Проза поэта всегда несет на себе отпечаток особого лирического восприятия мира. Не исключение и проза Афанасия Фета. Все его художественные произведения автобиографичны: сюжеты повестей, рассказов, очерков — это эпизоды и события из жизни самого поэта, его родственников или знакомых. Повествование от первого лица — не литературный прием, а указание на действительное участие автора. Так, события, положенные в основу повести «Семейство Гольц», произошли во время службы поэта в Херсонской губернии. История же, о которой идет речь в повести «Дядюшка и двоюродный братец», случилась в семье его родственников. Даже имя героя Аполлон созвучно с именем его прототипа Капитона. А в образе Ковалева много от самого Фета. По форме повесть напоминает «Героя нашего времени» Лермонтова. Надо отдать должное смелости Фета, рискнувшего повторить прием, найденный и блестяще реализованный другим писателем.

Автопортретом в прозе можно назвать рассказ «Вне моды». Незамысловатый будничный сюжет — описание реального путешествия Фета и его жены Марии Петровны из курского имения Воробьевка в родовое имение Шеншиных Клейменово. С первых же страниц рассказа мы узнаем манеру и стиль повести Гоголя, любимого фетовского писателя, «Старосветские помещики». Автор откровенно указывает на это, называя своих героев Афанасием Ивановичем и Пульхерией Ивановной. Путешествие бездетных пожилых супругов, их взаимоотношения изображены с теплым чувством юмора, иногда — с легкой иронией, что невольно вызывает симпатию к ним и к автору рассказа.

Отличающие поэзию Фета яркая неожиданная образность, тонкий лиризм окрашивают и его прозаические сочинения: «Майская ночь опьяняет человека, вынуждает его зарыдать на ее благоуханной груди…» Вспомним описание внешности Луизы из повести «Семейство Гольц». Тридцатипятилетняя женщина выглядит старушкой, которая всем своим видом как будто спрашивает: «…зачем я здесь и зачем я вообще где-нибудь?» И мы догадываемся, что страшная развязка ее жизни недалека. На резко очерченном мрачном бытовом фоне «Семейства Гольц» жизнеутверждающее чувство, как всегда у Фета, несут картины природы, особенно пришедшей весны. «Важные аисты и осторожные цапли безмолвно стерегут пробуждающихся лягушек. Чайки, кружась и кувыркаясь над бесчисленными гагарами и утками, стараются высоким фальцетом перекричать их втору, за которой явственно слышны могучие басы оживших черепах. Солнце уже печет Изредка набежит густое облако и обмоет землю чистым дождиком; затем тот же блеск и тот же весенний гам».

В художественную прозу Фет включал философские концепции, которые обосновываются или подтверждаются жизненными примерами: «Если искусство вообще недалеко от любви (эроса), то музыка, как самое между искусствами непосредственное, к ней всех ближе». Подобные философские тезисы у него так органично вплетены в ткань произведения, что цельность повествования не только не разрушается, а, наоборот, приобретает новые смысловые оттенки. Если в «Кактусе» это короткие ремарки автора («Но ведь красота-то вечна. Чувство ее — наше прирожденное качество»), то в рассказе «Вне моды» философские размышления Афанасия Ивановича, наблюдающего поведение кучера и пристяжной лошади, занимают целую страницу. Казалось бы, ничем не примечательная бытовая ситуация рождает в его сознании целый поток мыслей о роли в природе и жизни людей разума и воли. Эти раздумья героя напоминают философские идеи Шопенгауэра, труды которого в начале и середине 80-х годов с увлечением переводил Фет.

Природа и Человек — вечная философская тема, ставшая лейтмотивом самого первого рассказа Фета «Каленик». Таинство познания и мудрости человека, не утратившего «кровной» связи с природой, с мирозданием, не поддается логическому объяснению. «Одно чутье, один гений — и больше ничего», — так заключает Фет рассказ о своем необычном денщике.

