Женщины уходят. Входит Пелагея Егоровна.
Явление второе
Арина и Пелагея Егоровна.
Пелагея Егоровна. Поди-ка ты, Аринушка, пособи со стола сбирать… да… А я отдохну, посижу — устала.
Арина. Как не устать, родная ты моя, день-деньской на ногах, молоденькая ли ты!..
Пелагея Егоровна (садится на диван). Ох… Да самовар-то чтоб туда подали в девичью, большой… который самый-то большой. Да сыщи Аннушку, пошли-ко мне.
Арина. Слушаю, слушаю.
Пелагея Егоровна. Да… поди, поди… Ох, моченьки моей нет!
Арина уходит.
Всю головушку разломило! Горе-то горем, а тут хлопоты еще. Да, да, хлопот-то что! ай, ай, ай! Сбилась с ног, совсем сбилась! Дела-то много, а в голове все не то… И там нужно, и здесь нужно, а ухватиться не знаю за что… Право… да… (Садится задумавшись.) Какой это жених, какой жених… ах, ах, ах!.. Где тут любви ждать!.. На богатство что ли она польстится?.. Она теперь девушка в самой поре, сердчишко ведь тоже, чай, бьется иногда. Ей бы теперь хоть бедненького, да друга милого… Вот бы и житье… вот бы и рай…
Анна Ивановна входит.
Явление третье
Пелагея Егоровна и Анна Ивановна.
Пелагея Егоровна. На-ка тебе ключи-то от чаю. Поди, разлей гостям-то; ну да там все, что нужно, уж сама знаешь. Я-то уж ноги отходила, а тебе что — ты бабочка молоденькая… да… послужи.
Анна Ивановна. Что ж не послужить, не велика работа, руки не отвалятся. (Берет ключи.)
Пелагея Егоровна. Вон там в шкапу чай-то, в ящичке в красненьком.
Анна Ивановна отпирает и достает ящичек. Митя входит.
Явление четвертое
Те же и Митя.
Пелагея Егоровна. Что тебе, Митенька, надобно?
Митя (сдерживая слезы). Я-с… я-с, Пелагея Егоровна, за всю вашу ласку и за все ваши снисхождения, и даже чего, может быть, и не стою… как вы, по сиротству моему, меня не оставляли и вместо матери… я… вами должен быть всю жизнь благодарен и завсегда Богу молить-с. (Кланяется в ноги.)
Пелагея Егоровна. Да что ты, Митя?
Митя. Благодарю вас за все-с. Теперича прощайте, Пелагея Егоровна! (Встает.)
Пелагея Егоровна. Куда ж ты?
Митя. К матушке хочу ехать-с.
Пелагея Егоровна. Надолго ли же ты едешь?
Митя. Да я у хозяина отпросился на праздники, а уж надо так полагать, что я там вовсе останусь.
Пелагея Егоровна. За что ты это, Митя, нас бросить хочешь?
Митя (переминаясь). Да так уж!.. Уж что же… я уж так порешился.
Пелагея Егоровна. А когда же ты едешь?
Митя. Сегодня в ночь. (Молчание). Так, думаю, до ночи-то с вами не увидишься, так я проститься пришел.
Пелагея Егоровна. Ну, что ж, Митя, коли тебе так надобно… Мы тебя не держим, Бог с тобой… Прощай!..
Митя (кланяется в ноги Пелагее Егоровне, целуется с нею и с Анной Ивановной, потом так кланяется и останавливается). Надо бы и с Любовью Гордеевной проститься… Что ж, ведь в одном доме жили… Либо жив буду, либо нет…
Пелагея Егоровна. Да, надо, надо. Что ж, простись, простись!.. Аннушка, поди покличь Любушку.
Анна Ивановна (покачав головой). «Один ведет за рученьку, другой за другу, третий стоит слезы ронит, любил, да не взял». (Уходит.)
Явление пятое
Пелагея Егоровна и Митя.
Пелагея Егоровна. А у нас-то, Митенька, какое горе-то! Как его размыкать-размотать, не придумаю… Ровно меня громом ошибло, в себя не приду.
Митя. Кто же теперича этому виноват-с, не на кого вам плакаться, Пелагея Егоровна-с, сами отдаете.
Пелагея Егоровна. Сами… сами… да, сами отдаем. Ох, только не моя, Митя, воля; кабы моя воля была, нешто б я отдала! Что я, разве враг ей!
