Дварф принял перчатку и, пришпорив пони, поехал вдогонку за встречным рыцарем. Тот остановил коня неподалеку, развернул его и теперь глядел выжидающе, поворотив глухой шлем и стискивая голой правой рукой рукоять седельного бранка.

– Честь имею, – неуклюже вступил в разговор Торгрим. – Вот, вы обронили перчаточку. Рыцарь Бингенштауфен интересуется, какого ваще нах... в смысле чем вызвал ваше неудовольствие.

– Своим девизом, – ответствовал рыцарь неожиданно женским голосом. – Я понимаю, что доспех скрывает многое, но я не считаю себя тем, чем являюсь согласно этой возмутительной клевете.

– Вы совершенно определенно этим и не являетесь... мадам, – прибалдело заверил Торгрим. – Сей девиз был заведен моим патроном на случай совершенно конкретный... мнэ, ну да, так и есть – показать своему заклятому врагу, который и есть ровно то, что там написано.

– Но щит был показан мне, и подобные оскорбления я как рыцарь намерена смывать кровью!

– Я как-то сомневаюсь, чтоб вам персонально что-то показывали. Вы б глаза не продавали почем зря, вот и не возникало бы ненужных неприятностей.

– Ты собираешься меня учить, смерд?

– Да я кого угодно горазд поучить. – Торгрим многозначительно повел трубкой. – Мадам, явите разум. Мой рыцарь – он сам это самое, что на щите написано, и обратите внимание, что у него каждая ручища толщиной с вашу талию, он долбанет почем зря – а я потом буду мучиться, что допустил такое обхождение с благородной дамой, к тому же самых правильных устоев. Хотите, срубите мне ветку вон с того дерева, и я взамен вас ею показательно выдеру сэра Бинген-как-бишь-его, как сидорову козу!

– Во имя Синдел, на это бы я посмотрела!

– Так за чем дело стало? Вы не стесняйтесь, рубите прут такой, чтоб он даже сквозь панцирь прочувствовал.

– Дело за тем, что я получила рыцарский пояс и шпоры не для того, чтобы за меня вступался каждый оборванец, пахнущий навозом. Я и сама могу постоять за свою честь и объяснить зарвавшемуся мужлану, как надлежит вести себя со встречными рыцарями!

– Э, боюсь, для этого всей вашей женской капеллы не хватит. Мужики поздоровее на этом поприще лапти склеивали.

– Да будет так, если тому суждено случиться. Но отступать не в рыцарских традициях.

– Поимейте милосердие, на это я никак не могу пойти. И сам он, уверен я, биться не жаждет... у нас дела личные, нам размениваться на дорожные стычки непозволительно.

– Зачем же он принял мою перчатку?

– Дурной он, как табун сусликов, и рефлекс имеет развитый, что зовется хватательным. Ему что ни кинь – все хватает!

– Значит, самою судьбой предначертано, чтобы мы с ним вступили в поединок. Обещаю тебе, оруженосец, что, если удача будет на моей стороне, я не причиню твоему хозяину смерти. Но кровь пущу, чтобы впредь был осмотрительнее!

– Вот это бы и неплохо, – возмечтал Торгрим. – Да только на удачу в таком деле уповать не следует. Сколь с ним мотаюсь – ему все нипочем, из такого выходит без единой царапины, где полный хирд бы раздербанили. Но сами подумайте, биться с женщиной – это таким надо быть... Его, конечно, клюнул некогда гоблинский дурной попугай, но едва ли с такою силою, чтоб всякие понятия вымести.

– Что, вы с твоим рыцарем презираете женщин, как у шовинистических мужских свиней заведено?

– Я б так не сказал. Он к женщинам определенно питает всякие нежные чуйства.

– Потребитель-эксплуататор!

– Ну вот, у вас же явно на сердце тяжко, раз на эльфийский диалект переходите. Мадам, ну к чему вам лишний удар по голове?

– Я полагаю разговор оконченным, оруженосец. Ни у меня, ни у него нет при себе копья, так что предлагаю сойтись на мечах и уповать на милость богов-покровителей.

– Да какое богам дело до дуриков, что к картинкам на щитах цепляются? Вот что, давайте повстречаемся в иной раз, когда все будем и при копьях, и при свите положенной, и можете на турнире переведаться, там-то все и проясните. – Торгрим заговорщицки понизил голос: – Смею полагать, что с рыцарской пикой он не в больших ладах, так что тут-то вы ему и покажете, что к чему.

