Духи Блажен, кто прост и чист душою, Чей дух молитве не закрыт, Кто вместе с юною землею Творца миров благодарит, Но мыслью, вечно восходящей, Не в жизни ищет идеал, И кто души своей любящей Упорно к ней не приковал! Соловей Весны томительная сладость, Тоска по дальней стороне, Любовь и грусть, печаль и радость Всегда межуются во мне; Но в их неровном колыханье Полны надежд мои мечты: Журчанье вод, цветов дыханье — Все мне звучит как обещанье Другой, далекой красоты! Духи Чем тени сумрачней ночные, Тем звезды ярче и ясней; Блажен в беде не гнувший выи, Блажен певец грядущих дней, Кто среди тьмы денницы новой Провидит радостный восход И утешительное слово Средь общих слез произнесет! И тьму пусть терпит божья воля, Явлений двойственность храня,— Блаженны мы, что наша доля Быть представителями дня! Пути творца необъяснимы, Его судеб таинствен ход, Блажен, кто всех сомнений мимо Дорогой светлою идет! Голос Прекрасно все. Я радуюсь сердечно, Что на земле теперь весна. Жаль только, что ее краса недолговечна И декорация уж слишком непрочна! Духи Кем здесь нарушена святая тишина? Чей голос разбудил уснувшие долины? Голос Я живописи тень. Я темный фон картины, Необходимости логическая дань. Я нечто вроде общей оболочки, Я черная та ткань, По коей шьете вы нарядные цветочки. Духи Зарницы блещут. Из болот Седой туман клубится и встает, Земля под нами задрожала,— О братья, близко здесь недоброе начало! Голос Хотя не Слово я, зато я — все слова! Все двигаю собой, куда лишь сам ни двинусь; По математике я — минус, По философии — изнанка божества; Короче, я ничто; я жизни отрицанье; А как господь весь мир из ничего создал, То я тот самый матерьял, Который послужил для мирозданья. Клеветникам назло, прогресс во всем любя, Чтоб было что-нибудь, я в дар принес себя, Не пожалел отдать часть собственного теста, Чтоб вылепиться мог вселенной сложный шар; А так как быть нельзя, не занимая места, То в остальное он вошел, как в свой футляр. Когда вы, полные восторженной хвалою, Поднявши очи к небесам, Акафисты свои поете фистулою, Я к звонким вашим дишкантам — Фундаментальный бас. Духи
По дерзостным речам Тебя узнать легко. Явись же лучше к нам И не веди происхожденья Хвастливо от предвечной тьмы; Увы, ты был, до дня паденья, Таким же светлым, как и мы! Голос Мне грамоту мою отстаивать — бесплодно; Во мне так много есть сторон, Что быть готов я, коль угодно, Не что иное, как бурбон [1]. Но если с этой точки зренья Мы будем на мое смотреть происхожденье, Тогда осмелюся сказать, Вам не во гнев и не в обиду, Что я, имев несчастье потерять Архангельский мой вид, лишился вовсе виду. Поэтому, коль я вам подлинно собрат, То одолжите мне, любезные собратья, Какой-нибудь наряд, Приличный облик или платье! Духи Бери любой; явися нам Как змий, как ворон иль иначе! Сатана (является в виде черного ангела) Вот так известен я певцам, А живописцам наипаче. Первый дух Замолкнул соловей, поблекнули цветы, Подернулися звезды облаками… Скажи, погибший брат, чего здесь хочешь ты И что есть общего меж нами? Второй дух Дух отрицания, безверия и тьмы, Дух возмущенья и гордыни! Тебя ли снова видим мы, Врага и правды и святыни? Третий дух Ты ль, мной самим, как червь, низверженный во прах, Теперь, с насмешкой на устах, Дерзаешь в сонме сем являться? Сатана Превосходительный! Не стыдно ль так ругаться? Припомни: в оный день, когда я вздумал сам Владыкой сделаться вселенной И на великий бой поднялся дерзновенно Из бездны к небесам, А ты, чтоб замыслам противостать свободным, С негодованьем благородным, Как ревностный жандарм, с небес навстречу мне Пустился и меня шарахнул по спине, Не я ль в той схватке благотворной Тебе был точкою опорной? Ты сверху напирал, я снизу дал отпор; Потом вернулись мы — я вниз, ты в поднебесье,— И во движенье сил всемирных с этих пор Установилось равновесье. Но если б не пришлось тебе меня сшибить И, прыгнув сгоряча, ты мимо дал бы маху, Куда, осмелюся спросить, Ты сам бы полетел с размаху? Неблагодарны вы, ей-ей, Но это все дела давно минувших дней, Преданья старины глубокой [2] — Кто вспомнит старое, того да лопнет око! вернуться Бурбон — грубый, невежественный человек; первоначально — офицер, выслужившийся из солдат. «Не держусь и за словечко „бурбон“, — писал Толстой Маркевичу 11 июня 1861 г., — которое… озадачило публику. Если Вы принадлежите к тем, кому это выражение неизвестно, — сообщу Вам, что на армейском языке оно означает выскочку». вернуться Дела давно минувших дней… и т. д. — Цитата из поэмы Пушкина «Руслан и Людмила». |
