На всех детских сборищах присутствуют нарушители спокойствия. До поры до времени они не проявляют себя, могут и вовсе остаться скрытыми. Но если появится вожак и позовет их в бой, они с готовностью встанут под его пиратское знамя. Подобные группы состоят в основном из мальчиков, которые слишком стеснительны, чтобы поговорить с девочками или пригласить их на танец, но, тем не менее, жаждут привлечь к себе внимание. Находятся и другие субъекты: эти вполне благовоспитанны, но просто обстановка праздника и большое скопление народа их возбуждает. Музыка тоже оказывает на детей непредсказуемое воздействие, особенно когда они слышат богатый инструментами оркестр, а именно такой оркестр играл на дне рождения Эми Ренсдейл.
Но при множестве возбуждающих нервы факторов, бунт на празднике все-таки никогда не вспыхнет, если нет вожака. На празднике у Эми Ренсдейл вожак оказался. Он стоял в углу, и все, что необходимо для бунта, уже созрело в его израненной душе. И вот, если в этот горестный угол вошел подавленный Пенрод Скофилд, то обратно вышел отчаявшийся бунтарь, который готов был в любую минуту поднять восстание.
Лицо его озаряла дерзкая улыбка, в осанке чувствовались бравада и гордость. Именно таким предстал Пенрод группе столпившихся в дверях мальчиков. Он немедленно стал пихать их друг на друга. Они щедро отвечали ему тем же, и вскоре в их стане завязалась потасовка, достаточно шумная для того, чтобы соперничать с оркестром. Потом Пенрод позволил выпихнуть себя к танцующим и тут же столкнулся с Марджори и Морисом Леви, причем сделал это так ловко, что они едва устояли на ногах.
Он отвесил им шутовской поклон и насмешливо извинился. Он даже специально придумал для этого оборот, который считал очень оскорбительным.
– Простите, – сказал он тоном, которым хотел выразить всю меру презрения, – я, кажется, слегка вас протаранил.
Марджори кинула на него обиженный взгляд, и они с Морисом отвернулись. Однако мальчики, стоявшие в дверях, разразились диким хохотом.
– Я вас слегка протаранил! Я вас слегка протаранил! – в восторге визжали они.
И они начали толкать друг друга на танцующих, и когда те сталкивались, кричали:
– Простите, я, кажется, вас слегка протаранил!
Движение это распространялось, как настоящая эпидемия, и скоро превратилось в игру. Группа мальчиков под предводительством Пенрода сновала среди танцующих. Они гонялись друг за другом, и то и дело кричали что есть мочи:
– Простите, я, кажется, вас слегка протаранил!
Они уворачивались друг от друга, приседали и часто в качестве прикрытия использовали танцующих. Они налетали на них и даже на музыкантов. Мальчики, которые танцевали, бросили своих партнерш и тоже включились в игру. Теперь и они, вместе с остальными, то и дело кричали:
– Простите, я, кажется, вас слегка протаранил!
Цветы в горшках летели на пол. Изящной ра Поты позолоченный стул не выдержал тяжести рухнувшего на него Родерика Мэгсуорта Битса-младшего, и к другим звукам примешался треск ломающегося дерева. Танцы прекратились. Мисс Эми Ренсдейл заливалась слезами, и ни у кого не было сомнений, что «начал» все Пенрод Скофилд.
Получив указание, дирижер вышел на середину гостиной и, хлопнув в ладоши, закричал:
– Фнимание. Фсем фнимание!
Шум притих. И праведники, и грешники остановились и решили послушать, что будет дальше. Мисс Эми Ренсдейл увели, чтобы умыть зареванное лицо. Марджори Джонс, Морис Леви и Карли Читтен под предводительством мисс Лоу, смущаясь, вышли на середину. Дирижер подождал, пока вернулась маленькая хозяйка бала, а потом громко объявил:
– Шуточный танес «Тапочки». Исполняют мисс Эми Ренсдейл, мисс Шонс, мистер Шорш Пассет, мистер Фиттен. Маленькие тжентльмены ошень шумели, мисс Лоу просит польше такое не телат. Шуточный танес «Тапочки»!
