Литмир - Электронная Библиотека

– Ниночка, у тебя такие р-р-роскошные волосы, – сорвалось у него с языка.

– Это парик, – тряхнула она головой. – Я возвращаюсь на базу. Ты остаешься, или пойдем вместе?

– Вместе, – машинально ответил Павел.

– В таком случае – не отставай!

– Постой, а как же Лёва, а остальные?

– Лёва в три раза трезвее тебя, – сказала Нинель, вцепившись ему в рукав. – Доберется самостоятельно. А до остальных тебе разве есть дело?

– Ну-у-у… надо же как-то вместе…

– Так ты – вместе с ними, или только со мной одной? – глядя Павлу в глаза, она почти вплотную притянула его к себе.

– С тобой – одной, – ответил он, понимая, что сказать что-либо другое, и тем более возражать у него не осталось сил.

Павел не запомнил, как покидал трактир, кажется, Нинель вытащила его на улицу буквально на своих плечах. Он взбодрился, глотнув свежего воздуха и еще от того что, спустившись с высокого крыльца, нос к носу столкнулся с Магзом.

Если Павла держала за руку суровая с виду Нинель, то самого известного питерского спиннингиста опекали две, цветущие улыбками, неотличимые друг от друга китаянки или кореянки. Кто из рыболовов больше пьян, понять было сложно, но, открывший рот Павел, так ничего и не сказал, зато Магз, многозначительно ему подмигнул и изрек:

– Змей, все нормально! – После чего, подхватил под мышки и приподнял завизжавших, болтающих ногами азиаточек, развернулся с ними на сто восемьдесят градусов и был таков.

– Молодец, Магз! – запоздало крикнул вслед приятелю Павел.

– А ты? – жарко прошептала ему в самое ухо Нинель. – Ты на этот раз покажешь себя молодцом?

Глава шестая

Сэмэн, Мельник, Нинель, Осока…

Cмутное беспокойство заставило Петра Васильевича Нешпаева открыть глаза. За окном только-только забрезжил рассвет, а предстоящий день обещал быть тяжелым. Не мешало бы поспать еще часок-другой, но на втором этаже, судя по звукам, кто-то, кажется, наткнулся на стул, и сон у хозяина дома, как рукой сняло.

Нешпаев бесшумно поднялся с кровати и подошел к двери. Он редко селил приезжих в офисном здание, где помимо прихожей, гостиной и его апартаментов, включая личный кабинет, кухню и спальню – на первом этаже, на втором имелись три комнаты для гостей и большой холл. Вчера, будучи в немалом подпитии, Нешпаев отошел от правил и предложил остаться ночевать у себя главного судью предстоящих соревнований Станислава Пашкевича и журналиста Константина Какуева. Почему-то в такую рань кому-то из них не спалось.

Приоткрыв дверь, Нешпаев узнал спускающегося по лестнице журналиста, полностью одетого, с кофром на плече и штативом в руках. Беспокойство прошло, появилось любопытство – куда Какуев собрался в такую рань?

Судя по всему, тот не ставил целью остаться незамеченным, просто не хотел никого будить. Нешпаев собрался, было, его окликнуть, но в это время журналиста, что-то насторожило и вместо того, чтобы идти по коридору к выходу, он повернул в сторону кухни. Нешпаева бесшумно последовал за ним. Не исключено, что гостю захотелось с утра пораньше промочить горло, и он собрался заглянуть в хозяйский холодильник…

Все оказалось гораздо хуже. Дверь на кухню была открыта, и там, сквозь крохотную щель в дощатом полу, бил в потолок тонкий луч. Нешпаев застыл с поднятой ногой. Свет в подполе загорался автоматически, при открывании люка, и также автоматически гас, когда люк закрывали. Нечего особо ценного в подполе не хранилось – обычные запасы консервов и спиртного, разве что в немалом количестве. Другое дело, что там было кое-что зарыто. Даже не кое-что, а кое-кто…

Петра Васильевича даже передернуло от мелькнувшей догадки, что произошло в его подполе. Между тем, Какуев, словно был у себя дома, сдвинул лежавший на полу разноцветный матерчатый коврик, прикрывавший люк, взялся за металлическое кольцо и, потянув его, открыл вход вниз. Свет в подполе зажегся. Какуев отложил штатив на пол и стал спускаться по короткой лестнице. При других обстоятельствах Нешпаев не упустил бы возможности подшутить над излишне любопытным журналистом: чуть выждав, захлопнул бы и запер на задвижку люк, после чего отключил бы в подполе свет – пусть Какуев за свое чрезмерное любопытство некоторое время покукует в темноте замкнутого пространства. Но сейчас был не тот случай.