А как поэтично переданы простенькие и такие дорогие его сердцу детали усадебного быта. Со страниц «Первого зайца», единственного детского рассказа, на нас веет неповторимым ароматом навсегда ушедшей эпохи русских усадеб. Он посвящен старшему сыну Л. Толстого Сергею, которому было тогда семь лет. Произведение так понравилось Льву Николаевичу, что с небольшим и изменениями он включил его в «Первую русскую книгу для чтения» («Новую азбуку») под заглавием «Как я в первый раз убил зайца». К сожалению, этот рассказ, как и «Не те», никогда не переиздавался.

Несколько иным предстает Фет в своих деревенских очерках. Именно здесь наиболее интересно и оригинально соединение разной по жанрам и стилю прозы. В 1860 году Фет купил хутор и стал фермером. Ему пришлось решать немало сложных задач, главное же — нанимать рабочих из среды бывших крепостных. В конце 1861 года, подводя некоторые итоги и желая предостеречь от своих ошибок тех, кто пойдет его дорогой, Фет берется за перо.

Необычайная актуальность темы и проблем, о которых Фет писал остро и откровенно, сразу же привлекли внимание к очеркам и читателей, и критиков. Друг Фета и Тургенева Борисов отмечал: «Ничего не выдумано, все истинная правда. Но все это передано неподражаемо, фетовски». Сам Тургенев писал Фету из Парижа: «Дайте также продолжение Ваших милейших деревенских записок: в них правда — а нам правда больше всего нужна — везде и во всем». И все же много лет спустя в мемуарах поэт вспоминал, что «фотографическими снимками с действительности» он возбудил злобные «нападки тогдашних журналов, старавшихся обличать все, начиная с неисправных дождевых труб на столичных тротуарах, но считавших и считающих всякую сельскую неурядицу прекрасною и неприкосновенною».

Деревенские очерки Фета — это редкое в нашей литературе гармоничное сочетание документальной автобиографической прозы, публицистики и художественных зарисовок, объединенных иногда в одном произведении и раскрывающих какую-то конкретную проблему (право, законность, воспитание, нравственность, землепользование и др.). По глубине проникновения в психологию героев, по эмоциональности, с которой написаны сцены из крестьянской жизни, Фета можно считать предшественником Бунина.

Если деревенские очерки Фета показывают прежде всего его экономическую и социальную позицию, то записки о заграничных путешествиях дают представление об эстетических взглядах. «Я назвал свои летучие заметки впечатлениями… Старясь по возможности точно передать минутные впечатления, я думаю, что общее должно быть верно», — так определял характер своих записей Фет. Именно здесь он в первые четко сформулировал свое отношение к роли искусства в жизни общества: «…искусство есть высшая нелицемерная правда, беспристрастнейший суд, перед лицом которого нет предметов грязных или низких».

Разнообразная по жанрам и тематике проза Фета оказалась забытой более чем на столетие, а между тем она составляет значительную часть его творческого наследия и для современного читателя, безусловно, представляет ценность и интерес.

На склоне лет Фет написал стихотворение «Одним толчком согнать ладью живую…», в котором определил назначение поэта. «Дать жизни вздох», «усилить бой бес трепетных сердец» в полной мере можно отнести и к задаче писателя. Подтверждение этого — проза Афанасия Фета.

Галина Асланова

Мазурка приходила к концу. Люстры горели уже не так ярко. Многие прически порастрепались, букеты увяли, даже терпеливые камелии видимо потускнели. Адъютант, танцевавший в первой паре, объявил, что это последняя фигура.

— Посмотрите, как весел Ковалев, — сказала моя дама, обращаясь ко мне, — как ловко он несется с С…вой. Сейчас видно, что он счастлив. И точно, она прехорошенькая!

Я кивнул головой в знак согласия.

— Отчего вы так милостиво киваете головой? Неужели вы не удостоиваете сказать слова в честь красоты С…вой?