С каждым месяцем заболевание принимало все более странный характер. Домашний врач миллиардера, знаменитый Аннибал Ли, медицинское светило Америки, загадочно покачивал головой, когда близкие Фланагана расспрашивали его о состоянии здоровья мясного короля.

— Мистер Фланаган заболел болезнью современности. Он ничего не хочет слышать о рабочем движении, известие о начавшейся где-либо забастовке укладывает его в постель, а слова «классовая борьба», «коммунизм», «Советский Союз» приводят в ярость…

Болезнь ухудшалась. Родные Фланагана были в тревоге. Не то чтобы они боялись смерти старика. Их беспокоило, как бы он в припадке умопомешательства не составил бы такого завещания, которое лишило бы их богатства. Начал же старик поговаривать о том, что оставит свои миллиарды на создание «Фонда борьбы с «международным коммунизмом»!

Изыскивая способы, как бы помешать такой беде, наследники свели доктора Аннибала Ли с главным юрисконсультом миллиардера Томасом Мундфитом. Если эти две умнейшие головы Америки ничего не придумают, то уж больше некуда будет обратиться за советом.

И две умнейшие головы придумали, как покажет нижеприведенный разговор Мундфита с Фланаганом.

Мундфит пришел к миллиардеру после того, как тот принял легкий завтрак — яйцо всмятку и стакан жиденького чаю с тремя сухариками.

Юрисконсульт умело перевел разговор на прошлое, на средневековые порядки.

— Да, хорошо было жить в четырнадцатом веке, — вздохнул Фланаган. — Не было этих, как их…

— Профсоюзов, — подсказал Мундфит.

Фланаган поморщился.

— Рабочие работали тихо-смирно, никогда не устраивали…

— Забастовок.

Миллиардер вспылил:

— Что вы бросаете мне в уши эти проклятые слова!

— А хотите никогда их не слышать?

— Что же, в могилу мне прикажете сойти, сэр? Я еще крепок, я долго буду жить! Вон Джон Рокфеллер только двух лет до сотни не дотянул, а я, Джон Фланаган, соревнуюсь с ним… Тьфу, тьфу.

Старик угрюмо заплевался, так как «соревнование» тоже было одним из запретных для него слов.

Мундфит ласково, почти нежно пропел:

— Я могу перенести вас в четырнадцатый век!

— Машина времени? Чепуха! — проскрипел Фланаган. — Выдумка этих, как их… писателей! Да и что стал бы я там делать без своего капитала?

— Ваши миллиарды останутся при вас. Вы станете королем, да, да, не свиным королем, как вас именуют газеты, а настоящим королем настоящего королевства… да, да, вы будете королем Норландии!

Фланаган удивленно поглядел на юрисконсульта и мягко сказал:

— Усиленные занятия подействовали на ваш мозг, Мундфит! Вам надо лечиться…

Он уже хотел нажать кнопку, чтобы вызвать лакея, но адвокат схватил его за руку.

— Вы забываете, что власть доллара безгранична! Мы купим огромные земли где-нибудь на юге и создадим там средневековое королевство без профессиональных союзов, без забастовок, без классовой борьбы…

Старик понял, и его тусклые глаза загорелись.

— Без газет, без радио, без телевизоров…

— Без классовой борьбы, без коммунистов. У нас будут бароны, графы…

— Маркизы, герцоги, — воодушевленно подхватил Фланаган. — И эти, как их… что ходили по дорогам и пели…

— Барды?

— Нет. Me… ме…

— Менестрели?

— Вот, вот, эти самые! А турниры… можно турниры? — робко спросил старик.

— Все будет, что угодно вашему величеству!

— Сколько на это потребуется долларов, Мундфит? — деловито спросил богач.

— Я… я не знаю… Миллионов триста-четыреста… — нерешительно ответил юрист. — Надо составить смету.

— Берите шестьсот, семьсот, черт вас возьми, и быстрее принимайтесь за дело! Скорей, скорей, перебросьте меня в благословенное прошлое!

