– Вы его правда видели? – спросил Баюн.
– Старикато? Видел – вот как тебя сейчас. Жуткий он был, словами не описать.
– Я должен его найти. То есть, не самого Волха, а его преемника. Ну, то есть, он тоже Волх...
– Уцелевшего Всеславича... За тяжкое дело ты взялся, рысь.
– Не по своей воле, – ответил Баюн.
– Видел я и ту битву, – проговорил Цардок. – Мы, навы, тоже биться можем, но при живом Волхе нашим делом было его силой напитывать.
Он закрыл глаза. Как объяснить тому, кто впервые в пекельном царстве, что такое здешние сражения? Вспышки пламени, грохот и гром, алые лучи, режущие плоть и бронь, боевые ящеры в шипастых латах, железные самоходные големы. Нет бегущих – всех держит могучая воля владыки, и только если он падет, навы смогут брызнуть с поля. Потому стоят насмерть и идут прямо в огонь, покоряясь безжалостному демону. А высоко над ними заслоняют небо громадные, ужасные тени, рвут друг друга, сплетаясь в свирепой борьбе, и черная их кровь выжигает землю дотла.
– До последнего Волх боролся, – сказал бывший Садко. – Очень уж крепким был старик, да и мы старались. Но неравными оказались силы. Демон Заморья у меня на глазах вырвал сердце Волха. А до того вспорол ему живот, чтобы уничтожить преемников. Только один из змеевичей ускользнул. Остальные трепыхались, а этот сразу смекнул, что Навьему царству конец приходит. На запад ушел, да только где его искать там? Может, уже и сгинул.
– Не сгинул! Светлый Князь мне сам сказал – чувствует его.
– Ну, значит, подождать надо, – рассудил Цардок. – Сам придет. Нам же не резон в чужие царства соваться.
– Да кто кому больше нужен – он вам или вы ему? – возмутился Баюн. – Что вы все холоднокровные, как лярвы? Вы сидите, умствуете, а мое Тридевятое погибает. И ваша Навь тоже падет, неужели не понимаете?
Цардок криво улыбнулся.
– Верно ты говоришь, Баюн. Мы холоднокровные. А Волх – горячий, огненный. Мы ему служим потому, что так подобает. А люди – по зову сердца. У тебя с ним больше общего, чем у нас. Так что как знать – авось и сможешь его найти.
– Что находится на западе? – спросил рысь.
– Пекельные царства королевств да большие пустоши. На крайнем западе огненный окиян, а за ним – владения заморского демона. Путь твой через речку Смуродину, по Калённому мосту, в Муспельхейм. Там след змеевича обрывается.
– Еж твою мышь! – в сердцах воскликнул Баюн. – Бродячим становлюсь, куда там купцу Афанасию. Ну, дай Бог, чтобы там уже успокоилось все.
Не было в Навьем царстве ни лесов, ни полей. Все подземье Тридевятого навы превратили в один большой город. Понаставили свои домабруски, а где были горы – выточили их, как древесный жучок. За пределами пекельного Лукоморья Баюну стали попадаться развалины, и чем дальше он шел, тем чаще. Только тут он понял, какие раны нанес Нави Вий. Вокруг Цитадели город отстроили заново, а во всех остальных местах его еще продолжали восстанавливать. Баюн увидел тысячи рабов, влекущих каменные глыбы. С зашитыми глазами, чтобы не смотрели по сторонам, с зашитыми ртами, чтобы не разговаривали, они тянули свои бечевки, а вокруг похаживали двуногие ящеры и щелкали бичами с железными наконечниками. Передернувшись, Баюн поспешил дальше.
Рысь мог пройти дальше, чем кот, и быстрее, чем кот, но в Навьем царстве ему приходилось туговато изза жары. А кроме того, здесь не было ни еды, ни воды. Навы же не отличались гостеприимством. Баюн обглодал какойто куст и немного насытился, но пить захотелось еще сильнее. В Нави не было солнца, и он не мог понять, сколько уже идет. К речке Смуродине рысь вышел еле живой.
Вместо воды Смуродина текла вязким огнем. Жар от нее обжигал. Баюн понял, почему Калённый мост так называется: рысь не мог даже ступить на него. Но ему повезло. По Смуродине ходили корабли, защищенные от пламени волшебными пузырями. На один из таких кораблей Баюн и прошмыгнул. Корабь назывался «Нагльфар»; увидев аламаннское слово, рысь рассудил, что тот рано или поздно окажется в Муспельхейме.
