— И после этого ты говоришь, что не доверяешь мне! — камнем упали его последние слова.

Ей хотелось броситься к нему. Ей хотелось обхватить руками его шею, прижаться к нему и позволить нежности и ласке унести всю боль и обиды, оставив лишь их любовь. Но если она сделает это и он отвернется — как ей тогда пережить его отказ?

Миранда застыла на месте, не в силах ни думать, ни говорить, ни двигаться.

Он провел ладонью по лбу и протяжно вздохнул.

— У меня много дел. — И направился к двери.

Она шагнула к нему, и этот шаг дался ей с таким трудом, как будто она была закована в кандалы.

— Броди, ты не можешь вот так уйти и оставить все нерешенным.

— Я не могу пренебрегать работой на ранчо, Миранда. — Его ладонь легла на дверную ручку.

— А нашими отношениями, значит, ты пренебрегать можешь? — Как только эти слова сорвались с ее языка, она о них пожалела. То, что должно было прозвучать как вызов, заставить его поделиться с ней своими чувствами и попробовать найти решение, выглядело всего лишь сварливым выпадом. — Извини, Броди. Я не то хотела сказать.

— Мне нужно идти. — Медная ручка повернулась. — Не ждите меня к ужину.

— Останься, пожалуйста. — Она и сама-то едва расслышала свою мольбу, но по выражению его лица поняла, что он ее услышал. — Останься, Броди, поговори со мной, — повторила она.

— Я… — Его рука оторвалась от двери и замерла в нескольких дюймах от нее.

В нем происходило что-то невероятно огромное, что-то очень важное. У Миранды так громко стучало сердце, что, кажется, его стук заглушал их слова. Невыносимо жгучая смесь надежды и боли лишала ее способности говорить и мыслить.

Облизав моментально пересохшие губы, она беззвучно сложила их в еще одно умоляющее «пожалуйста».

Он закрыл глаза. Мощные плечи поднялись и упали. Внутренняя борьба прорвалась наружу и стала почти физически ощутимой. А потом все закончилось. Он выпрямился, словно герой вестерна, который твердо решил поступить так, как считает нужным.

Он снова опустил ладонь на дверную ручку и повернул ее.

— Слова ничего не решают, Миранда. Решают поступки.

— И что ты собираешься решить, если уйдешь сейчас, оставив столько всего недосказанного, Броди?

— Оставь для меня белье на кушетке. — И он ушел.

Этот звук захлопывающейся за ним двери весь день преследовал Миранду. И всякий раз, когда работники ранчо, Хрустик или дети открывали и закрывали входную дверь, она летела узнать, не изменил ли Броди своего решения.

День подходил к концу, закончился и ужин. Ради детей Миранда притворилась, что ест с удовольствием, хотя на самом деле лишь ковыряла в тарелке. После ужина она играла с ними, пока не настало время ложиться, и сочинила для них объяснение, почему Броди не пришел уложить их, как обычно.

Должно быть, малыши, несмотря на все ее старания выглядеть веселой, почувствовали, насколько она расстроена, потому что в этот вечер не изводили ее обычными вечерними капризами. Не просили водички. Не просили вернуться, чтобы послушать еще одну молитву «за индийских тигров, о которых в прошлом году рассказывал учитель в школе».

— Спокойной ночи, Грейс, — шепнула она девчушке, калачиком свернувшейся под своим новеньким одеялом с разноцветными единорогами.

— Спокойной ночи, — тоненьким голоском пробормотала Грейс.

Миранда прикоснулась быстрым поцелуем к щечке спящей Кэти, и малышка улыбнулась. На тугих румяных щечках шевельнулась густая тень от темных ресниц.

Миранда прошла по коридору к спальне Буббы.

— Тушим свет, ковбой. — Не заходя в комнату, она положила ладонь на выключатель. — Сними очки и положи их на тумбочку.

Мальчуган приподнялся на локте. Другой рукой он снял очки и пристроил их на краешке стола рядом с нижней полкой кровати.

— Вот и хорошо, — сказала она и провела ладонью по выключателю. — Готов? Выключаю.

— Рэнди?

Его голосок был таким тихим и вместе с тем таким серьезным, что она замерла. — Да, Бубба?

— А Броди вернется?