Митя. Человек-то, как понаслышке, не больно-то завидный. Ничего хорошего, окромя дурного, не слыхать.
Пелагея Егоровна. Знаю, Митенька, знаю.
Митя. А ведь уж теперича, по этим слухам, надо так сказать, что, должно быть, Любови Гордеевне за этаким человеком, и притом в отдаленности, совсем погибать надобно-с.
Пелагея Егоровна. Ох, уж не говори ты мне, не говори… и без тебя тошнехонько. Глаза-то все проглядела, на нее глядючи! Хоть бы теперь-то наглядеться на нее про запас. Точно я ее хоронить собираюсь.
Митя (почти плача). Так это что ж такое! Нешто этак-то делают? Ведь она, чай, ваша родная дочь!..
Пелагея Егоровна. Кабы не родная, так я бы не плакала и не убивалася, не надрывалось бы мое сердце на ее на слезы.
Митя. Чем плакать-то, не отдавали б лучше. За что девичий век заедаете, в кабалу отдаете? Нешто это не грех? Ведь, чай, вам за нее надоть будет Богу ответ дать.
Пелагея Егоровна. Знаю я, все знаю, да говорю ж я тебе, что не моя воля. Что ты пристал ко мне? Мне и без тебя тошно, а ты еще меня расстроиваешь. А ты бы, Митя, пожалел меня!
Митя. Оно так-с, Пелагея Егоровна, да не переносно мне это горе-то; может, тяжельше, чем вам. Я такую в вас веру, Пелагея Егоровна, взял, что все равно как матушке родной откроюсь. (Утирает глаза платком.) Вечор-то, как у вас вечеринка-то была… (Слезы мешают говорить.)
Пелагея Егоровна. Ну, ну, говори, говори…
Митя. Ну, вот и столковались мы с ней в потемочках, чтобы идти нам с ней к вам, матушка, да к Гордею Карпычу, просить вас низменно: благословите, дескать, нас, а нам уж друг без друга не жить (утирает слезы); а нынче вдруг поутру слышу… опустились мои рученьки!..
Пелагея Егоровна. Что ты?!
Митя. Вот перед истинным, Пелагея Егоровна.
Пелагея Егоровна. Ах ты сердешный! Экой ты горький паренек-то, как я на тебя посмотрю!
Входит Любовь Гордеевна.
Явление шестое
Те же и Любовь Гордеевна.
Пелагея Егоровна. Вот, Любушка, Митя проститься пришел: он едет от нас к матушке к своей.
Митя (кланяется). Прощайте, Любовь Гордеевна!.. Не поминайте лихом!
Любовь Гордеевна. Прощай, Митя! (Кланяется.)
Пелагея Егоровна. Поцелуйтесь на прощанье-то, ведь, может, не приведет Бог и свидеться… да… что ж такое!
Митя и Любовь Гордеевна целуются; она садится на диван и плачет; Митя тоже плачет.
Будет будет вам плакать-то! Вы меня с ума сведете!
Митя. Эх, пропадай моя голова! Уж была не была! (Подходит к Пелагее Егоровне.) Пелагея Егоровна, жаль вам дочь отдавать за старого, аль нет?
Пелагея Егоровна. Кабы не жаль, так бы я не плакала.
Митя. Прикажете говорить, Пелагея Егоровна?
Пелагея Егоровна. Говори.
Митя. Вот моя речь какая: соберите-ка вы ее да оденьте потеплее ужотко. Пусть выйдет потихоньку: посажу я ее в саночки-самокаточки — да и был таков! Не видать тогда ее старому, как ушей своих, а моей голове заодно уж погибать! Увезу ее к матушке — да и повенчаемся. Эх! дайте душе простор — разгуляться хочет! По крайности, коли придется и в ответ идти, так уж то буду знать, что потешился.
Пелагея Егоровна. Что ты, что ты, беспутный!
Любовь Гордеевна. Что ты, Митя, выдумал!
Митя. Стало не любишь? Аль разлюбила?
Любовь Гордеевна. Да ты говоришь-то что-то страшно!
Пелагея Егоровна. Что ты, беспутный, выдумал-то! Да кто ж это посмеет такой грех на душу взять… да… опомнись… что ты!
Митя. Ведь я говорю: коли жаль; а коли не жаль, так отдавайте за Африкана Савича, закабалите на веки вечные. Сами же, глядя на ее житье горемычное, убиваться станете. Спохватитесь вы с Гордей-то Карпычем, да уж поздно будет.