Гружен «Нагльфар» был огромными железными бочками. У каждой из них был краник, как у бочек с вином. Измотанный Баюн не стал долго думать, повернул один из краников, и на пол трюма полилась тягучая, как патока, красноватая жидкость. На вкус она оказалась сладкой, однако не приторной – так бывает сладка вода в горном ручье, но, в отличие от воды, эта жидкость утоляла еще и голод. Баюн пил, пока не вылизал лужу досуха, и уснул, спрятавшись между бочками.
Во сне он был огромен, величиною с весь «Нагльфар», а может, и больше. Тело его, пока юное, неокрепшее, не обросшее броней, уже двигалось быстро и юрко. Быстрота позволила ему прошмыгнуть мимо разъяренных битвой врагов. Еще он был хитер и отличался редким для своего племени терпением. Вплавь он пересек Смуродину и вылез в Муспельхейме. Тотчас дорогу преградили: взрослый, крупный, сильный. Щупальце обвилось вокруг горла, лязгнули угрожающе львиные клыки в несколько рядов. Тот, чьими глазами Баюн смотрел, съежился в комок, униженно упрашивая пропустить. Не верю, зашипел муспельхеймский и сжал щупальце, одни беды нам от всего вашего рода! Тут далеко сверху, словно удар колокола, раздался мощный и чистый глас на аламаннском, чьи слова Баюн понял как: «Позволь, тебе воздастся». Муспельхеймский неохотно посторонился, а его незваный гость змеей скользнул по чужим владениям и, не задерживаясь, устремился дальше.
Баюн проснулся оттого, что качка прекратилась. Корабль стоял. Рысь быстро напился из бочки и, прячась темными углами, вышел в порт.
Навы жили и здесь, но называли они себя «цверги». Ящеры Муспельхейма были более змееподобными, повозки влекли многоногие лошади, да еще ходили великаны, ничем не напоминавшие, впрочем, Усыню и Горыню. Пытаясь вспомнить свой сон получше, Баюн шел на запад. Направление он спросил у цвергов; как те, не видя ни заката, ни восхода, ни звезд, узнавали стороны света, рысь мог только гадать.
В Муспельхейме было оживленно. Сегодня же на земле Осенний Пир, вспомнил Баюн. Интересно, что в этот день делают цверги? Пировать им почти что нечем. Не зря ведь жители пекельных царств всеми правдами и неправдами лезут на поверхность.
По пути Баюн объедал редкие безвкусные растения. Питье он нашел: коегде из земли, как аисты, торчали краники на длинной ноге. Вода из них была горячей и немного пахла серой. Он не знал, сколько прошло времени, прежде чем в отдалении не начали бить часы. Заслышав этот звук, цверги бросали свои дела, раскрывали крылья и кудато летели мимо Баюна. Стремились они к западу, поэтому рысь вскочил на крышу одной самоходной повозки и вцепился изо всех сил. Он уже видел, как быстро эти повозки катят.
Самоходка привезла Баюна на улицы, в котоых он распознал столицу Аламаннского королевства. Толпы цвергов текли туда, где на поверхности находился королевский дворец. В Муспельхейме там было капище. Звуки, доносившиеся оттуда, заставили Баюна поморщиться: навская, ну или цвергская, музыка. Да и какая же это музыка? Барабанный бой да железный скрежет, будто точат ножи. А что поют, за этой какофонией часто вообще не разобрать. Однако тут Баюн остановился и прислушался. Вопервый, поющий голос был женским. Вовторых, пел он на языке не Муспельхейма, а Авалона:
A heartbeat like thunder, burning down under,
Ready to fly into the great sky.
When the flames getting higher, you're feeling the fire,
You know it's our turn – we're ready to burn.
Четыре раза огонь помянули – ну да хотя про что еще в пекельном царстве петь? Ни облаков, ни цветов, ни ручьев у них, а девицы все – такие же чудыюды. Из любопытства Баюн подошел поближе. Музыка ревела так, что оглушала, цверги прыгали и бесились, перекрещивались лучи цветного света.
Burn it up, bird of fire,
Come on and set this place on fire.
Burn it up, it will take you higher,
Feel the heat and feel the fire.
