— Вы хотите объявить его некомпетентным? Я размышлял над этим — полагаю, многим приходила в голову такая мысль.

— Я сомневаюсь, что нам удастся нечто подобное.

— Я тоже. Но вы сказали, что нашли способ?

— Мне нужно от вас заверение в том, что сказанное не покинет пределы комнаты до тех пор, пока я сам не сброшу покров тайны, Энди. Видит Бог, это подлинно необходимо в интересах национальной безопасности — если что-то и требовалось хранить, как величайший секрет, то это именно тот случай. Могу я абсолютно положиться на вас?

— Господин президент, если вы так уверены, что ваш план будет работать, зачем нужно сохранение тайны?

— Потому что если Холландер пронюхает о нем слишком быстро, он может найти способ воспрепятствовать ему. Если нам удастся захватить его врасплох, появится больше шансов на успех.

— Но я полагаю, вам потребуется поддержка конгресса.

— Да. Я дам вам список имен тех, с кем я уже переговорил. Они единственные, с кем вы можете обсудить это. Завтра утром я собираюсь созвать закрытое совещание лидеров обеих палат, а затем мы обсудим все на общем собрании, но тем временем я хотел бы поговорить с каждым из вас лично.

— В связи с этим я не вижу причины отказать вам, господин президент.

— Итак, вы даете мне слово?

— Я даю вам слово. — Би слегка улыбнулся. — В том смысле, в каком может быть надежно слово политика.

— Ваши слова всегда были надежны в достаточной степени, Энди. Вы чертовски яростно выступали против меня по многим вопросам и заключили не меньше меня тайных сделок, но я никогда не слышал, чтобы вы нарушили свои обязательства.

Манере общения президента были свойственны мелодраматические эффекты; при всей своей заслуженной репутации ловкача-пройдохи он был по-курьезному старомоден в своих убеждениях. Его представления о чести и достоинстве отвечали требованиям эпохи викторианства. Брюстер оставался джентльменом, и это выглядело довольно старомодно в мире, в котором подобные качества считались бессмысленными и даже подозрительными.

Президент откинулся назад в массивном кресле.

— Итак, приступим. Мне нет необходимости перечислять вам, почему мы не хотим, чтобы Уэнди Холландер поднялся в четверг по ступенькам Белого дома со всеми своими чемоданами. В этом мы согласны друг с другом, не так ли?

— Полностью.

— Я могу также отметить, что у нас не осталось времени, чтобы кратко посвятить во все сложности управления страной нового человека. Я приложил все свои усилия, чтобы ввести в курс дела Декстера Этриджа. Декс умер, и мы остались с Уэнди Холландером. Энди, мы уже несколько лет на Холме, вы помните дебаты по поводу билля преемственности в тысяча девятьсот шестьдесят шестом году?

— Смутно.

— Тогда поднимался вопрос о том, что нам, возможно, следует уточнить, что в случае национальной катастрофы, когда весь порядок преемственности будет уничтожен — допустим, при грандиозном военном нападении и полном разрушении Вашингтона, — мы должны предусмотреть механизм, в соответствии с которым военные могли бы сформировать правительство на временной основе для действий в условиях чрезвычайного положения. Вы помните это?

— Да. Предложение было отвергнуто, потому что никто не хотел пропускать законопроект, который мог уполномочить генералов взять власть.

