Сегодня любимая жена шаха Аббаса, величественная Лелу, празднует трехлетие своего внука Сэма, сына Сефи-мирзы. С утра малый двор заполнился подарками, около каждого стоит слуга, выкрикивая имя хана и ханши, приславших знак своей любви и почитания. На возвышении возле подарка шах-ин-шаха застыли пятнадцать слуг. Араб в красном тюрбане и ослепительно белом плаще держит под уздцы берберийского жеребенка, долженствующего расти вместе с маленьким мирзой Сэмом. На руках других слуг – седло, осыпанное бирюзой, сбруя из синего сафьяна, бархатная длинная подушка с золотой бахромой для первой боевой сабли, которую вручит шах Аббас внуку в день, когда ему исполнится тринадцать лет.
Лелу – вернее, Тинатин, как ее звали в Картли – знает: какие бы ценности ни прислали ханы, восхищаться будут только подарками «льва Ирана». Все преподношения будут выставлены напоказ чужеземным послам, миссионерам, купцам, дабы они разнесли по всем странам, как могуществен шах Аббас, внуку которого приносят столь великолепные дары.
На шумное празднество пригласила Тинатин не только всех жен шаха, но даже всех наложниц. Узнав об этом, шах сказал:
– Аллах щедро наградил тебя, Лелу, возвышенным сердцем…
– О мой, повелитель, женщина, на которую хоть раз упал твой алмазный взгляд, для меня желанная гостья, – ответила Тинатин.
Вспоминая сейчас разговор с грозным супругом, Тинатин в смятении думала: "Где же ее возвышенное сердце, если и на этот раз она не решилась просить шаха смилостивиться над Нестан? Бедная княгиня! Как горько поплатилась она за измену Зураба… Сколько слез, сколько страданий! В тот страшный день, когда обезглавили Паата, насильно была омусульманена и Нестан. Повелитель Ирана приказал Мусаибу отдать блистательную княгиню в служанки незначительной Гулузар, трехсотой хасеге, из-за этого счастливого счета взятой в Давлет-ханэ как дар бухарского купца. Несмотря на сверкающие голубым отсветом глаза, стройный стан и золотисто-каштановые косы, шах Аббас даже не взглянул на нее… Святая дева, как согнулась прекрасная Нестан под черным покрывалом рабыни, когда младший евнух провожал ее на девятый двор, в домик Гулузар. Боясь гнева шаха за сочувствие к изменникам, Тинатин не посмела просить отдать ей Нестан. О, нет, даже короткая тень не должна лечь на Сефи-мирзу! Он так счастлив! Черкешенка не обманула ни сердца Сефи, ни любви Тинатин. Она нежна, как лепестки роз, подобны меду ее слова. А сколь покорно она склоняет свою гордую голову к коленям Тинатин… Шах Аббас потребовал, чтобы Сефи взял еще жену и пятнадцать хасег… Как загрустила черкешенка, как опечалился благородный Сефи, воспитанный тайно в христианской чистоте. С большой хитростью удалось Тинатин убедить шаха отменить свой приказ: новые жены и наложницы родят сыновей, и они начнут алчно взирать на священный трон «льва Ирана»… Только Сефи верен ему, только он молит аллаха три раза в день о ниспослании тысячи тысяч лет горячо любимому и почитаемому шаху из шахов, его отцу, властелину вселенной.
Шах охотно согласился: конечно, как всегда, умная Лелу права. Она неустанно стоит на страже спокойствия шаха, а если Сефи надоест ложе первой жены, он может взять служанку. Тинатин сама подобрала черкешенке десять красивых девушек, приведенных из Грузии, даже двух монашенок. Да, Тинатин готовила наследника шаха не только сильного мыслями об Иране… Грузия! Грузия по-прежнему владела ее сердцем. Царь Луарсаб и шах Сефи будут тесно связаны интересами своих стран, будут непобедимыми союзниками… Что? О чем она думает? Господи Иисусе! Тинатин отшатнулась: «Кто? Кто здесь?!»
Перед нею стояла старшая прислужница, держа ларец. Она забыла, какое ожерелье сегодня желает надеть высокорожденная ханум.
