– Продувка…

– Есть продувка…

– Протяжка предварительная…

– Есть протяжка…

– Протяжка промежуточная…

– Отрыв!

Корабль ощутимо качнуло. Я даже чуть не упал – пришлось схватиться за спинку кресла связиста. Ох уж эти десантные зведолеты! Ничего для человека – все ради функционала, полная противоположность «Лады». Резкий старт, резкий разгон, и такое же резкое торможение. Хотя, именно поэтому они и быстрее пассажирских в несколько раз – гражданские суда почти половину времени межзвездных перелетов тратят на разгон и торможение…

– Есть отрыв! Мощность двигателей – полтора процента, температура в пределах нормы.

– Товарищ рейд-полковник, – обратилась ко мне Жаклин. – Вам лучше занять амортизационное кресло в своей каюте. Сейчас выйдем на гиперпрыжковую скорость – еще не так тряханет.

О чем я говорил? Вот в этом вся военная техника! Минимум удобств, минимум времени, чтобы доставить боевую единицу из точки А в точку Б. Я не удивлюсь, если и душевая кабинка на десантнике без массажера!

Достижение максимумов – это уже задача боевой единицы. Максимум разрушений. Максимум крови. Максимум развалин на дымящихся пепелищах.

Покачиваясь на вибрирующем полу (звездолеты такого класса даже генератором гравитации комплектовались импульсным, а не с постоянной величиной), я удалился в свою каюту.

Похоже, я снова задремал. Чувствовалась усталость из-за нервного напряжения. И не оттого, что за последние три для меня уже два раза пытались вывести в расход – вовсе нет. На Лентисе-2 я привык думать, что смерть рядом. Сказывался стресс от смены обстановки. По идее, я должен бы чувствовать себя дома, на Земле, спокойно и расслабленно. Как бы не так! Именно «в поле», на далекой планете мне и было уютно. Здесь… не мог я принять этих изменений с родной планетой и внутри Федерации. Новая политическая линия меня не то, чтобы не устраивала – все гораздо страшнее. Она меня пугала. Запретили затягивать гайки, не привлекая лишнего внимания, «мочить террористов в сортире», вместо этого начали открыто играть мускулами, и где? На пороге своего же дома, перед соседями и своими же домочадцами? До добра это точно не доведет.

Рано или поздно у кого-нибудь сдадут нервы, кто-нибудь утопит гашетку первым, и тогда… как раз что будет «тогда» не мог предсказать никто. И если мы столкнулись с трудностями в тактике нашей экспедиции, и прогнозе ее исхода потому, что подобных операций почти тысячу лет никто не проводил, и описаны они лишь в старых учебниках, в связи с чем, благодаря росту технологий вооружений, потеряли свою актуальность, то здесь – потому как конфликта такого масштаба еще не было за всю историю существования человечества. С уверенностью можно сказать одно – шестьдесят миллиардов людей подвергнутся серьезной прополке.

– Товарищ рейд-полковник, – потрясла меня за плечо Жаклин. – Как вы приказали, мы сбросили скорость.

– Да? Замечательно!

Потянувшись в кресле, я нащупал упаковку с «Тархуном», достал одну банку, опорожнил ее, и только после этого отстегнул ремни и встал на ноги. За иллюминатором простирался бескрайний космос. С этого угла созвездия лишь отдаленно напоминали знакомые мне с детства, те картинки из мерцающего звездного угля, что я привык видеть с Земли. Единственное, что я узнал со стопроцентной гарантией – Сириус, самую яркую двойную звезду спектрального класса А на ночном небе родной планеты. И говорило не только о том, что БП-1729 повернут к нему правым бортом, но и то, что мы удалились от Солнечной системы на весьма незначительное расстояние.

Покинув каюту, я направился на мостик. Старшина, сидевший на диване в кают-компании, поглощающий «Байкал» из объемистой банки, резво вскочил на ноги, причем на его лице отразилась гримаса неподдельной боли, сменившаяся крайне виноватым выражением.

– Сиди уж, – махнул я. – Я понимаю, флот-капитан, но ты-то, диверсант-десантник, как так лопухнулся?

– Виноват, – развел он руками. – Не ожидал, что нас могут прямо на платформе… еще и форма с толку сбила. Товарищ рейд-полковник…

– Чего?

