Еще утром пришел Ибрагим и рассказал «барсам», что Рехиме накануне встретила у ханым Фатимы чем-то взволнованную Арсану, которая жаловалась, что на пир к Саакадзе, кроме Эракле, никто не приглашен. И Фатима шептала: «Все равно ты должна быть там, может, против тебя заговор…».

Тщетно упрашивала Арсана сестру отправиться с нею к Саакадзе. О, она лишь взглянет в божественное лицо возлюбленного и тотчас вернется. Елена отказалась. Со времени знакомства с домом Саакадзе она стала чувствовать себя грузинской княгиней, подражая и Русудан и Хорешани. Она стала рваться в Грузию, где всесильный князь Шадиман пусть временно удалился от управления царством, но с новым «богоравным» возвратится к власти и создаст ей, Елене, настоящую жизнь. Она рвалась в Грузию, ибо к этому побуждал ее дядя Эракле. Он даже тайком от всех подарил ей ларец с драгоценными украшениями, дабы блистать ей при дворе. Нет, она не поедет в дом Моурави, поскольку их не пригласили обычно приветливые Русудан и Хорешани. Значит, так надо. Возможно, решают, каким способом отправить сыновей Шадимана с домочадцами в поместье Марабду; возможно, другое решают…

Осыпав Елену насмешками, Арсана обратилась к матери, но старая гречанка слишком боялась Эракле, чтобы ослушаться. Вспылив, Арсана топнула ножкой, приказала подать крытые носилки и с двумя слугами отправилась в Мозаичный дворец.

На недоуменный взгляд Эракле она весело ответила, что слуги не поняли ее и остановились не у дома подруги, а у дома Моурави, и она не смогла противиться соблазну. Но если она лишняя, то сейчас же покинет дворец.

Русудан молчала, но Хорешани, взглянув на побелевшего Автандила, обняла ее и сказала, что красота никогда и нигде не бывает лишней. Это, по-видимому, хорошо осознали «барсы», уже поспешившие наполнить чаши, чтобы выпить терпкое вино за сладкие уста.

Поймав взгляд Хорешани, первым поднялся Ростом.

Так Вардан и сегодня не узнал, по какой причине задан пир.

В зимний киоск, уставленный фаянсовыми кувшинами, в которых благоухали розы, Автандил привел возлюбленную. Она встряхнула серьгами, вскинула гибкие руки, налитые розовым огнем. Сразу стало жарко. Автандил слегка расстегнул ворот. Да, да, он уже просил, и мать обещала выслушать его завтра. — Почему не сегодня? — Сегодня мужской разговор. — Какой? — А разве Арсана забыла, что скоро рождение султана? Советуются, какой подарок возвеселит «повелителя вселенной». — Почему женщин не пригласили? — Боялись разглашения тайны раньше срока: ведь прекрасная Арсана дружна с ханым Фатимой. Нет! Даже владычице сердца его не может он сказать о том, что решили преподнести, ибо поклялся молчать.

Арсана надула пунцовые губы, повелительно сказала:

— Кто по-настоящему любит, тот нарушает не только такую клятву.

— Кто нарушает клятву, — любовно глядя на красавицу, сказал Автандил, — тот не витязь, а созданная раем не может любить нарушителя чести.

Арсана нежно прижалась к витязю. Киоск покачнулся, в глазах Автандила заплясали фаянсовые кувшины, к сердцу подступила сладостная волна. Он выхватил из кувшинов розы и закидал возлюбленную, жадными губами припав к источающей аромат шее. Она извивалась гибким телом, то привлекая его, то отталкивая, теребя его шелковистые волосы и целуя их.

— О Арсана моя!! Ты виденье рая на земле! Ты алтарь муки! Ты соткана из пряжи огня.

— О мой Автандил! Запах волос твоих слаще меда! Губы — блаженство сна!

Уста прильнули к устам. Потолок киоска рухнул куда-то вниз. В воздухе замелькали тысячи красных точек, и в них растворились воля, мысли. И сквозь какой-то вихрь донесся страстный, умоляющий шепот:

— Докажи, что любишь! Докажи!.. Нет, нет, сейчас!.. Скажи только, почему пируете?! Поклянись на кресте! — Опьянение не помешало Арсане вынуть крест, висевший на нитке жемчуга. — Поклянись, что говоришь правду! Разве я не твоя? — Она еще сильнее прижалась к его устам, но продолжала держать у его глаз крестик. И после долгого, как вечность, поцелуя: — Теперь говори! Или я убегу…

Автандил силился овладеть собой: «О чем она? Люблю? Но почему не помню, где я? Почему не спешу поделиться с возлюбленной радостью? Как смею томить прекрасную?»

