Это не понравилось Энди по двум причинам. Во-первых, там или бабушка будет сидеть на Джеке, или наоборот. Во-вторых, Дорис окажется далеко от него.

Но, может, оно и к лучшему, задался он вопросом, соображая, радоваться ли ему или сожалеть по поводу предложения Джека. Наверное, все же радоваться, поскольку в его намерения входили лишь определенные отношения, не более того.

В отличие от него, Дорис стремилась к браку. Он подозревал, что если она уж полюбит, то от всего сердца, как любит деда. Инстинкт предостерегал его: открыв свое сердце, она будет надеяться на брак, а он вовсе не собирался жениться. Никогда.

— Сзади тесновато для двоих, — попытался отговорить стариков Энди.

Джек только ухмыльнулся, а Салли подтвердила:

— То-то и оно.

При всем своем благоразумии, сев за руль, Энди им позавидовал.

На следующий день Дорис проснулась на рассвете, услышав чьи-то осторожные шаги у задней двери. Быстро приняв душ и войдя в кухню, она успела увидеть в окно Джека и Салли, скачущих верхом на Шейхе и Мулатке в направлении восходящего солнца. Их сопровождали Бой и Той. Джек оставил записку, извещая, что все утренние дела переделаны.

Пока она наблюдала за их бегством, пришел Энди. Он тоже нахмурился, увидев записку и припомнив слова Салли на пути домой: «Теперь я знаю, что это такое — любовь с первого взгляда».

— Я не верю в любовь с первого взгляда, — мрачно проворчала Дорис.

— Я тоже, — пробормотал Энди. — Они ведут себя по-детски.

— Кому-то нужно поехать и приглядеть за ними.

— С твоей лодыжкой не до верховой езды.

— Сегодня на один костыль лучше, чем вчера. — Она проковыляла к кофеварке, опираясь на один костыль. — Ты можешь взять Розочку и быстро догонишь их.

— К сожалению, — вздохнул Энди, — наши предки уже не дети.

— Но ведут они себя не как взрослые. Играют с огнем.

— Не как мы, — криво улыбнулся Энди, — если только ты не считаешь детскими наши два поцелуя.

— Конечно, они детские, и лучше их забыть. Они ничего не значили для тебя и для меня тоже.

Сегодня утром Энди не нравился сам себе — какой-то неотдохнувший и раздраженный. Проснулся он моментально и тут же возбудился, услышав, как Дорис включила душ. Воображение нарисовало ее вступающей под струи воды и пробудило в нем мучительные эротические фантазии. И сейчас слова Дорис не улучшили его настроение.

— Для меня значили, — проворчал он. — Я не целую всех подряд.

Дорис включила кофеварку.

— Многие мужчины теряются, лишенные удовольствий большого города.

— Знаешь, Дорис, в чем ты не права? — Он положил руку на ее плечо и повернул к себе. — Ты совсем не веришь в себя.

Наградив его испепеляющим взглядом, она стряхнула руку со своего плеча и выпалила:

— Как и Дик Кочрэн.

— Ну, к твоему сведению, я не Дик Кок-роуч[3].— Он схватил ее руку и задергал вверх и вниз в преувеличенном рукопожатии. — Энди Хаммел, очень рад познакомиться. Что у нас на завтрак?

— Ничего, если не прекратишь свои глупости! — Хоть он и выводил ее из терпения, она не удержалась от улыбки, услышав, как удачно он переделал имя Дика.

— Не я начал, Дорис, а ты. — Он смягчил свой тон. — Эй! Уж не улыбку ли я вижу на губах, что целовал накануне?

— Только слабую. — Она уже немного успокоилась. — Он в самом деле был низшим из насекомых.

— Хочешь рассказать мне о нем?

— Не очень-то.

Она затолкала эту историю в дальний уголок своего сердца и памяти. Гораздо интереснее был мягкий тон и выражение лица Энди. Он и вправду казался озабоченным, готовым выслушать ее. Этим, наверное, он и подкупал беспризорных пацанов в его участке в Сиэтле. Они, должно быть, любили его.

— Ладно, тогда не надо, — согласился он. — Но заметь одно: мой поцелуй свидетельствует об искреннем интересе.

Хотела бы она знать, что означают его слова. Победило любопытство.

