– Георгий, а что, если правда царь вернется? – спросил Липарит.

– Ты о ком, князь?

– О Теймуразе Кахетинском.

– Что ж, друзья, приветствовать советую – настоящий царь. Непримиримый враг шаха Аббаса. Сильный десницей, владеет мечом и пером, – медленно протянул: – Величие трона подымет, блеск царству вернет, потом – Багратид: не надо династию менять…

Князья замерли, как в столбняке. Через овальное стекло Охотничьего зала блеснуло уходящее солнце. Где-то жужжал шмель, ища выхода. За чинарой олененок настойчиво звал мать.

И сразу, точно сговорившись, князья бросились друг к другу. «Христос воскресе! Воистину! Воистину!» Лобызались троекратно. Лишь один Зураб продолжал, как приросший, стоять на месте. Цицишвили, задыхаясь, вцепился в него:

– Князья, ко мне! Ко мне пожалуйте! Возможно ли?! Не сон ли?! Князья, други! «Блеск царству вернет…»

На третьем дворе суматоха. Конюхи выводили фыркающих и отбрыкивающихся коней. Копейщики то и дело распахивали ворота. Вихрем вылетали без вина опьяненные всадники. Они мчались в новый дом Цицишвили. Два дня! Все решить! На все решиться! Моурави… Нет! Католикос!..

Когда Саакадзе вошел в покои Газнели, там уже сидел Трифилий. Он поспешил сюда – успокоить прекрасную Русудан. Чуть дрожащей рукой она протянула навстречу Георгию чашу холодного вина.

– Да не минует тебя чаша сия, Георгий! – благодушно засмеялся настоятель. А Бежан с обожанием смотрел, как отец большими жадными глотками осушал сосуд с живительной влагой.

В соседней комнате слуги осторожно звенели подносами, готовили стол.

Маленький Дато звонко шлепал по лбу большого Дато и заливисто смеялся над его выпученными глазами. Саакадзе опустился рядом с Трифилием.

– Решается судьба Кайхосро… Отец, как думаешь?

– Пророк Моисей сказал: «Не сотвори себе кумира». Глаголю и я: жертвуй, сын мой, кумиром во имя царства, церкви, трона. Аминь!

– Аминь! – вздохнул Георгий и, подхватив маленького хохочущего Дато, подбросил высоко и, поймав, звонко поцеловал в пухлые щечки.

Два дня! А может, два года прошло? Откуда столько слов? Страх, сомнения, вопли о помощи! Кто угрожает?.. Чем?.. Подумать надо! Что случилось?.. Кто хочет вырвать из-под ног царство?

Митрополит Никифор Кахетинский тоже встревожен: не сподобился лицезреть католикоса – до последнего дня съезда укрылся в своих палатах. Картлийская церковь наглухо закрыла двери от священнослужителей Кахети: страдала гордость. Где спасение? В чем?

Неожиданно ночью прискакал Вачнадзе.

– В чем? В вашем благоразумии. Неужели не постигли происходящего? Не вы рискуете, а картлийцы.

Князья пытались расспросить, потребовать совета, помощи от царя. Но Вачнадзе внезапно скрылся. Он догонял Джандиери, направляющегося в Гонио.

Оманишвили вдруг осенило: Вачнадзе и Джандиери в заговоре с Саакадзе. Но тогда и Теймураз – тоже?! Без сомнения так, иначе зачем придворные приезжали? Из Гонио дорога не легка. Виделись с людьми Моурави! Неужели сам Теймураз такое подсказал?.. Зачем?.. Для усиления Кахети?.. Или чтоб открыть дороги своему коню?.. А потом?.. Впрочем, разве не открыто сказал Моурави: «Пока вернется царь»…

Об этом кахетинцы спорили и на другой день – князья совместно с азнаурами. Мучились, ломали голову, как поступить? Не опасно ли согласиться?

– Не согласитесь, – прохрипел Сулханишвили, – Моурави сам возьмет. Слышали, как с кизилбашами намерен расправиться?

– Кому противоречите?!

– О другом надо думать: царя Теймураза умолять вернуться.

– Вачнадзе недаром ворвался и исчез, как дым. Может, к царю поскакал?

– Царя! Царя надо вернуть! – надрывались кахетинцы…

Католикос поднял крест.

Сионская площадь всколыхнулась. Кто-то рванулся вперед, его одернул дабахчи. Началась перебранка. На них зашикали. Цепь дружинников оттеснила любопытных.

