— Что?

— Чтобы убедить некоторых людей молчать о нас.

— Кого?

— Некоторых людей в Лионе и Гамбурге. И там, куда мы направляемся, в Лахти. — Стурка произнес последнее слово с твердым гортанным «х».

Марио понимающе кивнул. «Сессна Сайтейшн» был семиместным военным реактивным самолетом с дальностью полета 1200 миль. Они должны были дважды приземлиться для дозаправки, и в Гамбурге и Лионе требовался кто-то для подготовки посадочной площадки и обеспечения топлива.

Огни гавани отодвинулись по правому борту, и Марио зафиксировал курс, направляясь к темному берегу к западу от Альмерии. Пометки на карте свидетельствовали о том, что к нему легко пристать. За мысом прибой не должен быть сильным, и он, вероятно, сможет выбросить плот прямо на песок. Ему придется прогуляться пару миль пешком, но это его не волновало.

— Продолжай перечислять свои действия.

— Мы взлетим в пятницу, в одиннадцать утра. Когда мы будем в воздухе и выйдем за пределы линий пассажирских сообщений, я выведу из строя радио тем способом, который объяснил мне Алвин, и наведу пистолет на пилота. Я прикажу ему приземлиться на месте, которое вы здесь выбрали. — Он жестом показал за покрытые солью окна. Площадка находилась в четырнадцати милях вглубь от Альмерии и представляла собой гнездо в предгорье. — Если с пилотом будут проблемы, я выстрелю ему в ногу и велю быстро приземлиться, чтобы мы могли оказать ему медицинскую помощь до того, как он истечет кровью. Если он все еще будет пытаться повернуть и возвратиться в Гибралтар или приземлиться в Альмерии, я прострелю ему другую ногу. Я скажу ему, что убью его и попытаюсь совершить посадку сам.

— Ты думаешь, у тебя получится?

— Если потребуется, я надеюсь. Алвин достаточно тренировал меня.

После приземления они собирались убить и закопать пилота, разместиться в самолете и взять курс на Средиземное море, пролетая над проливом между Ибизой и Майоркой, пересекая береговую линию к востоку от Марселя и переходя на бреющий полет, чтобы избежать обнаружения береговыми радарами. Но за эту часть и все остальное отвечал Алвин, и все, что требовалось от Марио, — это достать самолет от Гибралтара до Альмерии.

Не сбавляя хода, он оценивающе оглядывал берег, стараясь вовремя заметить большие волны и удержать поворот гребного винта в разбушевавшемся море.

— Я смогу это сделать. Не волнуйтесь за меня.

— Я и не собираюсь, — ответил Стурка. — Но я тебе дал телефонный номер в Альмерии. Ты забыл об этом?

— Нет. Я буду звонить вам каждые два часа. Я дождусь четырех звонков и повешу трубку.

Стурка должен был находиться в пределах слышимости этого телефона и ждать его звонков в четные часы. Отсутствие звонков означало бы для него, что Марио раскрыт. Не было причин подозревать, что они раскроют его. Что касалось «Мезетти Индастриз», то Марио путешествовал по континенту по делам компании. Пока остальные — Стурка, Алвин, Пегги, Сезар — нелегально переправлялись в Лиссабон на борту грузового парохода, совершающего чартерный рейс, Марио провел четыре дня дома, в Нью-Йорке, и затем совершенно открыто прилетел в Марсель рейсовым самолетом «Эр Франс» из аэропорта Кеннеди. Это была контрольная проверка, и Марио хотелось пройти ее. Его паспорт не вызвал вопросов в аэропорту, никто не задержал его, и, следовательно, он был вне подозрений.

Это был необходимый риск, потому что Марио оставался единственным, кто продолжал действовать в открытую, и они хотели убедиться, что полицейские не напали на его след. Возможно, он не блистал умом, но понимал такие вещи и осознавал, почему ему необходимо рискнуть. Он был рад, что решился на этот шаг. Это сделало его более уверенным в себе, его попытка завершилась успешно, и это тоже было важно.

Он начал различать впереди в утреннем тумане пену на гребнях разбивающихся волн. Еще миля, и будет пора уменьшать ход.

— Мне не хотелось бы отдавать все эти деньги в жадные руки. Нам следовало бы найти им лучшее применение.

