– Значит, вы, герр Баюн, спускались в нижние миры... Что ж, неудивительно, что вы несете с собой какуюто тьму.
– Тьму? Я?
– Да. Природу этой тьмы сложно определить, и она очень трудно видима. Однако я хорошо чувствую подобные вещи.
– Вы не знаете, как от нее избавиться?
– Есть тьма и тьма. Одержимость бесами – совсем другое дело. Любой человек есть носитель греха, и лишь он один способен очистить себя, постом и молитвами.
Чтото подсказывало Баюну, что пост и молитвы тут не помогут.
– У меня иногда бывают злые мысли, – сказал он. – И они кажутся не моими.
Магистр кивнул.
– Да, это верные признаки искушения. Я мог бы отпустить вам прегрешения или предложить убежище в нашей святой обители, но вы пока еще ничего не свершили, и вам не угрожают. Вы просто несете это в себе, как зернышко в яблоке. Мой совет остается прежним – молитва и пост.
Это все изза Волха, подумал рысь, и вспомнил о своей идее просветлить его.
– А демоны? – спросил он. – Алеша мне сказал, что вы со Скименом можете говорить. То есть это дозволенная тьма?
– Могу, – ответил магистр. – Демоны не добры и не злы. В их душах, как и у нас, людей, тьма переплетается со светом. Другое дело, что душа человека изначально светлая, а демона изначально темная. Их трудно направить на путь искупления, так как они не знают, что есть мораль. В этом заключается великий парадокс их перевоспитания. Ведь при желании светлые покровители народов могли бы просто изничтожить эту тьму в сердцах своих детей. Но, обретя мораль, демон перестает быть демоном, перестает быть духом государства, а значит, больше не может исполнять свою роль. Есть притча о человеке, который захотел разводить лис ради их меха, как овец разводят ради шерсти. Он приручил лису, но та была дикой и злой, пыталась бежать, нападала на хозяина. Человек не сдавался. Он воспитывал ее лисят, а потом и их лисят, пока наконец очередное поколение не выросло послушным и ласковым. Но роскошного меха, ради которого он старался, у этого поколения не было. Их шерсть укоротилась и потускнела, хвосты истончились и свернулись колечком. Лиса превратилась в собаку. Все, чего тот человек добился – он понял, откуда взялись собаки...
– Он мог бы остановиться гденибудь посередине, – возразил Баюн. – Где лиса бы еще не потеряла мех, но уже и не часто кусалась.
– Именно так поступил Светлый Конунг, и стараются сделать его братья. Удержать свет и тьму в душах демонов на определенной черте. Когдато считалось, что создание демона – временная мера, пока люди не научатся жить в братстве. Но прошли тысячелетия, а человечество до сих пор полно ненависти друг к другу. Мечта о братстве становится утопией. Быть может, ее осуществят те, кто населит мир после людей.
– А что стало с теми лисами? – спросил Баюн.
Магистр заморгал.
– С какими?
– Ну, которые не оправдали надежд. Куда их дел хозяин?
– Я понятия не имею. Это же притча.
– Хочется верить, что раздал, а не утопил, – сказал рысь.
Допрос МакГонагалл немного дал – для Баюна. Она вправду не знала, почему он понадобился Авалону. Да и Авалону ли, неизвестно. Ведь у этого королевства лучшая тайная служба из всех, что Вию подвластны. Могло и Заморье нанять. Зато рыцари выведали столько, что за ведьмой не успевали записывать. Под конец она начала уже сочинять, потому что обезумела в агонии. Магистр, не удосуживаясь тем, чтобы слать гонца к королю Фридриху, ее показания зачитывал сразу Скимену. Хоть и заявлял он о своем благочестии, а тщеславия не избег.
– Грррррауаррррррр!! – Рык разъяренного демона чуть не оглушил аламаннца. Тело магистра сидело в особой келье, положив руки на колени и устремив невидящий взгляд в никуда, а разум пребывал в подземном мире. Он скорее чувствовал присутствие Скимена, чем видел его, и это было благом. Особенно сейчас.
– Это еще не все, – смиренно продолжил магистр. – В Тридевятом царстве...
– Проблемы Тридевятого меня мало волнуют! Достаточно мы были для разжиревших королевств дойной коровой! Отсылай все это Гвиневре, посмотрим, что ответит старая карга!
