У меня не было ни малейшего желания стряпать себе сандвичи из окружающих меня черных листьев, и я так и сказала Джомо, но он в ответ только пожал плечами.

— Поступай как хочешь, — бросил он, — но ты очень скоро об этом пожалеешь. Если ты по-прежнему будешь упрямиться и противиться дереву, ты никогда не доберешься до верхних ветвей, Так навсегда и останешься посредственным жалким человечишкой вместо того, чтобы получить доступ к свершениям Ускоренной Эволюции.

После этого он одним прыжком, на который не был бы способен ни один человек, скрылся в густой листве, оставив нас в полном потрясении.

— Он действительно изменился, — пробормотал Себастьян. — Я его хорошо знаю. Он трижды в день приходил к нам в пекарню за пирожными или другими сладостями. Это был мальчишка, страдающий одышкой. Он едва ноги переставлял.

— Судя по его виду, он не сбросил ни грамма, — проворчал синий пес, — однако скачет не хуже тренированного кенгуру.

Это укрепило меня в мысли, что дерево преобразовывало людей под себя, и я с тревогой задумалась о том, какой же я увижу бабушку Кэти.

Я попросила Себастьяна порыться в заднем кармашке моего рюкзака и достать из него лекарственный пузырек. Это было заживляющее средство, которое когда-то приготовила бабушка Кэти и которым я раньше частенько пользовалась. На донышке оставалось всего несколько таблеток, но этого должно было хватить, чтобы вылечить меня, — по крайней мере, я на это очень надеялась.

— Что это? — с опаской спросил Себастьян.

— Волшебное лекарство, — объяснила я. — Лечит почти от всего, если, конечно, еще не совсем выветрилось. Я таскаю этот пузырек уже так давно, что лекарство наверняка потеряло восемьдесят процентов своей эффективности. Ну да поглядим.

В бутылочке оставалось всего три пилюли. Я положила одну в рот. Спустя полчаса опухоль на моих руках спала и зуд утих.

— Класс! — хором оценили Себастьян и синий пес.

— Поберегите восторги, — вздохнула я. — Возможно, действие лекарства будет кратковременным. По крайней мере, сейчас мы можем продолжить подъем.

Но с этой минуты положение дел заметно ухудшилось.

Мы быстро осознали, что теперь ветки стараются спихнуть нас в пустоту. Они внезапно распрямлялись, как будто на пружинах, и хлестали по спинам или прищемляли пальцы, намереваясь заставить нас разжать хватку. И могу вас заверить, что силы им было не занимать!

Я трижды теряла равновесие, и Себастьян подхватывал меня буквально в последний момент. Если бы не он, мы с синим псом непременно разбились бы о землю, до которой было не меньше двухсот метров.

Продвигаться вперед стало практически невозможно. Ветки так и хлестали нас по рукам и лицу. Нам пришлось отступить и прижаться к стволу. Наша одежда была сильно изорвана, тело покрылось синяками… мы оказались совершенно беспомощны. Я почувствовала, что Себастьян рядом со мной сильно дрожит — но не от страха, а от гнева. Его тело стало таким горячим, что мне пришлось отодвинуться.

— Я не принимал сегодня свои лекарства. — прошептал он в качестве объяснения. — Я хотел быть в хорошей форме на случай, если у нас возникнут проблемы.

Говоря, он все время отворачивался в сторону — наверняка, чтобы скрыть от меня свои пожелтевшие глаза.

Внезапно, как будто почуяв опасность, толстая ветка резко размахнулась и хлестнула его прямо в грудь. Себастьяна снесло ударом и швырнуло вниз. Я закричала, глядя, как он кубарем полетел через густую листву. Он убьется, точно убьется… В какой-то миг он поймал мой взгляд, и я осознала, что его глаза не просто стали желтыми — зрачки в них сделались вертикальными, как у настоящего хищника. Из кончиков его пальцев выросли когти — и эти когти он вонзил в кору дерева, как острые ножи. Это остановило его падение. Затем Себастьян начал медленно подниматься, каждый раз цепляясь когтями за ствол. Мне было слышно, как он царапает древесину, оставляя в ней глубокие борозды. Мне показалось, что дерево затрепетало, явно страдая от наносимых ему ран.

