– Почему напали на Зураба? Он для князей соловьем поет.

– Соловьем? Не радуйтесь заранее; может черным вороном вам на голову сесть.

– Ха-ха-ха! Хи-хи-хи! Нато всегда развеселит!

Переговаривались азнауры: «Что с Зурабом?.. Ссоры с нами ищет? Видите, как тяжело на Зураба смотрит Георгий? А Русудан стала белее снега».

Гордо откинула лечаки Русудан, незаметно подала знак мествире. Он радостно схватил гуда и запел о проделках каджи в волшебном лесу. Но как ни старался мествире, как ни буйствовал тамада Квливидзе, как ни шумела молодежь, как ни поощряли княгини веселье и шутки, – празднества настоящего уже не было. Тяжелый взгляд Моурави все чаще останавливался на Зурабе.

Снова и снова обдумывал Зураб вчерашнее. Нет, он поступил правильно. Если замыслил возвыситься, необходимо показать княжеству, что Зураб Эристави Арагвский не раб Георгия Саакадзе. Шадиман прав…

Когда Зураб получил послание Шадимана с просьбой пожаловать к нему на тайный разговор, могущий обрадовать их обоих, он сначала расхохотался, выгнал гонца и хотел уже обо всем рассказать Саакадзе, но вдруг вернул марабдинца и приказал ждать.

Зураба охватило любопытство: что нужно «змеиному» князю – кровному врагу Эристави и Саакадзе? Не мешает поразведать! И он выехал из Тбилиси, – но не в Ананури, как заявил, прощаясь, а в Марабду, сопровождаемый лишь верным оруженосцем.

Поразила и польстила Зурабу пышность, с которой встретил его Шадиман. Сначала вознегодовал, увидя Андукапара, – вспомнилась метехская вражда. Но путь князя от Арша до Марабды смутил Зураба: вот каким унижениям подвергается княжество.

– Да, Зураб, померкли наши знамена. Зять царя Картли, рискуя жизнью, подобно пастуху, сползает с гладкой горы и заискивает перед саакадзевскими дружинниками. Что ждет нас? Или не видишь постепенного падения владетелей? Или мы так же блистаем, как при Багратидах?

– Саакадзе не собирается быть царем! – буркнул Зураб, по-волчьи оглядывая Андукапара.

– Не собирается? Кто такому поверит? – возразил ему Андукапар. – Пример с Московии берет: там Годунов тоже не собирался, а сам так действовал, что другого выхода у бояр не было.

– Хвалю хитреца! – тепло улыбнулся Шадиман. – Греческий монах рассказывал мне, как заставил Годунов русийских князей кланяться ему до земли, принудил созвать собор, на котором выставил, как ценность государства, своих единомышленников – дворян и купцов. Конечно, эту суконную сотню не пришлось долго убеждать, сами от чистого сердца трезвонили! «Да славится наш царь Борис!» И прославился – возвысил дворян и купцов и уничтожил князей. Так утвердится и наш царь – «барс» Георгий.

– И церковь не оставила без помощи Годунова, – отозвался Андукапар. – Что, эти рясы сговорились везде действовать одинаково? Только ослепшие не видят игру с венчанием на царство Кайхосро.

– Пока не венчан!

– И не будет. Саакадзе выжидает – надоест тавадам мальчику кланяться, тоже собор созовут: амкары, купцы, азнауры – ух, сколько друзей у Саакадзе! Сразу корону преподнесут. Надвинет ее ностевец на свой каменный лоб, возьмет скипетр и начнет князей крошить, как солому.

– Или, Зураб, тебя такое не тревожит? – спросил Шадиман. – Или не ты обойден «барсом»? Или князь Зураб Эристави недостоин быть правителем Картли? Разве не доблестный владетель Арагвский одерживал победы, равных которым не знала Картли? А кто беззастенчиво присвоил себе лавры? Я не ослеплен злобой. Саакадзе опытный полководец, – но разве без твоей могучей руки смог бы он победить Карчи-хана? Разве не за тобой пошли хевсуры, пшавы? Но даже правителем гор он не пожелал тебя утвердить.

Мрачно слушал Зураб. Знал – многое преувеличено злобствующими князьями, но главное – правда. Неблагодарен Саакадзе! Что он, владетель Арагви, получил после Марткоби? Кожаную рукавицу, чтобы удобнее было за хвост Джамбаза держаться!

– А вы что предлагаете мне за помощь вытянуть вас из тины, куда попали, держать за хвост «льва Ирана»?

