Позади нее скрипнула дверь. Ветер завыл, словно побитая собака, но через несколько мгновений его жалобная песнь замерла.

Сендрин услышала шелест. Услышала звуки резкого трения, выматывающие душу.

Что бы ни преследовало ее в сооружении термитов, оно следовало за нею! Из ее сна — непосредственно в реальность. Оно все еще было здесь, у нее за спиной!

С криком она помчалась к двери своей комнаты. Нажала на щеколду, буквально ввалилась в помещение и захлопнула за собой дверь. Застыла. Прислушалась.

Буря снова взяла власть в свои руки. Тем не менее она не могла заглушить звуков трения, даже дверь не могла спасти ее от них. В любом другом случае от такого всепроникающего шума кожа Сендрин покрылась бы мурашками, но сейчас ее охватил безумный ужас.

В полумраке комнаты она нащупала ключ. Слава богу, он торчал в замке! Дрожащими пальцами она дважды повернула его. Затем она спиной вперед попятилась от двери, медленными шагами, выжидая.

Она дошла примерно до середины комнаты, когда наступила на что-то, лежащее позади нее на полу. Она испуганно обернулась.

Это было нечто с рогами. Игрушка. Овечка или козлик, обтянутый белой шерстью. Кто-то побывал здесь и оставил его.

Краем глаза Сендрин заметила темное пятно там, где не должно быть никого и ничего. На кровати кто-то лежал. Ребенок с длинными распущенными волосами. Девочка. Она спала.

В первый момент она подумала, что это Салома или Лукреция. Но, сделав шаг, она увидела, что волосы девочки были черными.

Что-то загрохотало в дверь комнаты.

Не владея собой, она подскочила к двери и навалилась на нее, пока до нее не дошло, что она только что заперла ее.

Снова раздался треск. Дверь задрожала, как под натиском тарана, и посредине нее появилась трещина. Звуки трения прекратились.

Сендрин подбежала к кровати и схватила спящую девочку за плечи. Она была примерно такого же возраста, как и близнецы, может, на пару лет младше. Красивая, как картинка. В ее ушах были золотые сердечки.

Затем снова раздался треск и грохот, дверь комнаты повисла на одном шарнире. Поток холода устремился из коридора в комнату.

Девочка продолжала спать, вопреки шуму, вопреки ревущему за окнами урагану. Сендрин позвала ее, тряхнула, она хотела схватить ее и отнести в безопасный угол — как вдруг та открыла глаза.

Девочка смотрела, но не видела Сендрин. Она смотрела сквозь нее.

— Кимберли!

Резкий голос раздался за спиной Сендрин! А затем опять возникли звуки трения.

Она хотела поднять девочку и прижать к себе, она действительно хотела этого, но что-то удерживало ее. Она уронила малышку назад, на подушки, словно в один момент утратила все свои силы.

Она медленно повернулась.

На фоне света, лившегося из окон коридора, стоял человек, огромный и сильный. Сендрин не видела его лица, только черный силуэт. Посередине темного контура что-то сверкало и блестело. Затем снова раздались страшные звуки трения, теперь, однозначно, стали о сталь. Два ножа мясника, при трении издававшие визг.

Сендрин посмотрела на неподвижную девочку, лежащую на кровати, посмотрела в окно. Увидела, что там, за окнами, погибает мир. Перед окнами стеной вырастал вихрь. В нем вращались вырванные с корнем деревья, кусты, тучи песка.

Вихрь.

Мужчина с ножами.

Девочка в кровати.

— Кимберли, — проговорил мужчина еще раз, на этот раз мягче. Но он продолжал точить лезвия ножей, снова и снова.

Сендрин знала это имя. Кто-то упоминал его, наверное, Адриан.

Кимберли Селкирк, младшая дочь лорда Селкирка. Его любимый ребенок.

Мужчина подошел к Сендрин, но он не обращал на нее никакого внимания. Как оглушенная, она отступила в сторону, прочь от него, прочь от кровати, в которой она, спустя десятилетия, должна была лежать, спать, ни о чем не подозревая, не имея представления о том, что здесь однажды произошло.

Каждый из ножей был таким же длинным, как кисти рук Сендрин. Их блеск не мог скрыть того, что к нему прилипло что-то красное, влажное.

