— Было бы гораздо хуже, если бы у тебя не было мозолей, — заметила она. — Подожди, я вотру немного антисептика. — Она открыла тюбик и выдавила кружок желеобразного препарата на одну ладонь.

— На ощупь приятно, — бросил он, следя, как ее тонкие ловкие пальцы втирают светлую смесь в его широкую ладонь. Так же она притрагивалась к его соскам в то утро. — Обалденно приятно, — хрипло добавил он.

— Как ты меня нашел? — поинтересовалась она и удивилась своему голосу, тоже грудному, сексуальному.

— Все твой дед. Он был уверен, что ты укроешься здесь. Я же ни на секунду не поверил твоей записке.

— О? — Нежные вращательные движения, замедляясь, добрались до кончиков пальцев. Чуть медленнее, подумал он, и это станет откровенной лаской. Все медленнее и медленнее, эротичнее и эротичнее.

— Как приятно, — подбодрил он ее, чувствуя, как у него в паху набухает и… он становится твердым. Ах, каким твердым.

Он наблюдал, как в свете лампы ее темные ресницы отбрасывают на щеки длинные тени, как блестящие волосы отражают этот свет, как раздвигаются ее губы и кончик языка смачивает их… Она взялась за другую ладонь, выдавила на нее крем и стала размазывать его еще медленнее.

— Дорис?

— У?

Его пальцы обхватили ее кисть. Она подняла глаза, и он наклонился и поцеловал ее влажные губы.

— Пошли в постель, — прошептал он. — У меня был чертовски трудный день. Ты мне нужна. Я хочу тебя.

Он встал, поднял ее со стула и прижал к себе так, чтобы она почувствовала возбуждение, вызванное ее прикосновениями.

— Захоти и ты меня.

Где-то в ночи снова завыл койот. Чуть дальше от хижины второй койот начал вторить ему. В лампе кончался керосин, она заморгала, свет ее потускнел.

Поколебавшись, Дорис сама прижалась к нему.

— Я не должна бы делать это, — услышал он ее шепот.

Однако она уже расстегивала верхнюю пуговицу на его рубашке, и он поспешил стряхнуть на пол тяжелую куртку. Энди поцеловал ее долгим, глубоким поцелуем, наслаждаясь свежим ароматом ее рта. Его удивило пронзительное, острое желание обладать ею. Все его мышцы напряглись и дрожали.

Чувствуя, что под ночной рубашкой на ней ничего нет, он скользнул руками под подол, взял ее за голые ягодицы и поднял. Ее ноги обвили его талию, мягкое нутро надвинулось на его твердость, ее язык соединился с его языком.

Он собирался быть мягким и нежным, но дикая, неуемная страсть пробудила в нем желание, чтобы она оседлала его тело и пустилась вскачь. Она тесно прижималась к нему, издавая горлом страстные звуки. Потом изогнулась, подставляя ему свои груди, и он стал целовать, ласкать их, увлажняя тонкую ткань, натянувшуюся на затвердевших сосках.

— Расстегнись, — задыхаясь, произнесла она, сжимая его плечи и приникая к нему всем средоточием своего тела. — Не могу ждать… не могу…

Он достал из кармана презерватив и расстегнул ремень, и она торопливо помогла ему во всем.

— Возьми меня с собой, — прохрипел он, вонзаясь в нее до предела. — Скачи на мне.

И она припустилась в отчаянном неистовом ритме. Одной рукой он рванул за вырез ее ночной рубашки — только пуговицы полетели. Она издала одобрительный горловой звук. Он сильно захватил губами один сосок так, как — он уже знал это — ей нравилось.

— Да-а-а… да-а-а, — шептала она. Ее пальцы впились в его волосы, она задрожала, закричала. Совсем не так, как кричала, когда он распахнул дверь и когда она схватила топор.

Это был высокий, ясный, пульсирующий звук, песнь сирены, призывавшей его к окончательному и самому глубокому прорыву.

— Да! — Он достиг обжигающего, неистового окончания.

Хрипло дыша, он пошатнулся под действием только что разделенного экстаза. Сделав два шага, опустился на стул, сохранив слияние их тел и продлевая наслаждение.

Она обмякла на нем и прошептала:

— О небо, Энди!

Водя носом по мягким закруглениям ее грудей, он откликнулся:

— Это рай, ты права.

