— Конечно.
— Держу пари, он умеет выполнять желания, — продолжила Мэтт.
— Здорово. Я не знаю, чего пожелать. И судя по тому, что я видела, такие желания — штука опасная. — Дейдра посмотрела на часы. — Ладно, ребята, я рада, что вы приехали, но, пожалуй, надо вернуться к привычному режиму. Мне завтра рано вставать, так как я делаю хирургическую операцию. И мне надо помыться перед этим и после. Горячей воды хватает только на один раз, и она снова набирается за два часа. Так что, один из вас может помыться сейчас, а другой попозже, утром, если, конечно, вы не собираетесь уехать ни свет ни заря. Вы завтра уезжаете?
Эдмунд казался изумленным, а Мэтт сказала:
— Уедем, если ты поедешь с нами.
Дейдра покачала головой, улыбаясь:
— Вот что я вам скажу: я подумаю. Пойдемте, я вам покажу, как и что.
Она провела их в ванную, достала чистые полотенца.
— Я сейчас умоюсь и лягу спать, а вы можете еще сидеть, если хотите. Мне это не помешает, — сказала она. — Общежитие в колледже приучает спать в любых условиях.
Мэтт свернулась клубочком рядом с Эдмундом под тонким одеялом на заднем сиденье автомобиля. На улице подмораживало, но Эдмунд был большой, теплый и уютный.
Он тоже с головой накрылся одеялом и обнял ее.
— Что мы здесь делаем? — полусонно пробормотала она.
— Мы ее нашли. Это все, что я хотел сделать. Ей необязательно ехать с нами, Мэтт. Я просто рад, что повидался с ней.
— Но есть кое-что, — Мэтт почувствовала пустоту под сердцем. Она прижалась лбом к нему и дотронулась до своей груди. — Мне надо собрать их, — произнесла она.
— Что?
— Они должны вернуться. — У нее были странные ощущения. Голос звучал совсем по-чужому, будто и не ее вовсе.
— Мэтт, — встревожился Эдмунд.
— Пришло время снова попытаться.
— Мэтт? Кто это говорит?
Внутри нее никто не отозвался.
Эдмунд поднял руку и щелкнул пальцами. Над одеялом завис маленький шар зеленого пламени.
— Мэтт? — Эдмунд мягко отстранил ее, чтобы взглянуть ей в лицо. Он дотронулся до ее щеки, и его пальцы стали мокрыми. — Ты плачешь? Что случилось?
— Я не знаю. — На этот раз голос был ее собственный. Она была напряжена, расстроена и испугана. — Я не знаю, кто это был. Может быть, дом. Мне он нравится. Что же он делает со мной?
Эдмунд притянул ее к себе.
— Если ты хочешь, чтобы я с этим что-то сделал, скажи мне. Я постараюсь заставить его прекратить эти штучки, — шепнул он.
Она дрожала. Эдмунд гладил ее по спине. Она прильнула к нему.
— Помоги мне, — прошептала она наконец. Если кто-то пытается пробраться внутрь нее, то она бы хотела иметь возможность потребовать, чтобы ее оставили в покое. Ей нужно было, чтобы в дверь стучали, а она могла бы посмотреть в глазок и сама решить, впускать ли гостя.
Эдмунд сел и приподнял одеяло так, чтобы она тоже могла сесть. Так они сидели, крепко обнявшись, склонив головы и сплетя ноги.
Зеленый огонек продолжал гореть в воздухе.
— Дай мне свои руки, — сказал он.
Она протянула руки вперед.
Он накрыл их своими, провел большими пальцами по ладони, потом по пальцам.
— Хм, хм, хм… — Он поднял ее левую руку и прижался губами к ладони. — Это рука, которая получает, — сказал он. — И тебе что-то дали.
— Я не помню, — сказала она. Но ей тут же смутно припомнилось, как ей давали хлеб в дорогу.
— Что-то дали. Что-то было принято. Ты хочешь, чтобы я вытащил это из тебя?
— Что-то пробралось в меня. — Мэтт ощутила слабое, едва уловимое присутствие в костях, в скрытом сердцебиении на фоне своего собственного. В боли и тоске по чему-то потерянному или тому, чего никогда не было.
«Чтобы понять что-то до конца, надо переварить это», — сказал когда-то дом Джулио.
Может быть, она проглотила что-то очень важное, просто сама еще не поняла этого.
— Это дом, — сказала она. — Хлеб.
— Дом дал тебе что-то съесть? И он оставил тебе голос, у которого своя миссия.