Дело двинулось с подлинно американским размахом. Мундфит купил в Южной Джорджии, на берегу Атлантического океана, малозаселенные земли площадью в несколько сот квадратных миль. Немногочисленные обитатели этой местности, по преимуществу негры, были выселены.

Чтобы сделать будущую Норландию недоступной, Мундфит оградил ее с суши высокой стеной, а на море устроил искусственные рифы из завезенных на баржах и сброшенных в воду огромных камней.

Тысячи рабочих с помощью самых совершенных строительных механизмов день и ночь возводили рыцарские замки и королевскую резиденцию. Чтобы придать постройкам отпечаток старины, заводам был заказан кирпич темных цветов, в цемент примешивали сажу, и каждое только что законченное здание имело такой вид, будто стояло уже сотни лет.

Лучшие архитекторы страны делали проекты зданий, из них изгонялся всякий намек на современность. Не говоря о рыцарских замках, даже королевский дворец не имел никаких удобств, за исключением одной его части, но это — тайна, о которой будет рассказано позднее.

Освещение в Норландии допускалось только сальными свечами, о стеклах не было и помину, и только в резиденции короля они заменились слюдой.

Когда закончилось строительство, все механизмы были вывезены, временные линии электропередач сняты, следы автомобилей изглажены с дорог, а взамен их проложены колесные… Норландия приготовилась к приему своего повелителя, его величества короля Джона VI.

— Почему Шестого? — с недоумением спросил Мундфита миллиардер, когда речь впервые коснулась этого предмета.

— Потому что Норландия — старинная страна, ваше величество, — с лукавой улыбкой ответил юрист. — В ней царствовали с незапамятных времен и ваш батюшка, король Джон V, и ваш дед, король Генрих VII, и многие ваши блаженной памяти предки, портреты которых вы увидите в тронном зале вашего дворца…

— Уже и портреты есть? — осведомился Фланаган. — Могу еще раз признать, вы деловой человек, Томас Мундфит!

— Не Томас Мундфит, а герцог Нортумберлендский, предки которого доблестно служили предкам вашего величества и в дни мира и в дни войны, как об этом говорится в летописях страны.

— Летописи тоже написаны?

— Пишутся, ваше величество, — уточнил Мундфит. — На пергаменте кисточкой.

— Но у вас чертовски трудное имя, герцог Нор… тум… тум.

— Это громкое историческое имя, — возразил адвокат, который, не долго думая, выбрал это имя из списков старинной английской знати именно за его длину и звучность. — Но если вы не можете его поначалу запомнить, можете звать меня просто канцлером. Потому что я буду вашим лорд-канцлером, что соответствует званию премьер-министра в теперешних правительствах,

— Ну что же, канцлер — это гораздо проще, — с облегчением заметил Фланаган.

Через несколько недель состоялся торжественный въезд его величества, божией милостью короля Джона VI в Норландию, с нетерпением ожидавшую своего обожаемого монарха.

Въезд совершился не совсем обычно. У длинного одноэтажного дома, стоявшего у самых ворот, ведущих в Норландию, остановился десяток автомобилей. В них приехал Джон Фланаган с супругой и те лица, которым выпала высокая честь стать придворными будущего короля.

Совершилось поразительное превращение. В дом входили американские граждане в черных сюртуках, в серых пиджачных парах, иные в непромокаемых плащах. Их сопровождали женщины в простых, иногда даже немодных платьях.

Те же мужчины и женщины, переступившие порог дома и выходившие из него спустя час-другой, поражали великолепием своих нарядов. Бархат, атлас, парча, шелк, золото, драгоценные камни, жемчуг — все это богатое убранство так изменило прибывших, что они едва узнавали друг друга.

Но если трудно было узнать человека в пышном костюме и шляпе с перьями, то еще труднее оказывалось правильно назвать его. В домик входили ничем не выдающиеся мистеры и миссис, а выходили оттуда маркизы, графы и графини, бароны и баронессы…

Король Джон VI и королева Гертруда первыми проследовали в великолепную карету, запряженную шестеркой лошадей. За ними прошли в другие кареты, попроще, маркизы, графы и бароны со своими семьями — блестящее созвездие титулованных особ.