– Кстати, Анастасия Ивановна, а что такого было в вашем бронебойном мусоре? В момент выбило мужика из его бандитского плана нападения! – поинтересовалась Наташка, замешкавшись с ключами у своей квартиры.

– Банка с желтой краской, – услужливо подсказал Степан Иванович. – Трехкилограммовая. Случайно на балконе забыли, она и перемерзла. А еще… – Он немного помедлил и виновато посмотрел на жену. – Настюша, железная гирька вся проржавела, я уже говорил тебе, ее никак нельзя использовать в качестве груза на квашеную капусту…

– Фига себе! – Наташка нечаянно выронила ключи. – Крепкая, однако, у бандита голова. Хотя неизвестно – а вдруг он ею где-нибудь на улице и притормозил. Головокружение от неуспеха.

– С нашей стороны это была самооборона! – убежденно заявила Анастас Иванович. – Чтобы мы с вами делали, три слабые несчастные женщины, если бы не правильные действия моего мужа?! И я хочу обратить особое внимание на недавний налет к вам якобы милиции. Склонна предположить, что это была воровская разведка! Сейчас так много «оборотней». Пойдем, Степушка, – она обиженно повернулась к нам задом, – я выну из морозилки курочку.

Мы наперебой принялись петь дифирамбы Степану Ивановичу. Но, кажется, переборщили. Благосклонно приняв наши извинения, Анастас Иванович решила, что курица может и подождать. Гречневая каша с молоком как раз то, что нужно сейчас нервной системе мужа. Герой отчаянно перекосился.

Выйдя на пенсию, Анастас Иванович всю себя посвятила заботам о горячо любимом Степушке. Супруги Воронины могли бы считаться идеальной парой, их взаимоотношения – примером самоотверженности, если бы при этом Степан Иванович не страдал от излишней заботы жены. Будучи женщиной статной и крепкой, Анастас Иванович опережала мужа в росте почти на голову, а в весе – килограмм этак на шестьдесят. Обретя массу свободного времени, она неожиданно отметила оба этих обстоятельства и панически испугалась, убедив себя, что субтильность Степушки – следствие тяжелой болезни. Не доверяя врачам, диагнозы ставила сама, меняя их почти ежемесячно. Как бы то ни было, но Степан Иванович мужественно сидел в основном на молочной диете и постепенно сдавал, что, разумеется, вело к усилению заботы со стороны жены. И несчастный сдал бы окончательно, да время от времени он устраивал «загрузочные» дни – результат выдавливания из себя по капле раба любви и покорности. Помогали и ежегодные бесплатные путевки в санаторий, которые супруги получали как ветераны труда. Анастас Иванович хоть и сопровождала мужа в каждой такой поездке, но его режим питания изменить не могла. Возвращались оба неузнаваемыми: она – измученная и похудевшая, он, благодаря прибавке не менее двенадцати килограмм, округлившийся, бодрый и веселый.

– Любовь и в самом деле слепа, зла и безрассудна, – отметила я, с некоторой опаской переступая порог собственной квартиры. Впрочем, совершенно необоснованно.

Наутро мы окончательно пришли к выводу, что вечерний несостоявшийся визитер просто залетный вор-домушник. Никакого отношения к истории нашей кратковременной поездки с Кэтькой не имеет, действует сам по себе. Успокоенная этим выводом я принялась названивать проводнице. Но это занятие было решительно пресечено Наташкой. Первым делом следовало обеспечить конспиративное место для Венеры. Ничего более приемлемого, чем банковская ячейка не придумали, благо неодноразовый положительный опыт имелся. На наше несчастье, день для банковской системы выпал нерабочий. Банкиры тоже отдыхают. Потеряли час, бездарно потратив его на возмущение, а затем препроводили «Небесную Венеру» в темную камеру пожарного ящика в нашем общем коридоре и испытали истинное облегчение. Она уютно устроилась на самом дне, под прикрытием своего малинового полотенца и пожарного шланга.

Пруткова ответила не сразу – только с третьей попытки к ней дозвониться, да и то хриплым мужским голосом. Я уже решила, что оператор схалтурил или мы неправильно запомнили номер, когда она поинтересовалась, какого черта звонить, если сказать нечего.

– Как это нечего? – удивилась я в трубку. – Могу я услышать госпожу Пруткову?

Наташка с досадой дрыгнула ногой и процедила сквозь зубы, что обзывать проводницу госпожой с моей стороны непорядочно. Звучит издевательски. Я округлила глаза, имея в виду элемент случайности. Просто не ожидала услышать Пруткову в другой тональности.

– Можете. Я слушаю. На голос не обращайте внимания – простыла. Не узнаю, кто это?

