– Тебе вредно, когда у тебя холодные ноги, милый!

– Они были не холодные! Не нужно мне никакой грелки! Ой, горя…

– Пенрод, – твердо сказала миссис Скофилд, – приложи ноги к грелке. Она не такая уж горячая.

– Не такая? – возразил он. – Тебе что, хочется, чтобы я совсем обжег себе ноги? Мама! Дай мне поспать, пожалуйста!

– Сперва приложи…

Ее перебил стон, который донесся из глубины его существа.

– Хорошо, я сделаю это! Пускай горят! – изрек Пенрод голосом отверженного.

Миссис Скофилд увидела, что он слегка прикоснулся пяткой к грелке.

– Нет, Пенрод, надо положить на грелку обе ноги!

Он содрогнулся, но исполнил и это.

– Ну вот. Теперь молодец. Так и держи. Это тебе полезно. Спокойной ночи!

– Спокойной ночи, мама!

Она вышла и тихо затворила за собой дверь. После этого нижняя часть тела Пенрода приподнялась и переадресовала грелку полу. Пенрод проделал все очень быстро и совершенно бесшумно, и это позволяет сказать, что он обошелся с грелкой не менее ловко, чем с пилюлей. Потом он погрузился в объятия сна, в коих, на этот раз, сумел продержаться до самого завтрака.

Он опоздал в школу и попал в неприятное положение. Учительница требовала, чтобы он объяснил, в чем дело, а Пенрод молчал. Молчание – не всегда золото, и Пенроду представился случай убедиться в этом на личном опыте. Когда ему определяли меру наказания, ему вменили в вину не только то, что он опоздал, но и то, что он не пожелал объяснять причину. А Пенрод был такой сонный, что обычно богатое воображение оставило его, и он не мог придумать ни одной сколько-нибудь путной причины. Результат не замедлил сказаться, и обычная неприязнь к школе в этот день переросла у Пенрода в настоящую ненависть.

– Я им покажу! – шептал он про себя, когда некоторое время спустя сел, наконец, за парту. И он представил себе, как он отомстит «им». Он вообразил себе толпу, которую возглавляла мисс Спенс. Около нее стояли лучшие ученики, которые никогда не опаздывали. За ними выстроились ученики похуже. Но и лучшие, и худшие, и сама мисс Спенс сейчас трепетали перед Пенродом Скофилдом. А он гарцевал на вороном коне и отдавал этим людям отрывистые команды.

– Выйти вперед! – кричал он. – А теперь, – отдавал он команду другим кавалеристам, – поставьте их так, чтобы, при малейшем неповиновении, лошади отдавили им ноги.

И, сидя в своем чудесном седле, он наблюдал за поверженными рядами бывших своих мучителей. Ибо настал для них час расплаты, и они должны были убедиться, что имеют дело с самим Пенродом Скофилдом!

Мечты о мести несколько подняли настроение Пенрода, но все же он считал это утро пропащим. Ведь к концу уроков он чувствовал себя таким подавленным и разбитым, что не мог даже квакать. А ведь он твердо решил сравняться в этом искусстве с Сэмом Уильямсом, что было не так-то легко. Сэм квакал неподражаемо. Ни в одном из языков мира сего нет таких потрясающих звуков, как те, которые рождались из горла Сэма. Это было что-то вроде «кванк», но разве можно одним лишь голосом напеть богатство симфонии, в которой слились воедино дерзость, жалоба и воинственные интонации, чрезвычайно напоминающие боевые кличи африканцев? А ведь именно подобный шедевр рождался на свет каждый раз, когда Сэм начинал квакать!

Сворачивая в свою калитку, Пенрод все-таки попробовал квакнуть, и у него получилось. Удача воодушевила его, и он решил потренироваться еще. Он остановился.

– Кванк! Кванк! Кванк!

Теперь у него получилось целых три раза подряд. 11о тут из окна второго этажа выглянула миссис. Скофилд.

– Умоляю тебя, Пенрод! Не делай этого! Перестань!

– Почему? – удивился Пенрод.

Теперь у него совсем хорошо получилось, и он с удовольствием продолжил свои упражнения.

– Кванк! Кванк! Кванк! Кванк!..

– Прошу тебя, постарайся не делать так! – снова взмолилась миссис Скофилд. – Миленький! Тебе стоит только захотеть, и ты избавишься от этих кошмарных звуков!