— Совершенно верно. Конгресс был напуган и не решился принять его независимо от формулировки. В целом, я полагаю, сомнения были обоснованны. Довод, по которому обсуждение отложили, состоял в том, что, если на нас обрушится катастрофа такого масштаба, генералы вмешаются естественным образом и возьмут власть, не нуждаясь в каких-либо бумажных обоснованиях. Это всех удовлетворило, и идея была отброшена. Но в рассуждениях, которые стояли за этим, был смысл, Энди. В той ситуации, когда вы теряете сразу и вашего президента, и вашего вице-президента, положение становится чрезвычайным, потому что остальные люди в порядке преемственности не обладают достаточной квалификацией для такой должности в смысле посвященности во внутренние дела администрации, переговоров с другими государствами и все остальное. Позвольте мне объяснить это на примере. Допустим, что кабинет президента оказался пуст и в него вошел некто наподобие Уэнди Холландера — забудем на минуту о его политическом облике, — и предположим, что пятью часами позже, скажем, Египет решил воспользоваться замешательством, чтобы оккупировать Израиль. В этой ситуации Холландер не знает не только, какие секретные переговоры могли проводиться между нами, но и даже как вообще запустить механизм дипломатии и военных ответных действий. Вы понимаете, к чему я клоню?

— Да, сэр. Но это относится к каждому в порядке преемственности.

— За исключением того, кто нес бремя президентства раньше, — сказал Брюстер. — Того, кто уже знает все средства и методы.

Би внимательно слушал, поглощенный его словами.

— Последний освобожденный от должности бывший президент — именно так я себе это представляю. Конечно, это относится ко мне, поскольку мои полномочия истекают в четверг в полдень. Это не вступает в противоречие со статьей Конституции об ограничении президентства двумя сроками, так как я находился в должности только один срок. Я должен подчеркнуть, что это играющее мне на руку предложение вызвано преимущественно угрозой существования Уэнди Холландера, но я утверждаю, что в нем содержится достаточно здравого смысла — и его можно принять как общее правило, хотя я не исключаю вероятности, что конгресс захочет отказаться от него, после того как мы отодвинем в сторону Холландера.

Окна были замазаны, чтобы не пропускать зимний холод, и в комнате стоял удушливый запах сигар Брюстера. «У президента манеры закоренелого бандита», — подумал Энди Би, но продолжал невозмутимо слушать.

— Я прошу конгресс внести в Акт преемственности поправку, позволяющую мне временно оставаться на посту президента до возвращения Клиффа Фэрли. Альтернативой этому, я продолжаю повторять, является Уэнделл Холландер — и я до глубины души уверен в том, что страна этого выдержать не сможет.

— Вы действительно думаете, что вам удастся убедить конгресс пойти на такой шаг, господин президент?

— Я беседовал с лидерами обеих сторон двух палат, и оказалось, что большинство солидарны со мной. Я напомню вам, что в сущности любой конгрессмен или сенатор стоит по крайней мере слегка левее Уэнди. А многие из них придерживаются гораздо более левых взглядов.

— Мне было бы интересно узнать, кто отказался согласиться с вами, и какие причины они назвали.

— Я сообщу вам их имена. Всех, кто согласился и кто нет. До того, как вы покинете это здание сегодня. Но у меня слишком много дел, чтобы потратить с вами целый час, перебирая список имен. Вы должны понять меня, Энди.

В глубине сознания у него шевельнулась мысль, что президент мог сделать подобное заявление независимо от того, соответствовало ли оно действительности. Как полицейский, сообщающий подозреваемому, что его сообщник признался. Это было одно из предположений, которое он не мог отбросить в отношении Говарда Брюстера.

— Господин президент, допустим, конгресс поддержит вас. Допустим, вы не получите отпора в Верховном суде, допустим, все согласятся — все за исключением Уэнди Холландера и других иеху,[27] естественно. Что тогда? Что вы собираетесь делать?

— Управлять страной, как я делал последние четыре года.

— Я спрашивал не о том, и думаю, вы знаете это, господин президент.

— Вы имеете в виду, что я собираюсь предпринять в отношении радикалов? Обстановки в стране?

— Да.

— У меня нет для вас быстрого ответа, Энди. Это то, по поводу чего нам следует собраться вместе и все тщательно обсудить. Я могу гарантировать только одну вещь — я не буду делать того, что сделает Холландер.

— А как вы считаете, что он будет делать, когда у него будут возможности?

— Вы полагаете, что, возможно, бремя ответственности смягчит его?