— Интерес к чему?

— Ты знаешь к чему, Дорис. Ничего серьезного. Просто естественное взаимное влечение без предварительных условий и видов на будущее. Мы оба люди достаточно взрослые, чтобы…

— Я не гожусь для одноразового развлечения, — перебила она и начала выдергивать руку.

Энди отпустил ее.

— Знаешь, я так и не думаю. Если ты тоже заинтересуешься, мы можем доставить удовольствие друг другу. Если нет…

Дорис не ожидала от Энди такой прямоты. Не могла же она ответить, что не заинтересуется. Это было бы неправдой, ведь он чувствовал ее состояние. Поэтому она выбрала косвенную нечестность.

— А что, если я не интересуюсь?

— Попытайся убедить меня в этом, Дорис. Я пойму и с полуслова.

Он сознавал, что с полуслова ему следовало понять свою интуицию, которая подсказывала ему: отвали, с Дорис Симпсон без эмоций не обойтись. Но сейчас, когда он любовался ее свежим, чистым лицом, другой внутренний голос утверждал, что все может быть.

Всего-то и нужно, что действовать искусно, хитро, хоть и откровенно. Поскольку прямолинейность он уже использовал, следовало применить хитрость, что человеку с его опытом не составит особого труда.

Дорис открыла холодильник.

— Яичница-болтунья сгодится? — спросила она.

— Нет, если ты не сядешь и не позволишь мне самому взболтать яйца. Пощади свой вывих, или я позвоню доктору Шорту и попрошу его еще раз осмотреть тебя.

— Честно, Энди, ты как диктатор, как…

— Я позвоню, Дорис, — вмешался он, бросив взгляд на телефон. — Учти, я не блефую.

Она села, схватила газету и сделала вид, что читает, пока Энди не поставил перед ней тарелку с яичницей и тостами.

— Благодарю. — Она пряталась за газетой от его взгляда, когда он наливал кофе.

Энди завтракал стоя, глядя в окно над раковиной. Еще один солнечный день, теплый, с легким западным бризом. Дорис, поглядывая из-за газеты, заметила, как джинсы туго обтягивают его зад. Еще раньше она обратила внимание на то, как они рельефно облегали все впереди.

— Так что ты надумала? — поинтересовался он, вымыв за собой тарелку.

Поскольку ее мысли были прикованы к ширинке на пяти пуговках, она еле выдавила:

— Насчет чего?

— Насчет естественного взаимного влечения. Наслаждения друг другом.

Дорис поднялась, опираясь на костыль.

— У меня куча неоплаченных счетов, нужно постирать полотенца для гостей, испечь хлеб и приготовить ланч на четверых. Так что развлекай себя сам.

Раздраженный ее недвусмысленным отказом, Энди пошел навестить лошадей, потом цыплят. Затем его задержал сарай с орудиями труда.

Тем временем Дорис выписала несколько чеков и подбила дебет с кредитом в гроссбухе ранчо, выстирала, высушила и сложила банные полотенца, ничем не выделив полотенце, которым два утра подряд вытирал свое великолепное тело Энди.

Она месила на кухне тесто, когда заработал мотор травокосилки. Из кухонного окна было видно, как Энди провел косилку через заднюю лужайку и исчез за углом.

Наконец-то он занялся чем-то полезным. Это напоминало ей, каким полезным предложил он стать для нее. Естественное взаимное влечение. Секс, откровенный секс, вот что он предлагал, именно то, чем много лет назад занимался с ней Дик. Только это. Ничего больше.

Если Энди вновь вернется к этой теме, она скажет, что вполне справится со своими потребностями. Миллионы женщин так поступают, скажет она ему, разве он не читал статистику, публикуемую в газетах? «Действительно безопасный секс». Даже один священник выступал с проповедями на эту деликатную тему.

Травокосилка остановилась. Войдя в кухню, Энди налил себе ледяной воды из кувшина в холодильнике.

— На улице жарко, — сообщил он, стянул с себя рубашку и вышел.

Дорис уставилась на тесто, чувствуя, как желание тут же опалило ей спину. Должно быть, так чувствует себя кобыла во время течки. Ведет себя беспокойно, болезненно, плавится в каждом своем потаенном женском уголке и щели.