Елизавете не хотелось волновать больную, но она должна была выяснить все до конца.
— Генрих специально послал сэра Роберта Клиффорда во Фландрию, чтобы тот посмотрел на претендента. Он видел, как молодой человек ехал через Аррас, — продолжала Елизавета. — И даже сэр Роберт, которому на все наплевать, заявил, что претендент — точная копия моего отца.
Вдова Эдуарда Четвертого снова захихикала, но тут у нее начался приступ кашля. Ей пришлось отпить еще настоя.
— Даже если он так сказал, это равно ничего не значит, — заметила она, перестав наконец кашлять. — Если бы Маргарита Бургундская или любой из наших друзей, Йорков, захотели найти молодого человека, похожего на вашего отца, это не составило бы никакого труда: Англия полна его внебрачными детьми. Мне кажется, во Фландрии их тоже хватает, — ведь он проводил там скучные дни изгнания.
«Наверное, мать права», — не могла не согласиться Елизавета.
— У Джейн Шор не было детей, — заметила она, вспомнив, что та была любовницей отца не один год.
— Нет, но было много женщин, родивших от него детей, — настаивала вдова. Она уже устала и начала раздражаться. — Грейс тоже его ребенок.
Елизавета привыкла видеть Грейс и ее младшего брата во дворце в Вестминстере. Они ей не очень нравились, но она никогда специально не думала о них.
— Значит, поэтому у нее нет фамилии? — догадалась она, пораженная своей невнимательностью. — Она, наверное, похожа на свою мать этими выпуклыми и злобными глазами? Кто же была ее мать?
— Я давным-давно забыла о ней, — зевнула уставшая Елизавета Вудвилль. — Но теперь, когда обо мне некому заботиться, Грейс ухаживает за мной и делает все, что я ей приказываю.
«Интересно, что ее заставляет делать моя мать? Я не удивлюсь, если и они приложили руку к появлению нового «претендента».
Елизавета как можно явственнее попыталась представить себе младшего брата, но вскоре постаралась избавиться от этих мыслей, так сильно и больно ворошивших прошлое.
Внезапно мать задремала — она была очень слаба. Несколько минут Елизавета смотрела на нее. Она вспоминала и ее живость, и присущее ей чувство драматизма, и то, как мать всегда могла повернуть жизненные обстоятельства в свою пользу. И с грустью подумала, что видит ее на земле в последний раз.
Всю весну Англия кипела от слухов о так называемом герцоге Йоркском, который находился по ту сторону Ла-Манша. Казалось просто поразительным, сколько людей верили в него! Генрих считал, что главное оружие находится в руках герцога Бургундского, и это оружие могло быть использовано против него также любой другой страной — из тех, с которыми у Англии не было дружественных отношений.
Он по-прежнему занимался своими делами, среди которых был предстоящий брак его наследника и дочери Фердинанда Арагонского. Он вел переговоры о мирном договоре с Шотландией, занимался также морским путешествием Джона Кэббота, который должен был отправиться на поиски восточных сокровищ.
Елизавета знала, что ее мужа уважали и в Англии, и в других странах. Хотя он не проявлял агрессии, его побаивались. А ей так хотелось, чтобы его любили. Но, похоже, Генрих не нуждался в их любви так же, как ему не была нужна ее любовь. Он продолжал копить деньги и следил, чтобы его старший сын хорошенько учил латынь и греческий, а самое главное — испанский язык. Он стал хуже видеть и стал еще более скупым. Елизавета уже поняла, что в ее жизни никогда не будет настоящей любви… Счастье, что огромную радость приносила ей любовь детей. Ее просто очаровывал младший Хэри — здоровый, красивый и ласковый.
— Мы как будто живем в варварские времена, а не в эпоху, когда печатают книги и открывают новые страны, — жаловался Генрих, когда они плыли на королевской ладье в Гринвич, чтобы отдохнуть от столичных волнений. — Люди ведут себя так, как истеричные дети.
— Когда они так глупо поверили Симнелу, вас, казалось, не волновало, — сказала Елизавета, сидя рядом с ним под навесом, красиво украшенным розами Тюдоров.
