— Да.

— Я очень хочу тебя увидеть. Ты можешь приехать сейчас?

— Уже поздно, я очень устал.

— Тогда завтра. Позвони утром. Завтра суббота, и я не работаю. Ты позвонишь?

— Конечно.

— Мне надо много сказать тебе… Ты меня слышишь? — Вдруг в трубке послышался тихий и очень счастливый смех. — Я сегодня не засну, Валери. Совсем не засну. До завтра, милый. Спокойной ночи…

Кушнир осторожно положил трубку и повернулся. Кудряшов спал, сладко посапывая. Негромко лилась музыка из репродуктора, что висел над кроватью Валерия, и ему вдруг подумалось, что все-таки хорошо, когда есть человек, который ждет, и что он сделал правильно, позвонив Ирэн.

Травински позвонил Ирэн утром. Поздоровавшись, он начал расспрашивать, что собирается делать его секретарь. Ирэн отвечала осторожно, мучительно соображая, говорить или не говорить Гарри о приезде и звонке Валерия.

— Так, значит, мисс Ирэн, вы не знаете? — Травински помолчал, словно обдумывая, что предложить ей сегодня. — Да, а как поживает наш общий знакомый?

Сердце Ирэн сжалось, и она переложила трубку а другую ру-КУ, как будто это могло ее успокоить.

— Не знаю, шеф…

— Валерий в Москве, — коротко обронил Травински и снова помолчал. — Он позавчера приехал. Не звонил?

Ирэн, не зная, что ответить, молчала, а Травински, думая, что он ее удивил, с ласковой интонацией в голосе продолжал:

— Не переживайте, Ирэн. Очевидно, у него много было работы, и он позвонит сегодня.

— Что мне надо делать? — выдавила из себя Ирэн.

— Я думаю, встретиться. — Голос Травински стал жестче. — Не захочет, настаивайте.

— Мистер Травински, — Ирэн села и снова перехватила трубку. — А что потом?

— Я сейчас буду у вас, и мы вместе подумаем, как нам быть с нашим дорогим мальчиком. — Гарри помолчал. — Пора с ним поговорить откровенно.

Ирэн со страхом думала о том, что скажет, если позвонит Валерий. Позвать его на встречу с Травински? Она чувствовала, что Травински наконец получил какую-то необходимую ему информацию о Кушнире и готовится выйти на вербовку. Ирэн вдруг на секунду представила себе эту сцену и холодную, иезуитскую улыбку Травински, знавшего, что его жертве некуда деться, и ей снова стало страшно.

Телефонный звонок заставил ее очнуться.

— Я тебя целую, моя ласточка… — услышала она голос Валерия.

Как во сне промелькнули перед Ирэн какие-то полустертые временем картины: сильные руки отца, подбрасывающие ее к потолку, и голос, забытый, ласковый: «Лети, моя ласточка, лети…»

Ирэн судорожно вытерла кулачком щеку и, захлебываясь, сказала:

— Милый, у меня нет времени… Ничего не спрашивай, слушай. Сейчас придет Травински, и я не хочу, чтобы он слышал наш разговор. Он откуда-то знает, что ты в Москве. Не перебивай… Так вот, я ему не сказала, что ты мне звонил. Он хочет тебя видеть. Ты не должен с ним встречаться. Понял? Я тебя буду ждать, — она посмотрела на часы, — сегодня в семь около ресторана «Ласточка», что на Таганке. Понял?

— Ирэн, — голос Валерия удивленно замер, — конечно, тебе видней, но что тут такого, если Травински хочет со мной встретиться?

— Я тебе все расскажу потом. До вечера, — Ирэн услышала звонок в дверь и бросила трубку на рычаги.

— Мисс Ирэн, вы, как всегда, неотразимы, — улыбнулся Травински, но про себя подметил припухшие глаза и лихорадочное состояние своего секретаря. — Не звонил Валерий?

— Нет, — односложно ответила Ирэн.

— Поговорим откровенно. — Травински посмотрел на секретаря и затушил сигарету в пепельнице. — Мне не нравится ваше настроение. После приезда Донована вы резко изменились, и мне кажется, что это неспроста. Что случилось? Мы так здорово начинали работать, а теперь, когда работа подходит к самому важному моменту, вы стали совершенно другой.

Ирэн догадалась, что тревожит Травински, и нашла то единственное решение, которое только было возможно сейчас.