— Это продвинет дело — чего еще тебе надо?

— Почему бы не поступить с ними так же, как с нахальными полицейскими в вертолете?

Вертолет им ничего не стоил.

— Потому что эти люди могут потребоваться нам еще раз. — Стурка поднялся, качнулся на накренившейся и вздыбившейся палубе, наклонил голову под низким перекрытием и шагнул вперед, оказавшись прямо у плеча Марио и наблюдая, как тот ведет судно в прибой. Их сильно швыряло в высоких волнах, до берега оставалось еще полмили, но дно было шельфовым, и отмель взбивала волны. Все содрогалось, но голова Марио отлично работала, а его ноги в легких туфлях на резиновой подошве уверенно держались на настиле палубы.

Он повернул штурвал на полоборота вправо, но этот маневр на мгновение запоздал, и гребень волны накрыл шпигаты[16] с наветренного борта. Пена перекатывалась по палубе и обрызгала его, захлестнув люк над головой.

— Вы уверены, что можете перебраться через это?

— Мы постараемся, — ответил Стурка.

— Я лучше не буду проходить дальше. Хотите бросить якорь?

Стурка вышел в дверь и поднялся на нос судна. Вода залила кубрик, ветер хлопал дверью, и Марио наблюдал, как Стурка, пригнувшись, пробирается к брашпилю.[17] Он подождал, пока Стурка хорошенько ухватился за поручень, и поискал взглядом волну с широкой подошвой. Когда корабль поднялся на одну из них, он быстро повернул его, резко крутанув штурвал, пытаясь поставить его по ветру, пока следующий гребень не накрыл их. Но судно повиновалось слишком медленно, и новая волна неуклюже подхватила его, резко качнув. Все захлестнуло пеной, и он с беспокойством всматривался сквозь нее. Когда она откатила назад, Стурка, цепко стоящий на ногах, находился на прежнем месте, промокший, но спокойный. Марио держал нос прямо по ветру и немного дал задний ход, освобождая пространство для маневра; Стурка опускал якорь, следя за цепью, разматывающейся с храповика.

Громадная волна подняла корабль на десять или двенадцать футов, а затем он соскользнул назад. Нос зарылся в идущую на них новую стену воды, и Стурка опять оказался погребен под ее черной холодной толщей, но когда нос вынырнул из-под нее, он оставался все там же. Вода, как масло, стекала с него. Цепь слегка провисла, достигнув дна впадины. Стурка закрепил храповик и начал продвигаться к корме, перехватываясь руками за поручень. Марио перевел винт на холостой ход, держа руку на дросселе и ожидая, когда зацепится якорь. Цепь напряглась, и его близкое к интуитивному ощущение короткого отдаленного скрежета на мгновение опередило тот момент, когда конец якоря закрепился, и корабль, обращенный носом к берегу, повис на его натянутой цепи, трепыхаясь, как бакен.

Стурка, как акробат, проскочил в рубку, одежда облепила его худое тело. Из носовой каюты поднялся Алвин; Марио передал ему штурвал и последовал за Стуркой на корму, чтобы надуть резиновый плот.

Он вытащил сложенный плот из-под койки Пегги. Пегги посмотрела на него налитыми кровью глазами и перекатилась на другой бок. Марио сказал:

— Это скоро кончится, — он старался, чтобы голос звучал ободряюще, но она только простонала.

На противоположной койке Сезара выворачивало наизнанку, вся каюта провоняла рвотой, и Марио был рад поспешить наверх, волоча за собой плот, который Стурка подталкивал снизу. Стурка вышел на маленькую палубу для ловли рыбы, чтобы помочь Марио удержать плот, пока тот накачивал его из баллона со сжатым воздухом. Это была непростая работа; палуба взлетала в воздух на восемь футов и шлепалась вниз. За несколько секунд он промок до нитки.

Стурка прижал свой рот к уху Марио, чтобы тот расслышал его сквозь рев моря.

— Если они схватят тебя?

— У них это не получится.

— Если так случится?

— Я не скажу ни слова.

— Они разломают тебя на части. Тебе придется говорить — каждый это делает.

— Я буду держаться до конца. — Сдавленные крики уносились в мутную ночь. — Столько, сколько смогу. Затем я сообщу им то, что мы выдумали.