– Согласны! – сказали кахетинцы, прикладываясь к холодному золоту…

Сулханишвили торжественно протянул князю Джорджадзе подставку, покрытую кахетинским знаменем. Азнаур Таниашвили подал Оманишвили серебряный кувшин.

Такую же подставку, накрытую картлийским знаменем, Квливидзе передал старому Мухран-батони. А Даутбек – серебряный кувшин Ксанскому Эристави.

Затрубили рога. Митрополит Никифор, священнодействуя, снял кахетинское знамя. На подставке чернела земля, привезенная из первопрестольной Мцхета, как проникновенно заявил настоятель.

Служки в облачениях, обходя ряды картлийцев и кахетинцев, раздавали зажженные свечи. Все обнажили головы.

Настоятель высоко держал трикирий, а митрополит поднял руки и как бы осенял ими собравшихся.

Одновременно Джорджадзе и Мухран-батони, соединив подставки, высыпали землю в кованый ларец и перемешали ее рукоятками мечей.

– Да будут положены мир и любовь между потомками Картлоса! – произнес Мухран-батони.

– Да будет земля грузин нераздельна! – ответил Джорджадзе.

– Да будет! – выкрикнули картлийцы и кахетинцы. Сближая горлышки кувшинов, Оманишвили и Эристави Ксанский благоговейно полили вином землю в ларце.

– Да скрепит кровью вино Алазанской долины братскую клятву!

– Да скрепит кровью вино Горийской долины братскую клятву!

– Да скрепит! – выкрикнули картлийцы и кахетинцы.

– Аминь! – заключил католикос.

Трижды ударил колокол Сиона. Первыми обнялись и облобызались Моурави и Андроникашвили. Азнауры, князья, купцы, амкары слились в общем ликовании.

– Вместе на бой! Вместе на пир! – кричал Квливидзе, сжимая в объятиях Сулханишвили.

Гремели горотото, гудели колокола тбилисских церквей.

После празднеств наступил последний день съезда. Уже прошло торговое совещание, уже скреплены подписью и печатью правителя и католикоса законы о постоянном войске, о высшем Совете, о малом Совете, о торговом Совете.

В высший Совет выбраны Георгий Саакадзе – главный, Мухран-батони, Зураб Эристави, Липарит, Цицишвили, царевич Вахтанг. От кахетинцев – Оманишвили, Андроникашвили, Джорджадзе и Мачабели. От церкви – митрополит Никифор и настоятель Трифилий.

В малый Совет азнауров: Даутбек Гогоришвили – главный, Квливидзе, Зумбулидзе. От кахетинцев – Сулханишвили, Таниашвили.

В торговый Совет: мелик Вардан Бебутов – главный, тбилисцы – Микадзе, Кобахидзе; от кахетинцев – Орагвелидзе, Якошвили. И амкары: уста-баши Гогиладзе и Сиуш Чинчаладзе.

Все дела каждый Совет решает в своем кругу, потом передает в высший Совет, куда посылает двух советников – будь то азнауры или купцы.

Все вырешенное высшим Советом утверждают правитель и католикос…

Тбилели благословил скрещенные шашки. Выборные поклялись действовать «на отраду и честь царств».

Впервые собирается высший Совет. Кахетинцы – Андроникашвили и Джорджадзе – встревожены сведениями, просачивающимися через теснины Упадари. Уже как равные требуют они ускорить отъезд посольства в Стамбул. Необходимо запугать шаха военным союзом с султаном.

Митрополит Никифор настойчиво напоминает о единоверной Русии. Свет, излучаемый крестом, освещает путь в Москву. Патриарх Филарет не одобрит дружбы с неверными турками.

Зураб Эристави дает волю неуемному гневу: а дружбу с давителем христиан шахом Аббасом не осуждает Филарет?!

Вспыхивает спор. Моурави молчит. Царевич Вахтанг за Русию. В единении веры сила против магометан. Его поддерживает Липарит. В Московию разумно отправить посольство. Просить в помощь войско с «огненным боем». Клятвенные заверения подтвердить кипами шелка. Мачабели растерянно озирается: он советует не брезгать и полумесяцем. Мирван Мухран-батони решительно против Никифора и Трифилия: не раз посылали в Русию, но все сводилось к щедрым посулам и требованию стать под высокую руку царя северных земель. Трифилий настаивает на своем: раньше тянулось смутное время, а сейчас усилилась Русия. Необходимо добиться спасительного союза. В Кремле московском с почетом встретят Георгия Саакадзе. Великий Моурави сумеет достичь всего.