Шадиман подсел ближе и дотронулся до плеча Зураба:

– Мы предлагаем тебе силу для осуществления давно тобой задуманного.

Зураб вздрогнул и замер: откуда Шадиман узнал о его стремлении к престолу?

Зорко следили Андукапар и Шадиман за Эристави Арагвским, погруженным в раздумье. Шадиман прошелся по мягкому ковру и остановился против Зураба.

– Думаю, мой Зураб, мы друг друга поняли: князь для князя в черный день! Пятьсот марабдинцев получишь от меня в подкрепление – эти ловкие стрелометатели стоят трех тысяч обученных кизилбашей. Пройдут они в арагвинских кольчугах подземным ходом. В лесу разойдутся небольшими отрядами и так будут двигаться по ночам к замку Ананури.

– А восемьсот сабельщиков из Арша спустятся по моему способу, – подхватил Андукапар. – Первая сотня истребит саакадзевскую охрану, без сомнения, увеличенную после моего веселого путешествия. Аршанской дружиной можешь распоряжаться, как личной, – она минует теснины под водительством опытных начальников и обрушится на непокорных.

Зураб, охваченный сомнением, по-волчьи ощерился:

– А вы чем рискуете, суля мне за разрыв с Саакадзе золотой оазис? Я же рискую Белой и Черной Арагви! Слова – дешевый груз! Что предложите мне в залог верности?

– Зураб, почему не воспользовался ты путешествием купца Вардана и не послал в Исфахан княгине Нестан… бывшей княгине – знак внимания?.. Не гневись, Зураб! Знаю, почему Саакадзе подсунул тебе обнищавшую княжну своей шайки, а ты сразу попал в лапы «барса». Не пристало владетелю Арагви думать о служанке шахского гарема.

– А какому черту исповедовался я? – возмутился Зураб. – Где забвение, там нет любви!

Не хотел помнить Зураб, из-за кого погибла зеленоглазая Нестан из знатного рода Орбелиани. Обо всем позабыл, помнил лишь о своем бесчестье. Он, арагвинский витязь, достойный хрустального пера Руставели, – муж гаремной служанки! Неслыханный позор! Каким мечом выкорчевать его? Какой кровью смыть?

Словно угадывая его мысли, Шадиман продолжал:

– Напрасно терзаешься, князь, наше святая церковь расторгнет твой брак, ибо христианину воспрещается иметь жену-магометанку!

– Неподобающий разговор начал ты, Шадиман. Если рассчитываешь привлечь меня, напоминая о мести шаха, то ошибаешься, – Зураб вскочил. – Даже хозяину дома не позволю переступить черту приличия!

– Я коснулся твоего сердца, дабы дружба наша воссияла от залога. Смотри!

Зураб сумрачно взглянул вниз и несказанно удивился: деревья застыли, точно окаменели в своем красочном уборе, а ему чудилось – буря несется над солнечным садом, сгибая до земли чинары и дубы и кружа ярким хороводом цветы.

Задумчиво сидела Магдана на мраморной скамье. Было ей не более пятнадцати лет. Пленительная робость еще сковывала ее гибкие руки, тугие, рудой отливающие косы ниспадали с покатых, еще детских плеч, а из-под тенистых ресниц печально и величественно смотрели лучистые глаза. Бледно-голубой шелк облекал ее тонкий стан… И Зурабу хотелось глубоко вздохнуть, но было страшно – вот-вот волшебное видение исчезнет и черный туман окутает и сад, и замок.

Смотрел Зураб и не мог насмотреться.

– Вдохновенный монах увековечил мою Магдану неувядаемыми красками, – хвастал Шадиман. – Обрати, князь, свое благосклонное внимание на фреску. Княжна Магдана держит на ладони свое достояние – замок Марабду, а ноги ее обвивают змеи из жемчужных нитей. Раскрытые ларцы, как водопады, низвергают фамильные драгоценности. Но, увы, ее нежная рука не в силах удержать знамя Сабаратиано, и она призывает витязя…

– Какой витязь, Шадиман, удостоится столь высокой награды?

– Тот, кто навек объединит знамя двух княжеств и вздыбит его над вершиной могущества.

– Князь Шадиман Бараташвили, благодарю за оказанную мне честь, но… прекрасная из прекрасных княжна достойна неизмеримо большего. Я раньше завоюю горцев, а потом буду молить Магдану разделить со мной блистательный трон.

На заре Зураб с оруженосцем исчезли за железной дверью. Гулко звучал конский топот в подземном коридоре.