Сендрин нашла это абсурдным. Ей казалось, будто Нанна была отражением всех чудес Африки. Когда же она сможет наконец хотя бы немного понимать эту страну и ее людей?

— Давай прогуляемся вдоль утесов? — предложила она.

Нанна обрадовалась.

— Охотно.

Вскоре после того, как Нанна вежливо осведомилась о поездке Сендрин, больше не распространяясь о своей семье, Сендрин еще раз повторила свой вопрос:

— Что ты имела в виду, когда назвала Калахари заколдованной страной?

— Ты, похоже, очень этим интересуешься?

— Я просто интересуюсь страной, в которой теперь живу. Разве так не должен делать каждый?

— Конечно. — Нанна, казалось, задумалась на мгновение, затем сказала: — Имеется много легенд о Калахари. Много странных историй.

— Ты мне их расскажешь?

— Я — гереро. Калахари — это земля санов. Саны знают об этом в сто раз больше, чем я.

Сендрин смущенно улыбнулась.

— Нам, белым, все еще сложно учитывать то, что ваши народы сильно отличаются друг от друга.

— Саны и гереро, нама и овахимба, и все остальные… Нас всех объединяет только цвет кожи, и он вовсе не воспринимается нами самими как то, что делает нас разными. Точно так же, как европейцы, общаясь между собой, не смотрят на цвет кожи.

Солнце стояло уже довольно низко над океаном, проложив золотую огненную дорожку по волнам до самого берега. На востоке уже смеркалось. Элиас, наверное, скоро возвратится домой и наверняка удивится, куда исчезли обе женщины.

— Калахари — это страна Первой расы, — внезапно проговорила Нанна. Они уже некоторое время молча шли вдоль изгиба утеса. — Так, по крайней мере, рассказывают.

— Кто подразумевается под этой расой?

— Никакого другого названия нет. Первая раса существовала раньше всех других в мире. В Калахари росло дерево жизни Белой богини, и люди Первой расы были его хранителями.

— Саны происходят от них?

— Если ты спросишь их самих, то они ответят утвердительно. Другие смотрят на это иначе. Да, саны называют себя первыми людьми, которые разошлись потом по всему миру. Тем не менее я никогда не слышала, чтобы они говорили о дереве жизни или Белой богине.

— А ты? Что ты об этом знаешь? — спросила Сендрин.

— Ничего. Только эти названия. Кто была эта Белая богиня, и существовало ли растение, которое называли деревом жизни… возможно, саны знают об этом больше.

— Тебе самой саны симпатичны?

— Они не такие, как мы. Мы, гереро, любим землю, на которой мы живем, мы верим, что она слышит каждого, неважно, чернокожий он или белый. Каждый имеет право повсюду пасти свой скот и поить его водой. Поэтому некоторые из моих народов сражаются против вас, немцев, — потому что вы устанавливаете изгороди и стреляете в тех, кто взбирается по ним с наружной стороны. — Нанна глубоко втянула носом свежий ветер, дувший с Атлантики. — Саны совершенно другие. В то время как мы, гереро, любим всех животных, саны — это племя охотников. Они всегда в пути, всегда кочуют. Элиас назвал их однажды цыганами пустыни — наверное, ты знаешь лучше меня, что он подразумевал под этим. В любом случае, саны полны загадок для нас, так же как и для вас. И если ты меня спрашиваешь, симпатизирую ли я им, я должна сказать так: я их слишком мало понимаю, чтобы дать тебе на это положительный ответ. Я их не люблю — это точно, но я не испытываю к ним никакой антипатии.

После короткого промедления она добавила:

— Нет, это неправда. Я считаю их заносчивыми. Как и вас, белых. Да, можно было бы, пожалуй, сказать, что саны — это белые Африки, — при этом она засмеялась так весело, что Сендрин не оставалось ничего другого, как поддержать ее смех.

— Насколько? — спросила она через некоторое время.

— Они не только верят, что они — первые люди. Они утверждают также, будто они принесли в мир свет.

— Свет?

