Прохожие щеголяют многослойными одеяниями из тончайшего шелка, серебрящегося на солнце. Даже лохмотья бедноты выглядят на свой лад живописно. И у каждого на голове костяной венчик наподобие обруча – роговые выросты. Волосы китони заплетают в мелкие косички или укладывают в затейливые прически, истинные шедевры парикмахерского искусства.

Суно, Эдмар и Зинта ходили в накидках с особым орнаментом, гласящим, что у них дипломатическая неприкосновенность. В гуще этих диковинных улочек с ожившими глазастыми куклами в изысканных нарядах, крышами в причудливых восковых наплывах, свисающими с застрех колокольчиками и любовно выращенными поганками человек может исчезнуть без следа. С работниками торговых факторий и мелкими чиновниками из Ларвезы это время от времени случается. Оба мага были настороже и Зинту защитили чарами.

На днях Эдмар на трое суток пропал, перед этим обмолвившись, что он-де отлучится по своим делам, но сегодня утром объявился. Оказалось, что он побывал «дома». Угостил иномирским шоколадом, который сонхийскому решительно уступал, потому что в него дешевизны ради подмешаны какие-то «пищевые добавки», и бесподобным кофе – этот напиток, вызвавший у Суно и лекарки безусловное одобрение, он собственноручно сварил на жаровне, с позволения хозяина заведения, которому тоже налили попробовать.

Правители Китона согласились предоставить необходимый для очищения Мезры священный артефакт, взамен потребовав отмены контрибуций, которые ежегодно выплачивали Ларвезе вот уже больше двадцати лет, и расторжения всех кабальных договоров. Они не против того, чтобы продавать людям свои товары, но за справедливую цену. Великие боги, это сколько же торговых домов обанкротится и какие убытки понесет Светлейшая Ложа… Каждая сторона стояла на своем, и переговоры увязли, как телега на раскисшей в хлябь деревенской дороге.

– Если вы с ними не поладите, останется второй вариант, который я хоть завтра готов привести в исполнение, – с невинной улыбкой заверил Эдмар.

Его хваленый второй вариант – дотла выжечь всю Мезру магическим огнем, с одновременным проведением экзорцизма. Нежить тогда потеряет привязку к этой земле и отправится в Хиалу, что и требовалось, но на месте плодородной зеленой провинции будет горелая пустошь без единой травинки, и о возрождении там сельского хозяйства на ближайшее время придется забыть.

Эдмар в любом случае внакладе не останется. За свою помощь в этом деле он стребовал с Высшего Тайного Круга Светлейшей Ложи клятву, что его никогда не поместят в Накопитель и не попытаются уничтожить. К формулировкам он подошел, как тертый законник, всех замучил придирками и поправками, чтобы у оппонентов не осталось ни малейшей возможности для двусмысленной трактовки, никакой лазейки. В придачу ему должны были отдать в качестве платы зуб Оманга Дремлющего Глубоководного из сокровищницы Ложи. Эдмар не скрывал, что собирается этот ценнейший раритет истолочь в порошок и использовать для лекарства, в котором нуждается его знакомая в другом мире. Что ж, руководство Ложи сочло, что Мезра такой цены стоит.

Орвехт, с грехом пополам понимавший столичный вариант китонгару, со своей обычной дотошностью докопался, почему их принимают в Рланге как почетных гостей. Потому что верховному жрецу было знамение: ему явился ни много ни мало сам Тейсу верхом на Серебряном Лисе. Древний покровитель повелел, чтобы китони не чинили зла ларвезийским посланникам – двум магам и лекарке под дланью Тавше и забрали бы с человеческой земли своих умерших, которые уже отомстили за нанесенные им обиды, а теперь должны быть упокоены честь по чести для нового перерождения. К этому он присовокупил указания, на каких условиях следует сотрудничать с людьми: пересмотр навязанных победителями договоров и аннуляция всех кабальных соглашений. Китонские жрецы и маги возрадовались, что теперь-то Тейсу уж точно проснулся, раз начал проявлять интерес к политике, а у Суно созрели на его счет свои догадки, которыми он покамест ни с кем не делился.