Старая карга тем временем была не в духе. Слишком уж плохи у королевств пошли дела. Люди снова стали роптать на непомерные поборы, и отвлечь их становилось все труднее. Раньше найдешь какихнибудь заговорщиков против короны, казнишь их – народу такого зрелища хватает. А сейчас этого уже мало. Приходится выдумывать. Воевали с Дракулой – не то чтобы особо воевали, а все же развлечение. Про интрижки дворцовые нарочито сплетничали в открытую, погубив тем самым репутацию многих придворных. Справили свадьбу авалонского принца, вынесли после нее объедки и расставили на улицах – пусть простой люд видит, насколько к нему щедры. За те объедки, правда, драка случилась, коекого и убили, но не суть. Снизитьто поборы никак не получится. Королевства – это толпа людей, которые друг друга держат за горло. Он ведь каждое должник другого, и все в конечном итоге должны Заморью. Собственную разгульную жизнь правители, конечно, ни за что не согласятся умерить. Так что изволь, народ, поднапрячься. Дома призрения всякие да приюты начали закрывать – нечего тратиться на дармоедов. Торговцы цены задирают день ото дня.
В Авалоне сразу бедняки взбунтовались: и так жизнь не сахар, а тут вообще есть нечего стало. Пришлось их стражей утихомиривать. Много полегло. Кочергой да топором против арбалетов не оченьто повоюешь. Расправа над Дракулой, думалось, казну пополнит, но заморцы там уселись, как собака на сене: сами не едят и другим не дают. Потом еще и потеряли его.
И вот в такой обстановке с самого верха идет приказ: проникнуть в Тридевятое царство, пощупать, кто таков этот рысь, что на хорошем счету у нового правителя русичей, и может ли послужить Заморью. С чего вдруг именно он, непонятно. Не пояснили. Лазутчика Авалон подбирал вдумчиво: лучших тратить на какуюто большую кошку не хотелось, но и проникнуть сейчас в Тридевятое требуется аккуратно. Неровен час, Финисты в голову тоска по былому ударит, и он прикажет границы запереть. А лазутчицу, не успела она освоиться как следет, обнаруживают. Да как – она оказывается в Ливском королевстве, у разгневанных светоносцев, и король Фридрих живо интересуется, как понимать присутствие авалонской тайной службы в его анклаве. К тому присовокупляет протокол ее допроса. С именами всех шпионов Авалона и предателей, что скрывались на аламаннской земле. С раскрытым планом – если аламаннцы продолжат артачиться, не станут выручать королевства деньгами, пустить им крыс в города. С признанием при свидетелях, что это Авалон некогда, еще до Арнульфа Живописца, подначил аламаннцев схлестнуться с русичами...
В глубочайшую лужу села королева Гвиневра. Не Божий промысел, не сатанинский замысел – обычная человеческая глупость. И следствия этой глупости были не менее глупыми и опасными.
– Столько лет прошло – нас до сих пор Арнульфом попрекают! Уже два поколения выросли, которые той войны вообще не застали. А их за глотку и носом в бумагу: моего прапрадеда на костре сожгли, а его матушку вервольфы съели заживо. Извольте платить.
– Ты ж не аламаннец на самом деле, Алеша, – сказал Баюн. – Почему «нас»?
– Ну и что, что не аламаннец? Нет у королевств больше справедливости, а есть корысть. Сколько можно страну унижать? Злодеи свое давно получили. Из них уже в живыхто никого не осталось.
Осерчал Скимен – страсть. Лопнуло терпение льва. Вспыхнули старые обиды, как порох. Светлому Конунгу елееле удалось его укротить, уговорить не начинать первым. Но Балора, демона авалонского, Скимен уже по щупальцам ощутимо хлестнул: прочь из Муспельхейма, жадная тварь! Скрестились взглядами, напряглись, собрались – пока не бросаются, пока изучают друг друга, но армии цвергов и фоморов уже в полной готовности, ожидая, что предпримут владыки. Красные волны толчками исходят от демонов, незримо проникая на поверхность и в души людей.
Король Фридрих потребовал за ведьму выкуп. Заодно и за всех лазутчиков, что выловили в Аламаннском. Перестали впускать товары из Авалона, послам закрыли рубежи. Долги выплачивать отказались. Ответ первоначально пришел не от хозяйки колдовского острова, а от прочих королевств: те тоже прекратили торговлю с аламаннцами. Так повелело Заморье, а ему повелел Вий. Тогда уже и Гвиневра вступилась – наслала на Аламаннское королевство чуму.