Она растянула губы в ослепительной, но фальшивой улыбке и сказала:

— Ну конечно, вернется, глупыш. Это же его дом. Если хочешь стать ковбоем, Бубба, то пора запомнить, что эта работа никогда не начинается в девять и не заканчивается в пять. Приходится трудиться, пока все дела не будут закончены.

Большие голубые глаза моргнули. Бубба не купился на ее тон.

— А что будет со мной, Грейс и Кэти и где мы будем жить, если вы с Броди разведетесь?

Миранда вцепилась в косяк, словно это помогло бы ей избавиться от ощущения, что она поскользнулась на крутом берегу и летит в пропасть. Несколько мучительно долгих мгновений она раздумывала, должна ли рассказать Буббе все как есть или же ей попытаться представить ситуацию в лучшем свете, чтобы развеять его страхи. И наконец решила, что этот маленький мужчина, уже так много перестрадавший в жизни, заслуживает правды.

— Ох, Бубба. — Она медленно подошла к кровати, опустилась на самый краешек и взяла мальчика за руку. — Вы никуда отсюда не уедете. Ни ты, ни Грейс, ни Кэти. Теперь это ваш дом, и мы с Броди сделаем все, что в наших силах, чтобы вы остались здесь.

Его немигающий взгляд остановился на ее лице; в голубых глазах светилась вера… и масса вопросов. Детский рот не выражал ни радости, ни неодобрения, но в его твердой складке читалась горечь жизненного опыта, немыслимого для такого маленького создания.

Миранда проглотила слезы и пригладила льняные пряди мальчика. Как же он похож на Броди. Даже если бы она сама произвела на свет этого ребенка, он не мог бы быть больше похожим на родного сына Броди… и она сама не могла бы любить его больше.

Если Броди испытывает к этим детям такую же любовь, то нет сомнений, что вдвоем они сумеют преодолеть свои разногласия.

— Ты в порядке?

Тихий голосок прервал ее раздумья. Она вдруг ощутила, что щеки ее влажны от слез.

— Да, солнышко. Я в порядке. — Она снова погладила его по головке, потом нежно потрепала по щеке.

— Тебе страшно?

— Немножко, — призналась она.

— И мне.

— Когда мне страшно, я люблю, чтобы кто-нибудь немножечко меня обнял — и тогда сразу становится лучше.

Его руки обвились вокруг нее прежде, чем она договорила. Он положил голову ей на плечо, и Миранда не видела выражения его лица.

Она обняла его и прижала к себе.

— Бубба, солнышко мое, я не стану обманывать тебя и говорить, что у нас с Броди все замечательно, но прошу тебя, не беспокойся за нас.

— Но вы поругались.

— Все взрослые иногда ругаются. Но это не значит, что они не найдут выхода. — Во всяком случае, она на это очень надеялась.

— Выхода? — Он откинул голову, чтобы заглянуть ей в лицо. — Это значит, что они должны сделать шаг навстречу друг другу? Как в истории про Ручей Поцелуев?

Ох уж этот Броди с его чертовой историей, подумала она и, улыбаясь, ответила:

— Да, думаю, совсем как в истории про Ручей Поцелуев.

— Тогда я надеюсь, что вы с Броди найдете этот выход.

Она сумела лишь кивнуть.

— Ну что ж, мы с тобой и так припозднились. Пора спать. Готов?

Он откинулся на спину и натянул свое ковбойское покрывало до самого подбородка.

— Готов.

Миранда поднялась и направилась к двери. Перед тем как выключить свет, оглянулась и прошептала:

— Спокойной ночи, парень.

Тихий щелчок, комната погрузилась во тьму, и Миранда переступила через порог.

Голос мальчугана, тихий, но чистый, как перезвон колоколов в морозное Рождество, произнес за ее спиной:

— Спокойной ночи… мамочка.

Счастье одного этого мига согревало ее кровоточащее сердце, пока она купалась, надевала ночную рубашку и укладывалась в постель — одна. Но сон бежал от нее. Где может быть Броди? Когда он вернется домой? И что будет потом?

— Проснись, Рэнди. — Броди остановился у широкой смятой постели и опустил взгляд на спящую жену. Утреннее солнце, проникая сквозь ветки деревьев за окном спальни, рассыпало золотые и серебряные блики по ее телу. Броди протянул было руку, но не смог заставить себя хотя бы потрепать ее по плечу, чтобы разбудить. — Рэнди, нужно проснуться.