Пока тянулись переговоры между Ларвезой и Китоном, Суно с Зинтой по три-четыре раза в день и без счета, сколько раз ночью, занимались любовью в опочивальне гостевого дворца. Деликатной китонской прислуге не было дела до их времяпрепровождения, и они чувствовали себя как влюбленные подростки, удравшие из-под опеки взрослых. Суно возблагодарил богов за то, что их сюда занесло: в его особняке или в алендийской гостинице Зинта, воспитанная в строгих молонских правилах, наверняка бы смущалась, а здесь все вокруг было настолько чуждым и непривычным, что прежние предрассудки теряли значение.

Наружу из гостевого дворца они выбирались не каждый день. Сегодня Эдмар выманил их оттуда в ресторанчик на другой стороне улицы, чтобы угостить кофе и рассказать Зинте о своем посещении «родного» мира.

Эдмар Орвехту не то чтобы сильно не нравился, но и особой симпатии не вызывал. Это далеко не Чавдо Мулмонг. Это на порядок опасней Мулмонга, и то, что в сговор с олосохарским народцем вступил не он, а старина Чавдо, по крупному счету не имело значения. Если б Эдмару это понадобилось, он сделал бы то же самое. Но сейчас они союзники, и за кофе спасибо, и за информацию тоже, и Зинта видит в нем едва ли не братца двоюродного… Хотя к Зинте он, похоже, и впрямь привязался. Орвехт исподтишка наблюдал за ним, как за единственным доступным для наблюдения экземпляром древнего мага в полной силе, а тот давно уже отследил, что его изучают, но относился к этому снисходительно.

Порой Суно обменивался мыслевестями с коллегами в Ларвезе – справлялся, как дела у его воспитанников.

Тропинка Хеледики сделала очередной лихой поворот. Когда Орвехт, дочерна загорелый, как сурийский кочевник, перед отъездом в Китон заглянул к Шеро, тот угостил его сиянским чаем с лепестками амадии золотистой, рассказал о том о сем, в который раз посетовал, что Мулмонг опять ушел живым, и наконец сообщил главное:

– Хочешь – не хочешь, а твою девочку я забираю.

– Куда? – опешил Суно.

Вдовец Шеро на старости лет надумал жениться? На песчаной ведьме, сраженный ее прелестью…

Ему, одержимому Зинтой, эта дикая мысль в первый момент показалась правдоподобной.

– К себе в разведку, – невозмутимо, словно речь шла о чем-то само собой разумеющемся, пояснил старший коллега. – Негоже такому сокровищу пропадать.

– Ей же всего шестнадцать лет, какой из нее шпион?

– Такой, какого не ждут. Нам для задуманного дела девчонка нужна, чем моложе, тем лучше. Больше об этом не скажу, но твоя ведьмочка – в самый раз то, что требуется, и с головой она дружит, в отличие от неких подающих большие надежды амулетчиков.

– Позволь напомнить, я ведь ее опекун, и я не давал согласия на то, чтоб ее заставляли впрягаться в такую работу.

– Да кто ж заставляет, если ей это в охотку? – Шеро шевельнул обвислым складчатым веком, обозначив подмигивание. – Мы с ней уже побеседовали на эту тему. Согласилась, глазки так и загорелись. Да сам у нее спроси.

Суно спросил и после этого понял: Хеледика, видимо, нашла себе игру, которая поможет ей компенсировать боль унижения, пережитого с подачи Дирвена. Если припомнить, она ведь еще в Мезре проявила кое-какие из качеств, необходимых хорошему разведчику: самообладание, терпение, выносливость, способность молча переносить физические страдания и неудобства. Значит, быть посему, все равно ее не отговоришь.

Дирвена услали в крепость Хаврай. Спрятали от Ктармы, которая разузнала, кто подсунул Каменному Лису смертницу с «ведьминой мясорубкой», и посулила виновникам отмщение. Вероятно, лазутчики Ктармы добрались до вмурованной в скалу Флаварьи. Та не вполне вменяема, но способна связно разговаривать и не забыла, кому она обязана своим нынешним положением. Энгу Лифрогед мстители могут искать хоть до скончания времен – если только Эдмар, игрок и позер тот еще, не пожелает сознаться, что это был он. Другое дело Дирвен Кориц, амулетчик Светлейшей Ложи. Мальчишку убрали с глаз долой, но не стали объяснять, что его спасают как ценного для Ложи исполнителя. Пусть думает, что это ссылка в наказание за последние подвиги. Может, додумается до каких-нибудь полезных выводов.