Зубы вонзились в мякоть на внутренней стороне вражьего щупальца, распарывая ее и рассекая присоску. Хлынула черная дымящаяся жижа. Вздрагивая, извиваясь, щупальце начало уползать обратно в колодец. Прочие дернулись в сторону Волха, но тот был начеку. Самое тонкое из щупалец он разорвал пополам. Остальные поспешно убрались.

– Занят гдето опять, – прошипел Волх, тяжело дыша. Ему тоже досталось, но не сильно. – Повезло. Только ненадолго.

Благодарности от него не последовало, да Баюн ее и не ждал. Он заметил, что демон начинает таять, и быстро вспрыгнул на одно из его ближайших щупалец.

Словно вихрь, Волх пронесся через пекельные царства. Благословение Всеслава придавало ему сил, но на нем одном демону было бы не продержаться, да и схватка с Разящим его изрядно измотала. Посему, устало повалившись в капище Навьего царства (Баюн спрыгнул сам, не дожидаясь, пока его опять стряхнут), Волх рявкнул, чтобы тащили корм, да побыстрее, а откуда, его не волнует.

Навы сами были измотаны не меньше. На их рубежи, боясь не успеть поживиться после Вия, напало существо из соседнего мелкого царства. Демоном оно не было, но в кровожадности им не уступало. Умертвить его удалось только ценой больших жертв и разрушений. Вся Навь жила в страхе, оружие раздали каждому, кто мог его держать. Поэтому появление долгожданного владыки было встречено безумным ликованием. Кричали навы, ревели ящеры, клекотали рароги. Многие, побросав свои дела, побежали добывать Волху пищу и стряхивать паутину с давно позабытых бочек. Сам верховный нава, который до того спал, в накинутом наизнанку облачении явился пред очи демона, рассыпался в восхвалениях ему и обещал великое радение сразу после того, как Волх насытится.

Ну все, подумал Баюн, я свое дело сделал. Надо возвращаться домой. И чем скорее там кончится весь этот кошмар, тем лучше.

Он попросил у нав отправить его на поверхность, но те ответили, что у очень немногих есть «допуск» туда, а они не оченьто горят желанием появляться там в это время.

– Дождись маршала, – сказали Баюну. – Он сегодня явится за подкреплением. Только это безумие. В Лукоморье сейчас боевые действия.

Соловейские, подумал Баюн, и от сердца чуть отлегло. Значит, не в Тридевятом пока «занят» демон Заморья. После подземных чудищ разбойники казались чуть ли не безобидными.

Волх разомлел – впервые за долгое время он наелся досыта. Его тулово даже чуть подросло.

– Почему так медленно? Спите, что ли? – рыкнул он.

– Мало запасов осталось, господин.

– Распустились тут без меня... Придется трясти. Все поняли, что это значит?

– Да, господин.

– А что это значит? – спросил Баюн у одного навы.

– Войну, – ответил тот. – Волх будет потрошить когонибудь слабого. Для поверхности это вторжение Тридевятого царства в соседнее королевство или еще куда.

– Да нам и так не здорово! Нельзя без вторжения?

– Не выйдет. От господ демонов исходит сильнейший психический импульс пассионарности... – Нава поглядел в стеклянные глаза Баюна, усмехнулся и сказал: – В общем, считай, что это волшебство такое. Решит господин Волх, к примеру, авалонцам всыпать – и русичи проникнутся к Авалону ненавистью.

«Так вот что со мной было в том подземелье. А ято решил, будто в настоящего героя превратился».

Баюну было обидно. Казалось бы, праведный гнев, готовность погибнуть за родную сторону – чувство святое, высокое. А это, выходит, всегонавсего чародейство отвратительного чудовища. Хочется верить, что есть у Волха хоть крупица света в его черной душе. Ведь не зря же он сын Князя Всеслава.

Началось радение. Баюн уже знал, что это означает, и поспешил убраться подальше. Вслед ему неслось:

Страж империи

На далеком стыке двух миров,

Страж империи,

Часовой невидимых постов,

Страж империи во мраке и огне,

Год за годом в битвах на святой войне.

И тут тоже о своем демоне песни сочиняют. Когда только успели?

Финист так и не явился. Вместо него на крылатом ящере прибыл его друг – худой, длинноносый Ворон Воронович.

– Финист крепко занят, прижало его! Мы к площади пробиваемся. Разбойники в терема вбежать норовят и простыми людьми прикрываться.

– Ушкуйники есть? – спросил Баюн.

