Кстати, впоследствии я узнал из новостей, что грабитель был задержан во время опроса.

Возвращаясь к текущим событиям, человек по имени Конан совсем не соответствовал моему представлению о детективах.

Судя по внешнему виду, ему еще нет тридцати. Но исходя из взаимоотношений между ним и молодым полицейским, он, возможно, немного постарше.

Будучи одет в приталенный темно-синий костюм с белыми полосками, Конан больше походил на вульгарного жиголо, чем на детектива.

Словно желая соответствовать своему легкомысленному образу, он болтал без умолку и в результате был определен мной в разряд людей, к которым я испытываю сильную неприязнь.

- Ого, ну и милашка. Ты работаешь в шоу-бизнесе? Нет? А следовало бы! Ты всех затмишь своей красотой! Ладно, ладно, я же шучу! Кстати, сколько тебе лет, Ёко-сан? Семнадцать? Ого, а сколько у тебя сестер? Я имею в виду старших. О, у тебя нет ни одной? Совсем нет? Правда? Значит, ты единственный ребенок. Какая жалость. Это плохо. Но все в порядке! Готов поспорить, что твоя мать такая же красивая, как ты, и все еще довольно молода, верно? Ясно! Я так и думал! Эй, ты ее слышал! Мы должны найти эту леди!

Конан продолжал болтать, не обращая внимания на второго полицейского, который был явно обескуражен. Поначалу, Конан мне просто не понравился, но через несколько минут я уже возненавидел его.

И дело было даже не в его бестактном отношении к Цукимори. Я имею в виду, разве он не полицейский? Неужели именно так общаются с подавленной девушкой, у которой пропала мать?

Конан выглядел странным и совершенно неприятным человеком.

Молодой полицейский задал нам пару вопросов вместо своего начальника, вроде: «Была ли твоя мать чем-либо обеспокоена?» или «Ты не знаешь, куда она могла отправиться?».

Вздохнув, Цукимори прикрыла глаза и провела рукой по волосам: «Не имею ни малейшего понятия».

Молодой полицейский чутко и спокойно сказал ей: «Не хотелось бы такое говорить, но есть вероятность, что твоя мать пропала в связи с самоубийством. Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы найти ее, но, пожалуйста, будь готова к худшему».

Не ответив, Цукимори слабо кивнула головой.

Ее неспешные движения и молчаливость создавали холодный, но прекрасный образ идеальной куклы.

Будучи бестактным до бесконечности, я мечтал о том, чтобы поиграть с ее хрупкой кукольной шеей и алыми губами, которые так сильно контрастировали с белоснежной кожей. На похоронах ее отца я заметил, что во время наблюдения за печальной Цукимори, похожей на полуночную луну, у меня создается особое умиротворенное настроение. Эта картина никогда мне не надоест.

Поскольку мне не нужно было отвечать на вопросы и вместо этого пришлось выслушивать бесконечную болтовню легкомысленного человека, то я заскучал и расстроился. Но благодаря чашечке кофе и возможности полностью насладиться «луной», мне удалось кое-как скоротать время.

Через некоторое время Конан внезапно спросил меня: «Кстати, а ты?..»

Скрыв свою подозрительность, я назвал свое имя.

- Отлично, Нономия-кун, мы отвезем тебя домой. Уже второй час ночи, тебе не на чем будет добраться, верно? - предложил Конан.

Цукимори, сидящая справа, с надеждой посмотрела на меня. Сначала я колебался, но затем принял решение и поклонился Конану: «Благодарю».

Когда я уходил, она укоризненно прошептала мне на ухо: «Я не хочу оставаться одна», - и слабо ухватилась за мою одежду.

Я сделал вид, что ничего не услышал, и аккуратно разжал ее пальцы.

Разумеется, мне было неприятно оставлять ее одну. Разумеется, в данной ситуации мое присутствие ничего бы не изменило, но ей, по крайней мере, было бы с кем поговорить. Нет ничего плохого в том, чтобы дать ей хотя бы ненадолго забыть о своем горе, пусть даже при помощи моей дешевой жалости.

Однако я не смог решиться на то, чтобы возбудить подозрения Конана, который, ухмыляясь, разглядывал нас.

К моему удивлению, когда я сел на заднее сидение полицейской машины, Конан сел рядом со мной.