– Он… – замялся боец. – Он же из наших, военный человек… он присягу давал!

– Вот мы сейчас и проверим, насколько он наш, – усмехнулся я. – Тащи его сюда.

Джон кивнул двум десантникам, и, спустя несколько минут, они притащили суперкарго, связанного «козликом», с кляпом во рту. Похоже, он надеялся пожить подольше, но, увидев выражение лица Блэкторна, понял, что пора писать письма родственникам, про то, каким героем он был, и испуганно замычал, завращав глазами.

– Бросьте его куда-нибудь, – приказал я. – Вон, у стола. Да, и бомбу его принесите.

Диверсанты сгрузили пленника, и встали неподалеку, упреждающе перевесив БУКи со спины на грудь. Я наклонился к террористу. В его глазах отчетливо читался страх. Революционер не уставал делать попытки произнести хоть слово, и, хотя конкретике сильно мешал кляп, тон не допускал двояких мышлений, так что смысл угадывался: «только не убивайте». Я бы, может, и оставил жизнь боевику, но терпеть не могу, когда кто-то пытается разнести корабль со мной на борту на мелкие кусочки. Это для здоровья вредно.

– Я сейчас буду задавать вопросы, – тихо произнес я. – Будешь отвечать коротко, четко, и, что немаловажно – правдиво. То, что ты подохнешь – не сомневайся, но убивать я могу по-разному. Могу сразу башку продырявить, а могу начать отрезать пальцы ног, потом резать сами ноги – тонкими ломтиками, как колбасу. Даже не надейся подохнуть раньше, чем я с тобой закончу – времени у нас полно. Начнешь подыхать – доктор тебя откачает, подлатает, да, Рутц?

– Это возможно, – кивнул Клаус.

– Вот видишь! – подмигнул я пленнику. – Подлечишься, и по новому кругу. Как тебе перспектива?

Суперкарго испуганно закивал, но в этом и не было необходимости – по побледневшему лицу, и выпученным глазам, я и так понял, что он готов говорить правду, и ничего кроме правды. Поразмыслив, не стоит ли нагнать на террориста еще большего страха, но посчитав это перебором, я вытащил кляп из его рта.

– Не убивайте, только не убивайте! – взмолился он. – Я все скажу!

Меня опередил Блэкторн. Он залепил ССИМовцу звонкую оплеуху.

– По делу говори, гнида.

– Спасибо, Джон, – поморщился я. – Имя, звание.

– Лейб-лейтенант Вольфсон, суперкарго платформы «Свет Шахтера».

– Кто приказал взорвать звездолет?

– Глава Революционного Совета Союза за Свободу Инопланетных Миров! – с гордость в голосе ответил пленник.

– А имя-то у него есть?

– Я знаю только кличку… Красный Октябрь!

– Похоже, мы друг друга не поняли, – вздохнул я. – Клаус, можно позаимствовать у тебя скальпель? Желательно какой-нибудь побольше?

– Я не вру! – заверещал Морган. – Правда, кроме клички ничего не знаю! Но мне кажется, это крупная шишка из Комиссариата!

А вот это уже было интересно! Я еще после время первого нападения начал догадываться… да что там – догадываться! Точно понял, что покровители у этих революционеров сидят ой как высоко, что чтобы в Комиссариате – самой надежной и неподкупной структуре… это звучало, как фантастика. Хотя в наше время – и это я тоже понял буквально позавчера, возможно все.

– Что тут у вас происходит? – в кают-компанию из рубки высунулась голова с рассеченным пополам ухом. – Вы не считаете, что необходимо доложить об инциденте?

– Считаю, что лучше сделать это попозже, – заверил я Володю.

– Но инструкция на этот счет…

– Товарищ флот-капитан первого ранга, – повысил я голос. – Сейчас я для вас и инструкция, и устав, и Верховный Главнокомандующий. Я, например, считаю, что двое военнослужащих сил Федерации не должны позволить оглушить себя, а капитан корабля – не должен позволить разместить злоумышленнику термоядерное взрывное устройство у себя на борту. Но я же не лезу к вам со своими советами, правда?

Маяков, разделанный под орех, вернулся на капитанский мостик. А я смог вернуться к допросу.