– Нет, вонючий незнакомец, биться мы будем здесь и сейчас, на мечах и до крови, а если ты не прервешь тотчас кощунственные речи, то первым я разрублю тебя – прямо до седла твоей смешной лошадки!

– А вот это у вас, при всем уважении, не получится. – Дварф ощутимо загрустил в потоках холода, которым понесло от суровой рыцарши. – Вы ж подумайте, как себя станете чувствовать, когда первый встречный унавоженный оруженосец вас с седла стащит и эдак выпорет, что даже сквозь железные штаны нестерпимо обидно сделается.

– Ах ты!..

К чести латной дамы, схватилась она все-таки не за меч, а за плетку, и Торгрим скрепя сердце предпринял встречные шаги. К тому моменту, как рука взметнулась, занося плеть, он аккуратно скатился с седла, нырнул под морду рыцарского коня, уходя из-под удара, трубку зажал в зубах, одной рукой принял даму за кованый пояс, второй прихватил за ногу, выбивая латный пигаш из стремени, и без большой натуги снял некрупную фигуру с лошади. Рыцарша немедленно принялась извиваться, совсем как обычная крестьянская девка, буде прихвачена соседским мясником, и, вместо того чтоб на землю встать без шума и пыли, была на нее не очень нежно брякнута.

– Так его! – гаркнул из отдаления Бинго, донельзя счастливый таким зрелищем. – Теперь ногами, борода!

– Прибью я его однажды, – сообщил Торгрим сокрушенно. – До чего гнусный тип, поверьте уж специалисту.

Тут ему пришлось на шажок отступить, чтобы избежать пинка острым мысом стальной обувки. Рыцарша с неожиданной прытью перекрутилась и вскочила на ноги, после чего сдернула с седла полуторный меч и наставила его в лоб дварфу.

– Это тоже не получится, – примирительно заверил Торгрим. – Мадам, я уж не знаю, за какие заслуги у вас тут берут в рыцари, но нас под горами куют из другого железа. Бросьте ерунду, давайте разойдемся по-мирному. Мне сердце греет ваша верность слову и долгу, я ж спать не смогу, если придется вас обидеть.

– Ты уже обидел, гнусный бородач!

– Э, поверьте, еще не успел. А то еще сэр рыцарь подключится, вокруг него и лучшие друзья себя как на колу чувствуют.

– Прибей уже, и поехали дальше! – потребовал Бинго капризно. – Только пусть отдаст за причиненные треволнения чего там у него есть хорошего. Я скоро кушать захочу! Уже почти хочу! Уже точно хочу!

Рыцарша коротко взвизгнула и обрушила меч на Торгрима. Дварф плавно, словно ползущий по течению айсберг, оттанцевал назад – один шажок, другой, на третий ухватил противницу за запястье и, разогнав мимо себя, запустил на середину дороги.

– Эй-эй! – заволновался Бинго. – Оставь моего бороду пырять железкой! Он, конечно, дурно пахнет и много занудничает, но это... своего заведи, а то я сейчас слезу!

– Хоть ты не лезь, – в сердцах рявкнул на него Торгрим. – За что ж мне такое, один среди безумцев! Мадам, прекратите балаганничать!

– Ты меньше на лыцарей ругайся мадамами, а то не видать тебе взаимопонимания.

– Это женщина, Бинго, и не вздумай с ней как с посторонними магами обходиться!

– Фига, женщина... – Бинго уронил челюсть на грудь. – А чего она в железках, как иной долдон? Где это, чего там лыцари на дороге искали, – очи, косы, ну и прочее обаяние?

Рыцарша оскорбленно выпрямилась и указала на гоблина острием меча.

– Я рыцарь, возведена в звание бароном Гластоном при полном собрании рыцарской коллегии! Слезай с коня, ответь за оскорбление!

Бинго озадаченно сдвинул колпак на затылок.

– Если отвечу, сиськи покажешь?

– Слезай, тварь!

– Да ну вот еще. Чего мнешься, как кабан перед ульем, борода? Отбери у нее железяку, она ж порежется.

– А вот хрен тебе. Она правильный рыцарь, не то что ты, зеленая образина. Не позволю обижать даму, пусть даже и дурковатую – это у нее общерыцарское, самые достойные мужи тоже не без этого пунктика.

– Та-а-ак... Заговор?!

– Никакой не заговор. Дама невменяема, но она дама... это их обычное состояние. Если их еще и бить за это, я лучше пойду гору долбить за то, что каменная.