Заметив мой недоуменный взгляд, он рассмеялся: «Не бери в голову, я просто хотел с тобой немного поболтать».

Однако я почувствовал в его смехе власть полицейского.

Мы проговорили всю дорогу до моего дома. Хотя восемьдесят процентов слов принадлежали ему.

- Ты парень Ёко-тян, не так ли? Э? Нет? Ты же был у нее дома. Послушай, обычно парень не приходит так поздно в гости к девушке, если она не его подруга. А-а-а, сослуживцы, ясно. И еще одноклассники. О-хо-хо, значит, между вами ничего нет. Ну, ты же понимаешь, что твой милый друг и помощник чуть не начал завидовать тебе и твоей цыпочке! Верно? Разве ты не согласен? Эй, смотри на дорогу! Хотя это я не тебе! Хе-хе! - пошутил Конан, вовлекая в разговор молодого полицейского, который вел машину. - Кстати, вот мой номер телефона, мой новый приятель. Звони, не стесняйся. Это мой служебный номер. Что я хочу этим сказать? О, я всего лишь хотел прояснить, что я честен. Может, я и не произвожу такого впечатления, но мне не хватает женского внимания! Хм? Произвожу? Почему-то люди всегда мне такое говорят. Ха? Ты не это хотел узнать? Ах, не надо сдерживаться, потому что разговоры помогают расследованию. Когда мы кого-нибудь разыскиваем, то всегда рады любой информации. Никогда не знаешь, что именно может оказаться зацепкой, пусть даже поначалу это выглядит сущей безделицей. Ты можешь отрицать, что встречаешься с Ёко-тян, но, судя по тому, что я видел и слышал от нее, вы довольно близки. Поэтому если ты узнаешь что-либо, касающееся ее или ее матери, позвони мне.

И Конан начал регулярно мне названивать.

Можно не говорить, но каждый из его звонков был весьма продолжителен.

Разумеется, эти долгие разговоры меня невероятно раздражали, и я до сих пор мне не проявлял к нему симпатии. Однако я продолжал играть в его партнера, потому что решил немного воспользоваться им, ведь он хотел сделать со мной то же самое.

За то, что я рассказал ему все, что знаю, он уведомлял меня о текущем ходе расследования. Хотя этот обмен был явно не в пользу Конана, потому что вся данная мной информация была очевидной и общеизвестной. Возникает вопрос - выдавал ли он мне данные о ходе дела благодаря своей прирожденной болтливости или же он просто считал все это малозначимым.

В любом случае, меня всегда интересовали его звонки, какой бы ни была тема разговора.

Несмотря на мое мнение о самом Конане, я был заинтригован особенностями работы полиции, а его истории идеально подходили для моего хобби - фантазирования.

Наконец, все улеглось, и Ёко Цукимори собралась вернуться в школу и на работу.

Однако за день до этого в «Виктории» перед самым закрытием появился один посетитель.

- Ага, теперь понятно, почему ты не интересуешься девушками, Нономия, - подперев руками подбородок, сказала Мирай-сан, разглядывая подтянутого мужчину, который присел за столик.

Дополняя образ, этот похожий на жиголо человек бодро махал рукой в сторону кухни, а точнее мне.

- Я специально не стану спрашивать, что именно ты нафантазировала, но позволь мне заверить тебя, что ты ошибаешься.

- Тогда кто он? Твой друг? Он довольно стар для того, чтобы быть твоим другом.

- Нет, это полицейский.

- Он? По-моему, он скорее похож на жиголо, - сказала Мирай-сан и прищурилась. - Итак, что же такого ты натворил? Конечно, я всегда считала, что ты однажды пойдешь по кривой дорожке, но…

- Мирай-сан.

- В чем дело, преступник?

- Думаю, мне следует поговорить с тобой, как следует.

- Я ошиблась?

- Да. Я общался с ним - кстати, его зовут Конан - по делу об исчезновении матери Цукимори.

- Ясно, - нахмурившись, ответила она и кинула в рот кусочек шоколада с миндалем.

Видимо, она сочувствует Цукимори. Если подумать, когда Ёко перестала появляться на работе, то Мирай-сан начала вести себя гораздо тише. Ну, то же самое касается менеджера и Саруватари-сана.