— Тогда все было как детские игрушки. Мне пришлось просто заставить настоящего Уорвика проехать по улицам, чтобы все поняли свою глупость. Но сейчас мне нечего им показать, нет даже мертвого тела!
Он не заметил, как она напряглась, и резко повернулся к ней.
— Елизавета, разве никто из вас не знает, где они похоронены?
— Как мы могли это знать? Мы только знаем, что это случилось здесь! — ответила она, стараясь не смотреть на мрачный Тауэр, пока их ладья проплывала мимо него. — Наверное, об этом знал священник из Тауэра. Но он был стар, и болен, и умер прежде, чем мы покинули аббатство. У Ричарда был сквайр по имени Джон Грин. Он передавал послания сэру Роберту Брекенбери. Я пыталась поговорить с ним, но Ричард отослал его на остров Уайт. Сам бедный Брекенбери, как вы знаете, был убит при Босуорте.
— Мне необходимо добраться до сути дела, если даже на это уйдет половина моей жизни! — поклялся Генрих.
— Но в этом случае я никогда не смогу забыть об этом, — упрекнула его Елизавета.
Он не стал спорить, чтобы не волновать жену, — вскоре она должна была рожать.
Ее положение во время родов и после них было окутано печалью: мать умерла в Вермондси, и ее ребенок — она назвала девочку в честь матери — тоже прожил недолго. На этот раз с ней не было свекрови, и когда она позже приехала, чтобы навестить
Елизавету, казалось, что обычное спокойствие покинуло даже эту мудрую женщину.
— Король просил поговорить с вами, дитя мое, но мне так неприятно выполнять его просьбу, — начала она, когда наконец, они остались одни. — Елизавета, вы уверены, что уже достаточно окрепли? Вы такая бледная.
— Со мной все в порядке, — заверила ее Елизавета со слабой улыбкой. — Разумеется, мне грустно и плохо. Меня снова начала мучить эта проклятая малярия. Здесь часто идут дожди, а после них бывает очень влажно.
— Тогда я поговорю с вами в другой раз, — сказала Маргарита. Казалось, что она перевела дух и собралась уходить.
Но Елизавета сильно соскучилась по своей умной свекрови. Она протянула к ней руку.
— Нет, не уходите и расскажите мне все, — попросила она. Елизавета думала, что речь пойдет о новой причуде мужа, который просто помешался на экономии.
— Что, Генрих снова хочет уменьшить мое содержание? Или, может, на ливреях слуг должны быть вышиты драконы и розы? Что бы это ни было, неужели все так ужасно, что в даже не можете остаться с нами?
Елизавета удивилась, не увидев улыбки на красивом лице Маргариты.
— Все настолько плохо, что я не знаю, как начать, — серьезно сказала она. — Вам, дорогая моя дочь, придется вынести все это.
Елизавета резко села на кушетке.
— Мне? Значит, новости касаются только меня? — пробормотала она.
— Это касается вас и ваших сестер. Генрих провел тщательное расследование гибели ваших братьев. Ему пришлось сделать это, Елизавета, чтобы нейтрализовать слухи о том, что ваш младший брат жив.
— Да, да. Я все понимаю. И что же он обнаружил?
— Правда, что их убили… И произошло это очень быстро.
Елизавета обхватила руками свои бледные, бескровные щеки. До этого момента она даже не подозревала, насколько сильно укоренилась надежда в тайниках ее души. Она сама не понимала, как позволяла себе надеяться на какое-то чудо! Елизавета почувствовала, как умерла надежда, и вместе с ней умерла часть ее самой, как умерло недавно ее новорожденное дитя.
— Бог столь милосерден, что позволил умереть моей матери, и она не узнала новых подробностей. Она, конечно, была умнее меня. Она никогда не верила, что… — Елизавета замолчала.
— Бедная моя крошка, это же новая боль, — успокаивала ее Маргарита. Она не понимала, как надежда может устоять перед фактами и здравым смыслом. — Он выяснил некоторые подробности. Ты все равно услышишь о них рано или поздно. Я не хочу, чтобы ты узнала о них от кого-нибудь, кто не станет беспокоиться о твоих чувствах.