— Думаю, да. — Она медленно кивнула.
— Ты хочешь, чтобы я это вытащил?
— А ты можешь?
— Я могу попытаться.
Мэтт пожала плечами. Высвободив свои руки, она обняла колени и уткнулась в них головой.
Дом дал ей призрачное второе «Я» с собственным голосом. Соглашалась ли она на это? За короткое время, что она провела в доме, они разделили много снов. Может быть, она и сказала «да».
Если нет, то она уже не сможет оставаться в доме. Во всяком случае, не поговорив предварительно. Она не давала второго шанса людям, которые что-то делали с ней без ее позволения, если только они не обещали больше так не делать, и она им верила.
— Так ты хочешь, чтобы я попробовал? — спросил Эдмунд.
А что, собственно, это новое «я» успело сделать с ней? Только заставило ее хотеть то, чего она и так хотела: найти друзей Эдмунда. Оно не причинило ей никакого вреда. И это было важно для дома. Стоит ли просить Эдмунда изгнать это из нее? А что, если оно изменяет ее, Мэтт, незаметно для нее самой, и так, как ей бы не хотелось? Или изменяет ее в лучшую сторону? А может быть, ее совсем не меняли…
Мэтт прижалась к Эдмунду.
— Я думаю, надо подождать. Посмотрим, что оно будет делать. Но если я начну вести себя не так, как обычно, ты мне скажи, ладно? — прошептала она.
— Хорошо, — ответил он, поглаживая ее, растирая напряженные мышцы.
Постепенно она успокоилась и заснула.
Рассвет засверкал, запереливался в морозных узорах на стеклах машины. Мэтт выскользнула из объятий Эдмунда, вышла из машины и направилась в дом, где так вкусно пахло свежим кофе, тостами и дымком из печи, в которой потрескивал огонь. В доме было тепло и уютно.
— Привет. Как спалось? — спросила Дейдра, выходя из ванной с мокрыми волосами. На ней были джинсы и футболка.
— Плохо, мне приснился странный сон. А ты хорошо спала?
— Конечно. С тех пор, как я приехала сюда, я всегда хорошо сплю. Будешь кофе?
— Да.
— Садись, я принесу.
Мэтт присела на стул возле карточного стола.
Ди поставила перед ней кружку кофе, сахарницу и молочник. Потом спросила:
— Хочешь каши?
— А у тебя много? У нас есть еда в машине.
— У меня ее предостаточно. Тебе нравится с медом и орешками? Это моя любимая каша.
— Конечно.
Дейдра поставила на стол миску с кашей, тарелки, разложила ложки и салфетки. Потом села рядом с Мэтт и начала есть. Она тоже выпила кофе и все больше и больше просыпалась.
— Я путаюсь в своих желаниях, — сказала она наконец, когда они с Мэтт доели кашу. — Иногда мне снова хочется окунуться в магию. А потом я снова хочу жить и дальше без нее. Иногда я думаю, что есть же какая-то середина, когда знаешь, что магия повсюду вокруг тебя, даже если ты сам не умеешь ею пользоваться. Иногда я думаю, зачем я ищу религию? Все эти христианские идеи оставляют меня равнодушной. А здесь у меня есть рассветы и закаты, тишина и покой, и моя мисс П. — Кошка при этом слове подошла, улеглась большой мохнатой кучей ей на ноги и замурлыкала. — И еще каждое маленькое животное в этом городе, — добавила Дейдра и наклонилась погладить кошку.
— Ты же говорила, что ей не нравится, когда ее гладят, — сказала Мэтт.
— Зато мне нравится. Она это терпит какое-то время. Главное — знать, когда остановиться. — Она еще пару раз провела рукой по спине кошки и выпрямилась.
— Так что я даже не знаю, чего я хочу, да и хочу ли вообще, — сказала Дейдра. — А теперь у меня есть еще и койот. Может быть, у меня есть все, что нужно.
— Так ты не хочешь вернуться в Гуфри с нами? — спросила Мэтт. Чувство потери шипом пронзило ей грудь.
— Я рада, что вы приехали. Я рада, что Эдмунд рассказал мне, что произошло тогда. До вчерашнего вечера я не осознавала, что меня все еще гложет мысль, что же с ним случилось. Но когда он все рассказал, напряжение отпустило. Я давно не чувствовала себя так легко. Я рада, что ты поговорила с моим солдатом и дала ему походить самому. Я не хочу возвращаться в Гуфри сегодня, но, может быть, я приеду туда как-нибудь. Вы будете там?