— Вы правы, мистер Травински, я действительно изменилась. Я не привыкла так работать. Я привыкла во всем подчиняться и доверять своему шефу, в данном случае вам, — голос Ирэн задрожал, — а так…

— Я так и думал! — со злостью воскликнул Травински. — Эта старая, выжившая из ума лошадь, Донован, решил проверить мою благонадежность! Тридцать лет бок о бок работаем, а он все не доверяет!..

— Вы меня правильно поняли, мистер Травински, — голос Ирэн окреп. — Действительно, Донован приказал мне наблюдать за вами. Больше того, он страшно недоволен нашей работой. Он сказал, что «аспиранта» давно пора прощупать и выходить на заключительную беседу.

— Кретин! Как он не может понять, что русские — это же совсем другие люди! На вербовку советского человека надо выходить с полным карманом компрматериалов. Что касается денег, то я уже зацепил нашего «аспиранта» так, что при первом же нажиме он с радостью станет работать на меня и еще будет упрашивать, чтобы я не рассказывал никому о его маленьких тайнах.

Ирэн со страхом следила за побагровевшим Травински и хотела только одного — чтобы тот скорее ушел.

— Вот смотрите, Ирэн, — Травински вытащил из внутреннего кармана пиджака пачку фотографий, — смотрите… Куда он денется от меня? — Однако фотографии не показал, а тут же спрятал в карман и, внезапно успокоившись, тихо добавил:

— Встречу назначайте на сегодня. Я буду ждать Кушнира около Белорусского вокзала. Бели все спокойно, пусть пройдет к кассам-автоматам пригородных поездов, затем спустится к камерам хранения и ждет меня около автомата номер 1417. Понятно?

Ирэн кивнула. Травински легонечко дотронулся до плеча Ирэн:

— И не обращайте внимания на «старикашку». Нам работать с вами еще очень долго.

Кушнир был удивлен разговором с Ирэн. Он растерянно посмотрел на Андрея, молча сметавшего крошки со стола после завтрака, и уселся на кровать.

— Ты что расстроился? — спросил Андрей.

— Да так… позвонил одной приятельнице, хотел встретиться, а она какую-то чушь понесла… Ничего не понял.

— Может, замуж вышла? Это бывает. Я помню, в институте учился, встречался с одной девицей. Любовь была — не рассказать. Потом уехал на преддипломную практику на три месяца. Приезжаю, конечно, тут же звоню: дескать, давай встретимся, а она крутит, вертит. Потом не выдержала и объявила, что вышла замуж. Так-то, друг.

— Да нет, моя замуж не вышла. Понимаешь, у нас есть общий знакомый, и он хотел встретиться со мной, а она уперлась: нельзя, мол, с ним встречаться — и все. Просила в семь вечера подойти к ресторану «Ласточка» на Таганке.

— Так подойди. Выясни все до конца и поставь точку, если носом крутит. Слушай, Валерий, а может, тут замешан этот знакомый? Чем черт не шутит.

— Да нет, Андрей, — Кушнир махнул рукой, — он старик. Лет за Шестьдесят уже стукнуло. И потом… там сложное дело. Я тебе не могу все рассказать сейчас, а позже как-нибудь расскажу.

Кудряшов нашел Геннадия Михайловича, который был недавно переведен из их управления в Москву, не сразу. Он долго звонил домой, но никто не отвечал. Наконец он решил позвонить дежурному по Комитету госбезопасности, и тот через минуту ответил, что Петров должен через полчаса появиться. Андрей купил газеты, сигарет. Прошел в Детский мир в отдел игрушек. Долго любовался замысловатыми самоходными танками, луноходами, потом купил сыновьям по подарку и, не торопясь, вышел на звенящую от массы машин и людей площадь Дзержинского. Снова позвонил и с радостью услышал ясный и сочный баритон Петрова.

— Геннадий Михайлович, Кудряшов приветствует…

— Андрей, — обрадовался Геннадий Михайлович, — какими судьбами? Ты ко мне?

— Так точно. Посоветоваться надо, Геннадий Михайлович.

— Заходи, я сейчас позвоню дежурному.

Через пятнадцать минут Андрей шел по знакомому коридору. На секунду задержавшись перед массивной дубовой дверью, постучал.

Петров поднялся из-за стола и с радостью пожал Кудряшову руку.

— Хорош гусь… да и Владимир Иванович хорош: не позвонит, не зайдет, когда в Москве бывает. Как вы там?