Но как раз в это время Пенрод почувствовал, что почти достиг уровня Сэма Уильямса. Ему только что удалось издать горлом замечательный звук, и, чтобы подкрепить успех, он снова принялся квакать.

– Кванк! Кванк! Кванк! – упоенно квакал он. – Кванк! Кванк! Кванк!

Он всецело погрузился в это занятие. Мать с тревогой взирала на него. Она тяжело вздыхала и что-то твердила себе под нос. Затем она отошла от окна и, минуту спустя, вышла из двери.

– Пойди сюда, мой милый, – сказала она Пенроду, – у меня кое-что есть для тебя.

Пенрод отвлекся от своего занятия и с сияющим лицом пошел к матери. Вернувшись из путешествия, она подарила ему кошелек с монеткой внутри. И вот теперь он решил, что она хочет ему еще что-то подарить. «Не просто же так она сказала, что у нее «кое-что есть»?» – подумал он.

– А что ты мне хочешь дать, мама? – спросил он и, увидев, как она ласково на него смотрит, еще больше обрадовался. – Мама, это что, столярные инструменты, которые я просил? Ты уже купила их?

– Нет, – ответила она. – Пойдем со мной, сейчас сам увидишь, что это.

Он с большим удовольствием проследовал за ней в столовую, и глаза его горели от нетерпения. Он был полон самых радужных надежд, но они разом оставили его, как только она открыла шкаф и сказала:

– Это тебе будет очень полезно, Пенрод.

И тут он начал горько жалеть о своей доверчивости. Потому что по опыту прошлой ночи он уже знал: после таких слов от матери ничего хорошего ждать не следует. Его пессимистический прогноз тут же подтвердился. Миссис Скофилд извлекла из шкафа бутылку, наполненную чем-то, напоминающим болотную тину. Не сводя напряженного взгляда с бутылки, Пенрод попятился назад.

– Что это? – сухо спросил он.

Миссис Скофилд улыбнулась.

– Да так, ничего, – сказала она, – ничего особенного. Это просто, чтобы ты не нервничал.

– Я не нервничаю.

– Да, да, милый, ты так думаешь, – сказала она, наполняя столовую ложку бурой жидкостью из бутылки. – Знаешь, люди часто сами не понимают, что с ними творится. Они нервничают, а им кажется, что с ними все в порядке. Но ты, дорогой, беспокоишь нас с папой. Вот я и достала для тебя лекарство.

– Откуда ты его достала? – спросил он.

Миссис Скофилд оставила бутылку и стала надвигаться на него с ложкой.

– Вот, милый, – уговаривала она, – всего одну ложечку…

– Я хочу знать, откуда ты это взяла? – мрачно повторил Пенрод и отступил еще дальше.

– Откуда? – повторила она рассеянным голосом, ибо все внимание сосредоточила на том, чтобы не разлить лекарство. – Я сегодня утром ходила на рынок и там встретила старую миссис Уоттоу. Она сказала, что у ее сына Кларка тоже не в порядке нервы, и объяснила, какое лекарство надо заказать в аптеке. Она говорит, что ее Кларку это очень помогло. Он совсем выздоровел…

– Да не хочу я выздоравливать, – сказал Пенрод. И, поняв, что запутался, добавил: – У меня же нет ничего, от чего надо выздоравливать!

– Но ты же не хочешь, чтобы мы с папой расстраивались, правда, миленький?

– Что же я, по-вашему, из-за того, что вы расстраиваетесь, должен глотать всякие гнусные лекарства? – спросил жестокосердый мальчик. – Не буду я ничего принимать. В этой бутылке плавают какие-то водоросли с сорняками.

Миссис Скофилд оскорбилась.

– В этой бутылке нет ни водорослей, ни сорняков! Это лекарственные растения.

– Спорим, меня от них вырвет?

Она вздохнула.

– Пенрод, мы стараемся, чтобы тебе стало лучше.

– Мне и так достаточно хорошо. Я тебе точно говорю!

– Нет, миленький. Поэтому папа и беспокоится о тебе. Давай, Пенрод, глотай. Нечего поднимать шум из-за такой ерунды. Тем более, что это для твоего же блага!

– Она снова предприняла наступление с ложкой. Ложка уже почти достигла его зубов, но он отступил вплотную к обоям. Дальше отступать было нельзя. Тогда он с отвращением отвернулся от ложки.