– В Лукоморье нет. На севере бузят. Там у нас никого пока.

– А из заморцев кто?

– Орлы, да эти... кирконосцы бегают. Их на улицах не очень много, в царском тереме засели. Еще нечисть Кощеева коекакая. Сам Кощей, по слухам, тихариться будет, пока у нас силы не иссякнут окончательно.

Баюн примостился в пустой корзине изпод громкамней. На спине ящера он удержаться не мог, как ни старался – всетаки это не лошадь.

– Зададим мы Соловью сейчас! – объявил Ворон. – На бойцов расщедрились – нав теперь батюшка демон прикрывает. Ну, трогай!

Они взлетели. Сверкнуло кольцо Ворона, и свет солнца – настоящего солнца – ослепил Баюна. Рысь уже забыл, каким должно быть небо. Щурясь, он осмотрелся: землю и крыши теремов под ними покрывал снег. Это сколько же он был в Нави?

В отдалении кипел бой с соловейскими. Огромные орлы кружили над улицей, то и дело выхватывая по человеку. Со стороны Медвяной улицы, видел Баюн, торопилась и подмога разбойникам.

– Ворон! Смотри!

– Вижу. Цут, Ивашка, ату этих псов! Ксайф, твой клин – до Финиста! Остальные за мной!

Крылатые всадники разделились. Два десятка, достав громкамни, полетели к Медвяной, , еще сотня исчезла на юге, а Ворон атаковал орлов.

Баюн из своей корзины мог только смотреть. Ящеры бросались на птиц, рвали им перья, стараясь уйти от клювов и когтей. Всадники, навы и паратройка людей, били из самострелов. Вскоре полетел к земле ящер, обезглавленный, а следом – орел с перегрызенным горлом. Рухнул с небес еще один орел, которому прострелили глаз и сломали крыло.

– Надерите их хвосты! – кричал Ворон Воронович. Сам он в бой не вступал, облетая вокруг. – Уар – по правую руку!

Черная тень вынырнула из туч. Это был не орел: Баюн мельком увидел крылья летучей мыши и длинный тонкий хвост. Тень схватила Ворона и унесла в небо, разрывая добычу на лету. В сторону Баюна брызнуло кровью. Закричал, засуетился ящер, оставшись без седока. Рысь выпрыгнул из корзины на скользкое седло, уцепился как мог, завертел головой. Орлы, пользуясь замешательством, уже отжимали навье войско. Сразу два ящера пали на заснеженные крыши, проломив их.

Баюн не услышал – почуял нечто у себя за спиной. Он обернулся за миг до того, как тень его накрыла. Прямо в морду ему целились когти, длинные, словно кинжалы. Рысь прижался, увернулся, едва не слетев с ящера, и бросился тени на перепончатое крыло. Шкура твари была мерзкой, скользкой, упругой, как у рыбыкита, голову венчали рога, а морды не было вовсе – ни глаз, ни рта, ни носа. Без единого звука тварь боролась, пытаясь достать Баюна. Тот висел, будто клещ, зубами и когтями пропарывая дыры в жесткой сухой плоти. Крови из ран врага не лилось – да и был ли он вообще живым?

Кувыркаясь, Баюн и рогатый падали на улицы Лукоморья. Тень не слабела, хотя крыло ее уже было изодрано в лоскуты. Она изгибалась всем своим скользким телом, вытягивала когти и наконец зацепила Баюна. Рысь ощутил, как острая боль входит ему в бок, но тут чтото черное пролетело мимо них на землю, ахнуло, полыхнуло, ослепило, и последним, что увидел Баюн, была смутная полупрозрачная туча, живым туманом восставшая во все небо.

Глава четвертая

Когда вернулись, постепенно, сначала слух, потом зрение, Баюн понял, что лежит плашмя на трупе рогатой тени. Это его обрадовало. Если бы тварь оказалась настолько живучей, что пережила падение, его бы не пережил сам Баюн.

Рысь поднялся и охнул. В боку вспыхнула боль. Шерсть там намокла от крови и слиплась. Боль, то тупую, то острую, причиняло каждое движение. Нужно найти воду, заметалось у него в голове. Но где? Если река успела замерзнуть, он не пробьет лед, да и холодная вода может остановить сердце. Вокруг никого не было: ни своих, ни чужих. Там, где упал громкамень, зияла воронка, полная кровавой каши. Вокруг нее лежали тела. В небе кричали вороны. Терема глядели на Баюна пустыми окнами.