Еще день совещались старейшие. Порешили разослать гонцов в Цовское общество, Прикитское и Чагминское и распределить на всех равный сбор воинов. А пока немедля спуститься с конями по Баубан-билик в Алазанскую долину.

Деканозы одобрили решение старейших, предвещая славу витязям и прибыль в домах…

И снова – площадь. Вынесены дроши. Анта поднял аваржани – высокий жезл с серебряной рукоятью в виде двух змиев.

На этот раз тушины говорили мало:

– Доблестные азнауры, передайте Георгию Саакадзе, Великому Моурави: сделаем, как он пожелал. На том поклялись и согласились!..

В сумерках на холме белели церкви и городские башни Телави. Проехав улицею Варди – улицею Роз, Даутбек и Димитрий осадили коней у ворот крепости. Шум, веселые песни, шутки телохранителей и оруженосцев переплескивались через стену. «Барсы» догадались: Дато и Гиви здесь.

В Тбилиси новости все те же: азнауры головы потеряли, – к съезду готовятся, затмить знатностью и роскошью надумали князей.

– Ожерельями хотят бряцать, а на поле полтора коня пригонят?

– Почему полтора, пожалуй, все два с половиной! Давай, Димитрий, лучше ужинать.

– Ты что, Дато, с ума сошел? Не знаешь, где были?

– А разве тебе кушать в Паранга запретили? Неужели на таких условиях помощь обещали?

– Гиви, если станешь шутить не вовремя, мы с Димитрием тебя к тушинам пошлем толстеть.

Но Дато уже распорядился, и Димитрий, несмотря на клятву поститься, пока не забудет вкус мяса, тут же обглодал баранью ногу и запил кувшином вина.

Согласие тушин приступить к защите рубежей телавцы встретили с воодушевлением. Снова по всем царствам и княжествам Грузии отправились глашатаи, оповещая о безопасности возрождающейся Кахети. Зашумела Кахети толпами людей.

Долго придумывали «барсы», кого поставить временным управителем Телави. Посадишь князя – остальные обидятся. Наконец Дато решил, – он так и сказал на большом совещании кахетинского княжества: «Пусть пока епископ Алавердский управляет».

– Лучше трудно придумать, – согласились князья, – наконец есть власть и уверенность, что никто из владетельных соседей не присвоит скипетр царя.

Много пришлось Дато, Даутбеку и Димитрию рассказывать князьям о замыслах Моурави. Он стремится как можно лучше использовать время мира для того, чтобы крепким царством встретить шаха Аббаса. А война неминуема. Недавно вернулся из Ирана опытный лазутчик, шах в Ленкорани все болота превращает в удобные дороги. В северных и южных ханствах в сотни и тысячи собираются сарбазы. Опасность раньше всего обрушится на Кахети. Шах твердо решил или омусульманить, или уничтожить кахетинцев, а вместо них поселить персов и царем поставить шиита, – уже наметил Хосро-мирзу. Этот петух отращивает себе когти коршуна, верен шаху и беспощадно будет терзать Грузию.

– Так вот, князья, решайте, – вступил в разговор Даутбек, – или во имя Кахети объедините ваши дружины под знаменем Великого Моурави, или готовьтесь к страшной встрече с могущественным Ираном. Иного пути у вас нет. Черная тень снова ползет к теснинам Упадари. Полуслова и полудела Моурави не примет. Откажетесь – решил всех кахетинских глехи переселить в Картли. Довольно слез и крови пролил народ! Согласитесь – сейчас же Моурави пришлет амкаров воздвигать новые укрепления. Я только что от тушин. Они помогут войском и восстановлением домов. Ждут только, в какую сторону склонитесь вы, – ибо бессмысленно жертвовать витязями, не зная, кому оказываешь услугу.

Виделся Дато тайком и с посланцами Теймураза. Если Кахети начнет подыматься из пепла, тушины отправят послов к Теймуразу. А отправят тушины – подадут голос хевсуры и пшавы. Все идет, как наметили в Гонио. О чем беспокоиться князьям: знамя войска подымает железной десницей картлиец Георгий Саакадзе, скипетр двух царств вручает он кахетинцу Багратиду.

Доверенные Теймураза ясно видели всю сложность положения. Вот почему они два дня до хрипоты доказывали и угрожали владетелям.