– Простите, вас Галина зовут?

Ответ прозвучал после небольшой заминки:

– Галина. Кто это говорит?

Смутная тревога царапнула душу, я присела на диван и выразила сомнение в том, что она – это она. На другом конце мобильной связи спорить не стали, просто взяли и отключились.

– Ну на фига брать на себя инициативу переговоров, когда не можешь реально оценивать ситуацию?! – выплеснула на меня свое разочарование Наташка.

– А вдруг настоящая Пруткова валяется где-нибудь очередным трупом? – попыталась я оправдаться.

– Тем более! Значит, с тобой разговаривал убийца, а не очередной труп Прутковой, что, согласись, куда страшнее. А кто, кроме убийцы, мог выдавать себя за свою скоропостижную жертву? Следовало бы взять у него краткое интервью. Все равно ты номер засветила.

– Не засветила. Я его сразу засекретила. От всех, кроме тебя. Официально у меня украли мобильник, что подтверждается соответствующей записью в протоколе. Такое счастье для Димки! Очередное доказательство его правоты: была, есть и буду растяпой. На том стою! Как вообще с такой можно жить!

– Нормально, если столько лет прожил и расставаться не собирается. С тобой он в полной мере ощущает свое превосходство. Ну и дурак. А ты растяпа умная. Вот только «на том» не стоишь, а сидишь. На мой взгляд, очень неудобно. Но кому как. Лично я ни за что не стала бы рассиживаться с таким креном на левый бок.

Бесцеремонно кувыркнув меня на диване, Наташка выдернула невесть как попавший под меня свой давнишний подарок, корзиночку для рукоделия, и обозвала не очень правильным словом. То ли меня, то ли корзиночку. Я запоздало ойкнула, выразив таким образом сожаление Наташкиному подарку, уселась поудобнее и приготовилась к ответной атаке. Так в этой готовности и замерла. Потерявшая ко мне всякий интерес подруга по моему старому мобильнику уже здоровалась с Галиной, не забыв напомнить ей, кто мы такие. Особо распространяться не стала. Две приятные женщины, которые первыми из пассажиров отказались от вечернего чая, сославшись на некачественную заварку. Кажется, Пруткова этому обстоятельству совсем не обрадовалась, что я злорадно вслух и отметила. Несмотря на больное горло, проводница выдала Наташке по полной программе накопившееся раздражение за все звонки, которыми ее уже достали. Подруга демонстративно повернулась ко мне задом, к выходу передом и четко отрапортовала извинения, не забыв предложить Прутковой грядущую встречу в прокуратуре. Оснований – отсюда до завтра. Потому как, выспавшись, мы разложили всю дорогу в столицу по полочкам и вспомнили некоторые детали ночного переезда. Они касаются нашей таинственной попутчицы, намеренно замаскированной под бомжиху. Все бы ничего, если бы эта ряженая мужебабенция, покидая купе, не прихватила кое-что из наших вещей. А они дорогого стоят. Нет сомнений, что навязанная нам безбилетная «подсадная утка» поделила прибыль с проводницей пополам…

Пруткова все время пыталась что-то сказать, да Наталья Николаевна не давала. Отказала тормозная система. Митинговала даже тогда, когда я выхватила мобильник у нее из рук и предоставила слово Галине. Надрываясь и отчаянно кашляя, Пруткова просила приехать к ней завтра, а еще лучше – послезавтра. Уж очень плохо она себя чувствует. Мне оставалось только записать адрес, что я и поторопилась сделать, не слушая Наташкины наставления. Подруга требовала высказать проводнице то, что сама не успела.

Вопреки моим ожиданиям, Наталья предстоящую поездку восприняла без энтузиазма, была уверена, что пакета с журналом и тапками у проводницы нет. Не велика ценность. В противном случае, вместо того чтобы сыпать оскорблениями, она сразу бы призналась в перепрятушках. Тащиться в Пушкино на электричке, а оттуда еще катить невесть куда на автобусе подруге не хотелось, а других вариантов не имелось. Вечно попутный в весенне-летний сезон Наташкин транспорт – иномарки бывших стран социалистического содружества «Таврия» и «Шкода» стояли на зимнем приколе. Пришлось напомнить всю важность для Тимура и Кэтьки утраченных тапок с журналом (плюс мой кувшин) и об опасности шедевра, приобретенного нами взамен. Обмен явно не равноценный, и проводница что-то по этому поводу знает, иначе зачем ей приглашать нас к себе. И надо ехать немедленно, чтобы застать Галину врасплох. Неизвестно, что будет с ней через два дня. Поправится, и ищи ветра в поле.