Обменявшись ритуальными поклонами, партнеры распределились следующим образом. Мистер Читтен взял за руку Марджори, Джорджи Бассет – мисс Ренсдейл, и они, проявляя гораздо больше старательности, чем наслаждения, принялись танцевать «Бабочек». Предводитель мятежников наблюдал за ними с улыбкой, в который, как он надеялся, отражались гордость и презрение. В действительности он был неприятно поражен. Шуточный танец в исполнении мисс Ренсдейл и Джорджи Бассета был традиционным номером на всех сборищах учеников Танцевальной школы, но вот Карли Читтен и Марджори раньше никогда не танцевали его. Пенрод и не подозревал, что они вместе разучивали «Бабочек», и это открытие принесло ему еще большие страдания.
Карли сделал не то движение и едва удержал равновесие. В толпе на время присмиревших мятежников, стоявших в дверях, тут же послышался громкий язвительный смех. Из гостиной раздалось шиканье, и все обратили взоры на Пенрода. Однако, хотя Пенрод не смог бы этого доказать, смеялся все-таки не он. Смеялся вообще не один человек. Смеялись двое, но получалось у них так слаженно, что, казалось, всего лишь один нарушитель спокойствия снова грозит сорвать бал. Авторами смеха были Сэмюел Уильямс и Морис Леви, которые стояли как Розенкранц с Гильденстерном.
– Он и меня поймал на эту коробку с иглой, – прошептал Морис Леви Сэму. – Он протянул ее Марджори, а я предупредил ее, чтоб она не дотрагивалась, и тогда он сказал мне, чтобы я подержал эту штуковину, и сунул мне ее так быстро, что я не успел отдернуть руку. И тут же эта идиотская иголка вонзилась мне в палец. Ничего, он еще сегодня у меня пожалеет об этом.
– Ну, – сказал Сэм, – я его тоже заставлю пожалеть. Мой палец ему так не пройдет!
Ни Сэм, ни Морис понятия не имели, каким образом заставят «пожалеть» Карли Читтена, но, когда они произносили свои угрозы, им становилось легче. Они тоже перешли в лагерь мятежников. Причины у них были сугубо личные: Карли Читтен обидел их, а власти, тем не менее, выказывали ему расположение. Само собою разумеется, что при таком раскладе Сэм и Морис должны были выступить против властей.
«Бабочки» кончились. Карли и Джорджи отвесили поклоны Марджори Джонс и Эми Ренсдейл, те ответили им реверансами. Раздались аплодисменты. По правде говоря, аплодисменты длились так долго, что вызвали подозрение, тем более, что к ним примешивалось шиканье и громкие выкрики: «Карли паршиво танцует!» Это опять постарались новоявленные Розенкранц и Гильденстерн. Но авторство заговора снова приписали другому.
– Стыдно, Пенрод Скофилд! – громогласно заявили обе тетки Ренсдейл, и совершенно невинный Пенрод покраснел от справедливого негодования.
Что касается самого Карли Читтена, то он безошибочно распознал истинных обидчиков. Его щеки окрасились легким румянцем, потом, как всегда, корректный и сдержанный, он прошел сквозь строй девочек и мальчиков, незаметно выскользнул из зала в прихожую, бесшумно взбежал по лестнице и проник в «джентльменскую гардеробную», где сейчас находились только шапки, фуражки, пальто и временно покинутые владельцами ботинки. Большая часть ботинок выстроилась в ряд вдоль стены. Из этого строя Карли безошибочно выбрал пару ботинок с лакированными носами, которые принадлежали Морису Леви. Он взял их и отправился в угол комнаты, где под стулом стояло две пары ботинок. На стуле лежали пальто и фуражки, в коих Карли распознал собственность Пенрода Скофилда и Сэмюеля Уильямса. Но так как он не знал, какая пара ботинок принадлежит Пенроду, а какая – Сэму, он схватил обе пары и, вместе с ботинками Мориса, понес их в ванную комнату. Он заткнул пробкой сток в ванне, открыл краны и, изучив содержимое встроенного шкафчика, извлек из него шесть кусков зеленого мыла, которые и опустил в воду. Он оставил их полежать в воде и немного размякнуть, а сам вернулся в гардеробную, где использовал свободное время на то, что перемешал все ботинки, стоящие в ряд, и туго связал шнурками разрозненные пары.
Проделал он все это сосредоточенно и серьезно. Его и без того яркие глаза горели еще ярче, но даже тени улыбки не было на его лице. Карли Читтен был не редким, но своеобразным экземпляром, имя которому «единственный ребенок в семье». Он жил в отеле, и жизнь там оказала определенное влияние на его характер. Играл он всегда один и осуществлял свои забавы хитро и не по возрасту осторожно, о чем свидетельствует хотя бы тот факт, что и собственные и чужие родители придерживались о нем самого высокого мнения.