— Солнце, — кивнула Нанна. — Саны рассказывают, что когда-то, когда мир еще был молодым, господствовала большая тьма. Но однажды они увидели вдали как вспыхивает красный жар. Тогда они отправились в путь и обнаружили старика, лежащего на песке. Он спал. Каждый раз, когда он переворачивался и вытягивал руки, у него под мышками загорались красные светила. Саны решили подбросить старика высоко в небо, чтобы его свет сиял на весь мир. Высоко в воздухе мужчина широко раскинул руки, вероятно пытаясь лететь, и чем выше он поднимался, тем белее и ярче становился свет. Свет озарил пустыню и все земли по ту сторону дюн, и саны смогли наконец отправиться на охоту и найти добычу. Но затем, через некоторое время, мужчина, охваченный красным огнем, опустился обратно на землю. На следующий день саны снова подбросили его вверх, так же они делали и во все последующие дни, пока старику это не начало нравиться, и с тех пор он добровольно поднимается утром на небо, а вечером, раскаленный, снова опускается на землю. — Нанна, смеясь, указала на солнце, край которого касался теперь горизонта на другой стороне моря. — Так что этим мы обязаны санам. Разве это не звучит чересчур самонадеянно?

Сендрин, не мигая, смотрела на заходящее солнце, а когда она вновь взглянула на Нанну, у нее перед глазами заиграл калейдоскоп искр.

— Ты веришь в то, что саны являются магами?

— Для белой ты задаешь странные вопросы.

— Я пережила странные вещи.

— Да, это я чувствую.

Сендрин удивленно посмотрела на Нанну и спросила себя, говорит ли та серьезно. Но на лице гереро она не увидела ответа, а поставить вопрос прямо она не решилась.

Нанна опустилась на край скалы, выступавшей из утеса словно большой, в рост человека, нос. Постепенно начинала ощущаться прохлада, но что-то в Сендрин восставало против возвращения домой. Возле Нанны она чувствовала себя удивительно защищенной и умиротворенной.

— Саны могут быть магами, так же как могут быть магами и все остальные люди, — загадочно пояснила Нанна. — Возможно, они все же могущественнее, чем каждый из нас.

Сендрин села рядом с ней. Она коснулась бедром Нанны и ощутила при этом чудесное тепло ее тела.

— Элиас все мне рассказал о тебе, — неожиданно проговорила Нанна. — О тебе и о нем.

— Да, — тихо ответила Сендрин, — я так и думала.

— Он тебя очень любит.

— Как сестру.

На это Нанна ничего не ответила. Сендрин охотно узнала бы, что сейчас происходит в ее голове, но все же предпочла помолчать.

К ее удивлению, Нанна снова сменила тему. Она повернулась и спросила, протягивая руку в сторону пустыни, на восток:

— Ты видишь звезды?

Сендрин кивнула.

— Их пока немного. Остальные появятся, когда зайдет солнце.

— Ты должна попытаться послушать их. Ведь звезды учили первых людей языку земли, животных и растений.

— А почему мы его потом забыли?

— Не все забыли его, — поправила Нанна. — Все еще есть люди, которые могут его понимать. Но только в том случае, если они слушают.

Сендрин почувствовала легкое помутнение сознания. На какой-то миг она испугалась, что снова окажется во власти очередного видения. Но побережье вокруг нее оставалось прежним, и сидящая возле нее Нанна тоже не изменилась. Вдруг ей показалось, что бедро Нанны сильнее прижимается к ее бедру.

— Ты действительно веришь в то, что звезды могут разговаривать? — спросила Сендрин.

— До тех пор, пока их кто-то еще слушает. Одно зависит от другого. Когда последний человек разучится слушать, звезды также замолчат.

— Тогда их разговор — это одна из форм магии?

— Разве не говорится в вашей Библии, что слово Господне создало человека? — спросила Нанна. — Ты когда-нибудь задумывалась над этим?

Сендрин покачала головой.

— Нет.

— Как слово Господне может создать человека, если человек создал слово?

Сендрин на мгновенье задумалась, затем сказала:

— Это как у звезд, — ты ведь это имеешь в виду или я ошибаюсь? Одно зависит от другого. Замкнутый круг.

— Но, вероятно, все же есть конец, — заметила Нанна.

— Какой конец?

Нанна мечтательно подняла лицо, подставляя его свету тонущего солнца.