— Докажи, что любишь! О море жизни моей, скажи!

— Хорошо, скажу…

И… Автандил очнулся. Удивленно оглядел киоск. Белые розы вздрагивали, словно от прохлады. Солнце смотрела в окно холодно, недружелюбно. И холодом веяло от потемневших глаз Арсаны. Помрачнел и Автандил: «Что со мною? Кажется, я пережил страшную пытку? Испытание любовью! Почему назойливо блестит крестик? Что это? Неужели я чуть не выдал тайну, доверенную мне? Неужели подобная слабость воли называется любовью? Кто она, искусительница? О святой Евстафий, что осмелился я подумать о любимой! Тогда почему пытала?.. Любопытство, и ничего больше? Нет, не таков сын Георгия Саакадзе, чтобы даже беспредельно любимой выдавать тайны». И он внезапно спросил:

— Тебя подослала ханым Фатима?

Смутившись, Арсана не могла найти слов, потом рассердилась:

— Святая Мария! Что, по-твоему, я у ней на посылках?!

— Избегай, моя Арсана, хитрости, она убивает любовь. Ты видела сегодня ханым Фатиму.

Арсана беспечно смеялась, но брови ее слились в одну черную стрелу.

— А кто проворковал тебе об этом?

— Случайный голубь. — И подумал: «Эта мерзкая владычица Хозрева может запутать ангелу подобную Арсану. Надо предупредить отца и… скорее назвать возлюбленную своей. Тогда я буду вправе оберегать ее».

— Радость моих дней, — прервал он затянувшееся молчание, — доверь мне свои мысли, если доверила сердце.

— Ты любишь меня, Автандил мой прекрасный?

— Не спрашивай о том, что давно знаешь.

— Тогда скажи… правду.

— Опять о подарке? — Автандил пожал плечами: «Почему так усердно допытывается?» — Правда, дорогая, — беспечно проговорил он, — почти придумали, что преподнести. Знаешь, как страшно не угодить властелину.

— Я не о том! — Арсана капризно скривила губы. — Хорешани очень любит своего Дато?

Автандил невольно насторожился: «А это что значит?»

— Госпожа Хорешани будет вечно любить азнаура Дато. Но почему тебя волнует это?

— Так… она слишком ласкова с моим дядей.

Автандил вскочил, охваченный гневом. Он привычно стал искать на поясе оружие. Арсана насмешливо смотрела куда-то вдаль…

— Никогда, слышишь, Арсана, никогда не произноси имя неповторимой Хорешани без предельного уважения!

— Иначе ты меня убьешь? — Она вызывающе звякнула браслетами. — Ха-ха-ха… А знаешь, я ничего не боюсь…

— Странный у нас сегодня разговор. — Автандил внимательно разглядывал линии своей ладони. — Не слишком ли странный?

— Ты прав, блеск моего солнца. Давай лучше грезить о любви.

Арсана обняла его за шею и соблазнительно прижимала свою щеку к его щеке. Автандил тихонько отстранил ее.

— Пока не признаешься, кто намерен очернить чистую, как слеза богоматери, Хорешани, не смогу предаваться радостям.

В его твердых словах звучал приговор. Не на шутку испугавшись, Арсана начала уверять, что просто сболтнула вздор, но, чем больше уверяла, тем больше путалась и не заметила, как дважды произнесла имя Фатимы… И вдруг оборвала разговор и прикусила губу. Автандил сидел рядом, но был далеко от нее, бледный, холодный. «О боже, как я ошиблась! — сокрушалась Арсана. — Это настоящий муж, а не безвольное дитя, каким я считала его». И страх потерять Автандила охватил все ее существо:

— Нет! Нет, мой возлюбленный, не отталкивай меня. Я погибну, клянусь, погибну! Только ты разбудил во мне любовь, только тебя лелею я в своих мыслях, желаниях! Без тебя меня ждет гибель! Я это знаю, предчувствую! Защити меня, мой… мой неповторимый.

И Арсана, обвив его руками, вложила в долгий поцелуй страсть и мольбу, точно от него ища у него же защиту.

Сразу почувствовав в ее порыве искренность, Автандил прижал девушку к своей могучей груди. И долго, долго скрывал киоск из роз волнение двух, унесшихся в мир сновидений.