурма Лукоморья маршал себя тоже не щадил, но впервые он был растерянным, чуть ли не испуганным.

– Ягжаль, Заморье купило берендеев, – сказал он вместо приветствия. – Они дали нашим войскам подойти, взяли их в окружение и напали. Дружины рассеяны. Я не могу за ними всеми проследить. Пытаюсь вывести оттуда, но заморцы бьют железных соколов – то ли заклинаниями, то ли какимито особыми пулями. Никому не верь и уходи в Хидуш. Пусть Равана высылает помощь, как обещал. Уговори его. Мне сейчас не до политесу с послами.

– А запад что?

– Все попрежнему. Я не могу оттуда никого увести – авалонцы прорежут Аламаннское и ударят по Залесью. Они уже идут в обход, северные и южные королевства полнятся наемниками. Я выгнал всех из Лукоморья и стягиваю силы к рубежам. Здесь только я и мои собственные дружины. Неизвестно, что еще придумает враг.

– Финист! Озверел такие вещи вслух говорить?

– Не бойся, если твое яблочко чистое, то моето уж точно. Я хочу, чтобы ты поняла, что происходит, и не теряла времени. Баюн с тобой?

– Да. – Ягжаль повернулась, чтобы позвать. Рысь отшатнулся от блюдца, помотал головой: не подйду.

– Ну и хорошо. Выполняйте.

Финист пропал.

– Дааа... – вздохнула Ягжаль. – Я как знала, перехитрят его заморцы. Они темных хорошо изучили. В лоб не идут, выманивают, дразнят. Финисту не терпелось, вот он наживку и проглотил. А Раване что говорить? По всему выходит, это мы напали, а они защищаются.

Но Равана, царь хидушский, на удивление, Ягжаль выслушал. Баюн им был толмачом. В другое бы время подивился рысь на местные диковины, и на тонколапых храмовых кошечек, себя называвших тайными жрицами, и на многорукие статуи, и на зверей олифантов, и на чародеев. А еще Емеля правду сказал – почти все босыми ходят. Только это не от святости особой, а от бедности. Да еще тепло тут. Чего на обувку тратиться?

– Посмотрим, что будет дальше, – сказал Равана. – Если русичи выведут войска – или они, хехе, закончатся, – а заморцы продолжат наступать, станет ясно, что Тугарин Змей был всего лишь предлогом. И если война докатится до моих границ, тоже. Пока что Тридевятое царство воюет лишь на чужой земле.

– Ты обещал! – взревел Волх. – Предатель!

– Утихомирься, – ответил Муруган. – Ты пал жертвой собственной поспешности. Нечего было вытягиваться так далеко.