Тинатин вновь задумалась о судьбе несчастной Нестан. Как только она переступила порог домика хасеги, Тинатин вызвала к себе счастливицу, так прозвали Гулузар в гареме. Усадив рядом, Тинатин поздравила наложницу с шахским вниманием и спросила, понравилась ли ей грузинка? Гулузар растерялась. Евнух ей сказал: «Для черной работы держи!» Тинатин одобрительно улыбнулась: «Наш милостивый шах-ин-шах справедлив, он наказывает и милует… Княгиня Нестан сейчас мохамметанка, она у тебя почетная гостья, запомни это, ибо когда шах-ин-шах найдет, что княгиня достаточно наказана за вероломство мужа, то позволит поселиться у меня, ее любимой подруги еще по детским годам, проведенным в замке моего отца, царя Картли».
Повторяя мысленно разговор, Тинатин не без удовольствия вспомнила, как испугалась хасега: «Бисмиллах! Лишь бы не разгневать мать Сефи-мирзы!» И тут же поклялась, что она сама будет служанкой у княгини. Только в редкие посещения евнухом ее домика начнет умышленно кричать на солнцеподобную госпожу. Пусть евнух передаст Мусаибу о страдании княгини Нестан.
Тинатин достала из резной шкатулки рубиновое ожерелье и подарила ошеломленной наложнице вместе с туго набитым золотыми туманами кисетом, предназначенным для содержания Нестан. Затем пригласила бывать у нее по пятницам на веселом кейфе с ханшами… Что было тогда с потрясенной Гулузар! Она плакала, смеялась, целовала руки благодетельницы и с тех пор, как служанка, угождала Нестан. Тинатин еще ни разу не виделась с несчастной подругой, решив, если придет благоприятный ответ от Луарсаба, упросить шаха сжалиться и подарить ей княгиню… А если?.. О нет, нет! Луарсаб должен, наконец, ради Тэкле, покориться воле шаха… Где скрывается бедная Тэкле, столь лучезарная и столь мужественная? Может, в монастыре ждет своего счастья! Оно придет, должно прийти! Под властью свирепого и подлого Али-Баиндура не может долго томиться царь Картли.
Но этот день принес Тинатин большие огорчения.
Во время пира, улучив минуту, когда расшалившиеся ханши перекидывались цветами, старшая жена Караджугай-хана шепнула Тинатин о приезде из Гулаби хана Джафара. Караджугай огорчен – да защитит аллах правоверного от гнева шах-ин-шаха! – царь Луарсаб твердо сказал: «Нет!»
Побледневшая Тинатин взволнованно проронила:
– Может быть, в парчовом мешке молодого хана и для меня есть послание?
– Аллаху угодно было расположить сердце картлийского царя к моему Джафару, но Караджугай раньше покажет послание…
– Бисмиллах! Кто смеет думать иначе? Только…
– Да успокоится твое сердце, прекрасная Лелу, Караджугай не омрачит шах-ин-шаху праздник. Лишь завтра узнает повелитель о приезде Джафара.
Многолетняя привычка глубоко прятать свои мысли и чувства помогла Тинатин скрыть охватившие ее печаль и беспокойство. Как примет шах новый отказ Луарсаба? Она с благодарностью поцеловала добрую ханум, предупредившую ее. Надо обдумать неизбежную беседу с шахом Аббасом, отвести гнев и немилость от Луарсаба. О, как тяжела участь гаремной жены, хотя и любимой!
Вторая неприятность произошла неожиданно. Прислужницы ввели маленького Сэма для принятия от ханш поздравлений и ручных подарков.
Принцесса, сестра шаха, некогда привезшая в Исфахан царевну Тинатин, протянула Сэму серебряную клетку с голубой птичкой. Мальчик некоторое время сосредоточенно следил, как прыгала она по жердочкам, потом вытащил птичку из клетки и, с остервением оторвав ей головку, бросил ее в подол ошеломленной принцессы.
Тинатин нахмурилась. Вспомнился испуг придворных в час рождения Сэма. Его сжатые ручонки были полны густой крови. Когда донесли об этом шаху Аббасу, он сказал: «Да будет известно – этот пехлеван щедро омоет свои руки в крови». Тинатин вновь содрогнулась. А Сэм продолжал с презрением швырять в лицо ханшам изящные преподношения.
Наступило неловкое молчание. «Бисмиллах! Хорошо, что не он наследник трона Сефевидов», – с ужасом подумала каждая из ханш.
Тинатин приказала увести Сэма. Он упрямился, кричал, грозил всем оторвать голову, вот только немного вырастет. Сбросил с бронзовой подставки китайскую вазу… Черкешенка робко взглянула на Тинатин и поспешно унесла сына.
Празднество стало для Тинатин мукой. О, много дала бы она за возможность остаться одной. Но даже прозорливая жена Караджугай-хана не заметила ее тревоги.