Мужчина достиг кровати и положил ножи по обе стороны девочки на одеяло. Он с большой заботой разгладил одеяло, словно это имело важное значение, как будто в этом был скрытый смысл, известный ему одному.

Сендрин споткнулась, идя обратно в эркер, за ней разворачивалась дьявольская панорама вихря; дом оказался в его центре, — так ребенок держит лягушку в стеклянной банке. Она онемела от страха, почти потеряла сознание от ужаса. Сендрин хотела вмешаться, но не могла. Могла только смотреть. Оглушенная, охваченная паникой. Только присутствовать. Беспомощно наблюдать.

Мужчина погладил рукой волосы беззащитной девочки. Сендрин впервые увидела его лицо. Пожилой мужчина с обвисшими толстыми щеками. Седые волосы растрепались и космами падали ему на лоб. Через все лицо протянулся темно-красный след с каплями крови.

Сендрин узнала его по одной из картин в галерее. Это был лорд Селкирк.

— Кимберли, — прошептал он еще раз, бесконечно нежно. Только это имя. Снова и снова он произносил имя своей дочери: — Кимберли. Кимберли. Кимберли.

Малышка смотрела на него своими темными глазами, оцепеневшая от страха, но, возможно, она испытывала к нему доверие.

Он поднял ее, прижал к себе, покружился с нею на месте. Сендрин видела лицо девочки над его плечом, ее глаза все еще были широко распахнуты. Она поняла, что малышка была в шоке. Кимберли, должно быть, видела, что совершил ее отец. Она знала, чья кровь у него на лице. Но ей ничего не оставалось, как спрятаться в своей комнате. Охватившая ее паника переросла в равнодушие. Покорность судьбе. Последний шаг, последняя возможность.

Лорд Селкирк осыпал лицо девочки поцелуями, вымазав кровью ее щеки, ее губы, ее веки.

Затем отец нежно положил девочку на кровать, взял ножи и искромсал ее тело по живому.

Когда Сендрин проснулась, она лежала на полу эркера и была в комнате совершенно одна. Кровь Кимберли была смыта очень давно, а с нею и почти все воспоминания о преступлении Селкирка.

Она оцепенело поднялась. При этом ее взгляд упал в окно.

Черное знамя дыма поднималось высоко в небо. Там, снаружи, бушевал огонь. Искры кружились, как насекомые, вихрем летали над лугом, опускались на акации и гасли.

Термитник полыхал ярким пламенем.

Где-то в другом месте. В сердце пустыни всех пустынь.

Мужчина шагает по рыхлому песку. Его шаги широки и энергичны. У него есть цель. Его шаги образуют волны на склонах дюн. Песок скользит вниз по склону, но мужчина не боится сорваться. Он знает пустыню на протяжении тысячелетий.

На мужчине белая одежда. Она развевается на горячем ветру, который будоражит пустыню. Его голова закутана белой тканью, между полосами которой видны одни глаза. Он защищается от пустыни, потому что она его уже проучила. При этом он давно уже не нуждается в защите. Только не он. Он не знает ни боли, ни страданий. Не боится ни жара солнца, ни жажды. Не боится смерти, по крайней мере собственной.

Перед ним, на краю мира, такое светлое небо, что режет глаза. Но позади него, там, откуда он идет, царят хаос и смерть. Там клубится горизонт и земля кричит от боли, когда мир, охваченный бурей всех бурь, рассыпается на осколки.

Воронка бушующего песка танцует вдали, так высоко, что достает до небес. Она танцует так далеко, что верблюду понадобились бы долгие дни, чтобы добраться туда. Но буря намного быстрее. За одно дыхание она начинает неистовствовать там, где пожелает. Опустошает пустыню и остатки мира, оставляя за собой след такой ширины, что даже звезды могут увидеть его, вздумай они посмотреть вниз.

Мужчина идет впереди бури и невидимыми цепями тянет ее за собой, как укротитель тащит львов.

Но действительно ли мужчина управляет бурей, или буря охотится за мужчиной? И на самом ли деле они связаны друг с другом?

Пустыня кричит от ярости и унижения, и пыль дождем падает с неба.

Здесь даже слезы из песка.