Соблюдая уговор, они не открывали возможности скорого возвращения Теймураза. Князья были далеки от истинных замыслов Моурави, но понимали, что приезд Вачнадзе и Джандиери означает большие события в царстве.

Накричавшись и взвесив все обстоятельства, князья направились в Алавердский кафедрал, отстоящий от Телави на четыре конных агаджа. Туда прибыли и «барсы». Из храма с хоругвями вышли священники, благословили всадников и коней. В конские уборы ликующие женщины вплетали цветы. В величественном храме, скрестив над евангелием XI века прадедовские клинки, владетели поклялись поставить свои дружины под знамя Моурави.

Раскатисто бьют в димплипито, взлетают на воздух звуки дайры, взвизгивает зурна; шумный говор и оглушающий смех будоражат улицы. С балконов свешиваются пестрые ткани, ковры. Реют знамена амкарств, дружин. На перекрестках раскинуты лотки с фруктами, сластями, вином. Играют пандуристы, весельчаки пляшут лекури. И куда ни кинь взгляд, дымкой миндального цвета волнуются на плоских кровлях лечаки. Женщины, любуясь молодецким видом воинов, выкрикивают пожелания.

Заломив папахи набекрень, закинув назад рукава чохи, обнявшись, идут по всей ширине улиц певцы, состязатели в шаири, у каждого в остроконечную папаху воткнута расцветшая ветка. Идут чонгуристы, под их тонкими пальцами поют струны. Спешат на площадь силачи, под их тяжелыми цаги трещит камень. Важно шествуют пшавы в красочных нарядах, хевсуры в чешуйчатых кольчугах и со щитами. И везде, как цветы, синие, желтые, фиолетовые, зеленые куладжи картлийцев.

Шумно встречают картлийцы вестников возрождения Кахети. С жаром играют дудукчи на конях почетную гостевую. Молодой наездник высоко взметнул знамя царя Теймураза. Кахетинские азнауры ведут за собой пять сотен на разукрашенных скакунах. Они восторженно устремляются к картлийцам, спеша слиться с ними в одном конном потоке. Помнят наказ Сулханишвили: кто сейчас отстанет, того жизнь обгонит, как черепаху. Со времен Луарсаба не знал Тбилиси такого пышного веселья.

На Дидубийском поле полукругом возвышаются уступами скамьи. Места для правителя и знати покрыты ковриками. Посреди поля на высоком шесте реет знамя Грузии: на красном бархате белокрылый святой Георгий замахивается мечом на дракона. В четыре линии построены конные дружины – царские, княжеские, церковные, азнаурские. На правом краю выделяются три сотни на белых конях, на левом – три сотни на черных. А впереди – на золотистых конях – сотня Автандила Саакадзе в оранжевых плащах.

Каждый князь, картлийский и кахетинский, нарядил свои дружины в цвет фамильных знамен. И сам, надев на себя фамильное оружие, гарцует на коне, разукрашенном сафьяном, серебром, золотом и каменьями… Удивляет всех Зураб Эристави: он в боевой кольчуге и доспехах, а не в изумрудной куладже цвета глаз Нестан. И его арагвинцы блистают не желтыми чохами цвета ее волос, а сталью щитов и медными шлемами.

Народ шумно рассаживается на задних скамьях. На видном месте купцы во главе с меликом Варданом. Знатные амкары, уста-баши восседают рядом. На азнаурской стороне Эрасти с почетом усадил Анта Девдрис, Гулиа и Мети, особо приглашенных от Тушети.

На площадке со столбиками, обвитыми цветами и зеленью, около правителя группируются седоусые почтенные князья, горделивые княгини и княжны. Русудан, вся в оранжевом, величественно опустилась рядом с княгиней Мухран-батони. Веселая Хорешани, в сиреневом платье, с драгоценностями на груди, приятно улыбается, смотря на дружину Дато, одетую в ее цвет.

Почтительно беседуя с тушинами, Эрасти то и дело поглядывает на Дареджан, сидящую возле Русудан, и, подражая Дато, лихо подкручивает усы.

Появление дочерей Саакадзе взволновало и молодых князей и азнауров. Они завидуют Иесею Ксанскому и Теймуразу Мухран-батони. Еще бы, породниться с Моурави! Да и притом девушки-затворницы славятся далеко за пределами Картли гордостью Русудан и пламенем глаз Георгия.