Такого наслаждения он не знал ни с одной женщиной. Он приехал сюда, томимый жаждой еще раз познать Дорис, и она его не подвела. Удержаться, ждать еще два дня — это было свыше его сил. Даже мысль о том, что, похоже, он влюбляется, не остановила его.

Он припомнил, что уже пару раз был в таком состоянии, но сумел справиться и даже сохранил потом дружеские отношения. С Дорис будет то же самое, обещал он себе.

И как может мужчина думать, когда его бедра оседланы воплощением рая? Раздвинув рубашку, он осыпал нежными поцелуями ее сердце.

— Вам удобно, мисс Дорис?

— Да.

— Мне тоже. — Настолько удобно и уютно, что вскоре он раздался внутри нее и опять пришел в движение. На этот раз медленно, мягко, нежно, ищуще, касаясь пальцами набухшего бутона между ее бедрами, двигаясь внутри нее, желая дать ей все и взять все от нее. Но ей в первую очередь.

Любовь. Справится он с ней, если будет осторожен.

Лампа давно потухла. Койоты давно смолкли. В хижине слышалось лишь прерывистое дыхание двух любовников.

…Энди вздрогнул и проснулся, разбуженный чьим-то шумным дыханием и ворчанием за окном рядом с кроватью.

Он выглянул и заморгал: огромный темно-коричневый медведь осторожно осматривал поленницу. Проглотив комок в горле, Энди тронул локтем Дорис.

— К нам в гости медведь.

— Постучи ложкой в кастрюлю, — сонно пробормотала она.

Он вспомнил, что именно так она оглушила его ночью. А потом чуть не стукнула топором. Теперь-то понятно почему.

Какой красавец! Однако он предпочел бы увидеть в окно грабителя или похитителя машин. До сих пор он справлялся с ними. А вот с таким не приходилось.

Кастрюля и ложка показались ему сомнительными средствами обороны, однако Дорис пробормотала:

— Бей, как в барабан, и он сбежит.

— Точно? — Энди потянулся за «оружием».

— Точно, — зевнула она и закрыла уши.

Он забарабанил ложкой по кастрюле и убедился, что Дорис права. Медведь пустился наутек, проламываясь сквозь кусты.

— Здорово бегает, — удивился он. — И шумно. — Медведь исчез из виду, но они еще долго слышали треск, сопровождавший его бег по лесу.

Придя в себя, Энди повернулся к Дорис и взъерошил ее волосы. Они струились сквозь его пальцы, как темные шелковые нити, и рассыпались по подушке.

— Доброе утро, соня. — Он подождал, когда откроются ее глаза. Серовато-зеленые, они темнеют до изумрудного цвета, стоит ему дотронуться до нее. В момент оргазма они просто чернеют. Он уже видел эту метаморфозу.

После такой бурной ночи его тело совсем выбилось из сил. Но он подозревал, что она еще не истощена, он знал, что может исполнить ее желания и без эрекции. Конечно, он предпочитает с ней, и он чувствовал блаженство каждый раз, когда она хвалила его мужскую мощь.

Однако ей нравились и иные способы, как и ему. Он был счастлив — никогда еще ни одна женщина не подходила ему так, как она. Но, напомнил он себе, и речи не может быть о браке. Думать ему нужно не о любви к нему Дорис, а о дружеском, управляемом сексе.

Перебирая ее волосы, он наблюдал, как она просыпается.

Дорис открыла глаза и встретила взгляд Энди. Нет, предостерегла она себя, не любовь видит она в его глазах. Только самодовольное мужское удовлетворение, убеждение, что она находит его сексуально неотразимым. После сегодняшней ночи у него не осталось сомнений в этом.

— Что вы предложите мне на завтрак, мисс Дорис? — Он провел кончиками пальцев от ее волос к груди.

С трудом преодолев желание откликнуться на скрытое предложение, она села, повернувшись к нему спиной.

— На ранчо нас ждет работа, Энди. Поехали.

Он провел ладонью по ее голой спине и вздохнул:

— Ты босс. Я всего лишь работник, выходные дни которого кончились слишком быстро.

— Извини, что я бросила ранчо на тебя в твои выходные, — сказала она, подбирая с пола ночную рубашку, разорванный ворот которой напомнил ей о том, как много она ему позволила. Она могла остановить его, но не сопротивлялась даже для видимости. Отдалась ему полностью. Опять.