Когда Себастьян наконец уселся на ветку, за которую я отчаянно хваталась, его вид привел меня в ужас. Клыки удлинились и теперь торчали из под верхней губы. Охваченный яростью, он принялся кромсать ветки ударами когтей — это выглядело так, будто мой бывший вознамерился сокрушить куст острым клинком. Вокруг нас дождем посыпались срезанные листья.

Внезапно, не в силах больше держаться на двух ногах, Себастьян упал на четвереньки. Судя по всему, его преображение набирало силы. Он приблизился ко мне, грозно ворча, и я сжалась в своем уголке, ожила s что он вот-вот оторвет мне голову.

— Он говорит «лекарство в моем правом кармане…», — перевел синий пес, который хорошо понимал язык любых животных.

Я неуверенно проткнула руку и нащупала пузырек с пилюлями. От Себастьяна исходил прямо-таки адский жар — казалось, его одежда сейчас вспыхнет. Трясущимися руками я откупорила пузырек, достала одну таблетку и сунула ему в рот. При этом мне пришлось коснуться его клыков, от чего у меня побежали мурашки. Наверное, то же самое испытывают ветеринары, когда им приходится давать аспирин бенгальскому тигру. К моему великому облегчению, после приема лекарства жуткие симптомы ликантропии быстро исчезли.

Похоже, демонстрация силы, которую устроил Себастьян, произвела впечатление на ветки. Они уже не пытались хлестать нас. Это укрепило меня в мысли, что дерево — действительно живое существо, которое боится боли.

Мы не обсуждали то, что произошло, потому что Себастьян явно был очень смущен и старательно избегал моего взгляда. Синий пес демонстративно сопел носом, как бы подчеркивая, что запах волка еще не вполне выветрился. Что ж, он и Себастьян никогда особенно не ладили. Я хорошенько шлепнула пса, чтобы он немедленно прекратил — вовсе не стоило раскачивать нашу и без того неустойчивую лодку взаимоотношений…

В полном молчании мы подкрепились нашими скудными припасами. Усталость одолевала нас, а кроме того, меня не покидала уверенность: залечив свои раны, дерево не замедлит поквитаться.

Остаток дня мы провели, упорно карабкаясь вверх по стволу. У меня было ощущение, что мы не двигаемся с места.

Устроившись на вечерний привал, мы почувствовали первые симптомы боязни высоты. Всеми овладело жуткое головокружение. Я готова была в любую минуту свалиться вниз. Вцепившись изо всех сил в вепсу, я попробовала закрыть глаза, но это оказалось еще хуже: мой мозг словно превратился во взбесившийся волчок.

— Нам нужно привязаться, — прохрипел Себастьян, — иначе мы непременно сорвемся.

Я почувствовала, как он неловко привязывает меня веревкой к толстому суку. Я приподняла веки и тут же застонала: земля неумолимо притягивала меня. Какая-то неведомая сила принуждала меня броситься вниз, как будто земное притяжение внезапно удесятерилось. Мне хотелось только одного — ползать в траве. Стоячее положение казалось мне каким-то невероятным извращением. Мне хотелось превратиться в слизняка, в улитку.

— Это наваждение, — протявкал пес из недр рюкзака у меня за спиной. — Держись, не поддавайся ему.

Мы застряли на месте, не в силах сдвинуться. Дерево наконец-то нашло способ остановить нас. Меня стошнило прямо на Себастьяна, которого тут же вырвало на синего пса, а пса вывернуло наизнанку в мой рюкзак. Кошмар какой-то!

Я уже была на грани обморока, когда из гущи листвы возник Джомо. Легко пританцовывая, он пробежал по ветке с той же непринужденностью, с какой кошка прогуливается по водосточному желобу. Присев рядом с нами на корточках, он насмешливо оглядел нашу троицу.

— Ну что, — усмехнулся он, — теперь вы усвоили урок? Сопротивляться нет смысла. Если будете упорствовать, то погибнете этой же ночью — сами броситесь с высоты. Я знаю, каково это, сам прошел через подобное. Мы все прошли. Ешьте листья, это единственное средство, которое может вам помочь. Ну как, вы готовы?

Был ли у нас выбор? Нестройным хором мы пробормотали стыдливое «да». Джомо протянул руку и сорвал три черных листочка на тонкой веточке.