Приблизившись к прямоугольному отверстию в полу, Нешпаев осторожно заглянул вниз. Журналист успел сделать пару шагов и остановился, так что теперь Нешпаеву были видны только его ноги. Какуев стоял на хорошо утрамбованном песчаном полу, из которого, словно из продырявленного гвоздями брезента, сразу в нескольких местах выбивались тонкие лучики, светившие строго вверх параллельно друг другу.

Напрасно же он туда спустился, подумал Нешпаев и тут увидел, как рядом с правым ботинком Какуева из песка выбился еще один лучик, и вместе с ним – перламутровый, абсолютно вещественный сгусток. После чего лучик, как и все остальные лучи ударил вертикально в потолок, а сгусток скользнул вверх по каблуку и дальше – под джинсы журналиста.

Нога Константина Какуева дернулась, словно от удара электрическим током, при этом журналист не проронил ни звука, а Петру Васильевичу, чтобы не закричать пришлось зажать себе рот единственной рукой. Он сразу и о многом догадался, но прекрасно понимал, что ничем не сможет помочь гостю, сунувшему нос не в свои дела. Между тем, Какуев начал подниматься по лестнице, и Нешпаев поспешно ретировался, прижавшись спиной к стене за шкафом.

Какуев его не заметил – особо не торопясь, вылез из подпола, опустил на место крышку люка, прикрыл его ковриком, поднял штатив и покинул кухню. Судя по звукам, журналист поспешил прочь из дома, в предрассветные сумерки последнего летнего месяца, но Нешпаеву было уже неважно, куда тот пойдет и что станет делать. В подполе творилось что-то сверхъестественное, и разобраться с этим надо было прежде всего и важнее всего.

Как с этим сверхъестественным следовало разбираться, он не знал, поэтому действовал по наитию. Для начала, вернулся в спальню и оделся в привычный камуфляж, только вместо треккинговых ботинок, обул забродные сапоги, чтобы никакой сгусток не смог проникнуть под штанину. Затем вытащил из шкафа пятилитровую канистру полную чистого спирта и, ничуть не усомнившись в правильности своего решения, перелил ее содержимое в обыкновенную садовую лейку. Ну а потом, открыл люк в подпол.

Остановившись на предпоследней ступеньке, он начал поливать утрамбованный песчаный пол, из которого били вверх тонкие лучки. Кажется, он все делал правильно; во всяком случае, как только струйки спирта окропляли продырявленный лучами песочек, те моментально гасли, словно слабенькие огоньки пламени под мощными напорами воды, бьющей из брандспойта. Ношпа не экономил, щедро поливая спиртом каждый сантиметр песчаного пола, и даже когда лейка опустела, и все лучи были «погашены», открыл еще одну пятилитровую канистру и уже без всякой лейки поливал и поливал сырой пол, после чего открыл третью канистру и не успокоился до тех пор, пока и она не опустела, а под ногами не захлюпало от сырости…

* * *

Как правило, сколько бы накануне ни выпил спиртного Павел Балашов, в каких бы пропорциях не намешал разные напитки: водку, коньяк, вино, виски, пиво… следующим утром, на удивление собутыльникам, он выглядел свежим, как огурец. Но только при двух сопутствующих условиях: если, выпивая, – закусывал, и если ночью удавалось поспать хотя бы три с половиной, а лучше – четыре часа. Другой разговор, что уже днем, когда заканчивался тур соревнований или просто утренняя рыбалка, Павел превращался в выжатый лимон, и ему ничего так не требовалось, как парочка часов спокойного сна. После которого, кстати, он вновь начинал колобродить и обычно вырубался далеко за полночь.

Знающие его люди, удивлялись такой выносливости организма, сам же Павел не придавал этому значения. Единственное, из-за чего страдал, так это от провалов в памяти. Она, то есть, память, конечно же, восстанавливалась. Особенно, если ему по дружбе рассказывали: с кем он умудрился поспорить, с кем скорешиться, с кем и о чем договориться. Но бывало, что и собутыльники ничего вспомнить не могли.

12
{"b":"180767","o":1}