С течением дней после того сна моя грусть о нем рассеялась. Осталась какая-то волнующая уверенность в том, что я получила весточку из неведомой, но реальной страны. Так масличный листок в клюве у Ноева голубя мог означать только одно — где-то далеко, за бескрайней водной пустыней все-таки есть земля!

Было солнечно, дул ветер и снег струями змеился по зеркальной морозной дороге, убегая в степь. Впереди шли, прикрывая меня от ветра своими спинами, Ростислав и Николай, и в руках последнего был тубус с заветной картой. Я прятала лицо в воротнике заячьего полушубка, подаренного мне перед отъездом Инной Константиновной, но щеки все равно ломило от холода.

Час езды в автобусе и еще ровно столько же блужданий по сорок второму кварталу нисколько не охладили согревающего нас внутреннего огня, и на пороге шевчуковского дома мы появились в самом бодром расположении духа.

На этот раз нас здесь ждали. В прихожей снимал пальто рыжеватый и худой молодой человек в теплом свитере и валенках с большими черными калошами. В валенках в эту пору ходили почти все. Терентий Потапович представил нам молодого человека как Анатолия, и мы все прошли в комнату. Я осмотрелась вокруг с самым теплым чувством и уселась в уголке дивана под сенью знакомого коврика с золотыми оленями. Мужчины разместились вокруг стола.

В отличие от хозяина дома, Анатолий был молод, а потому мы, не успев толком поздороваться, буквально закидали его вопросами о жизни верующей молодежи. Нас вообще очень многое интересовало, включая место его работы и информацию о том, на каких волнах можно слушать христианские радиопередачи.

Анатолий смотрел на нас удивленно и с любопытством, но над ответами долго не раздумывал. Все было просто:

а) что молодежи здесь нет;

б) что работает он на стройке;

в) что радиопередачи он не слушает и ничего о них не знает.

Он барабанил пальцами по столу и улыбался, и Терентий Потапович в противоположном углу комнаты тоже сидел с какой-то непонятной усмешкой.

Я встала и вышла на кухню, чтобы предложить свою помощь, потому что нас пригласили остаться обедать. Уже знакомая мне Верочка возмущенно гремела тарелками у буфета и, улучив момент, когда мать скрылась за дверью, сказала, мотнув кудряшками в сторону Анатолия:

— Врет он! Работает электриком в одном институте. И молодежь здесь есть.

На каких волнах слушают интересующие нас передачи, Верочка сообщить затруднилась, но обещала узнать попозже.

Я поняла, что нас здесь просто боятся и с надеждой поглядывала на тубус с картой, которую Николай почему-то не спешил представить на всеобщее обозрение.

Вдруг кто-то тихо постучал в окошко, и Терентий Потапович пошел открывать. Видимо, это был не запланированный визит, потому что в прихожей некоторое время осторожно шептались, а потом в комнату решительной походкой вошел моложавый, энергичный мужчина в гимнастерке и солдатских сапогах. У него были живые, с огоньком, глаза, руку каждому из присутствующих он протягивал охотно и крепко пожимал в ответ. Вместе с ним вошел еще один человек, более пожилой, упитанный и немного растерянный. Под мышкой у него торчала большая книга, завернутая в белую бумагу. Он просто всем поклонился и сел в уголке.

— Степан Степанов, — представился энергичный.

Час настал. Николай разложил на столе с плюшевой скатертью свою карту и старательно разгладил руками. Истукан смотрелся молодцом, подтянутый, с отличной фигурой, отливающей блеском четырех благородных металлов. Терентий Потапович даже несколько раз обошел кругом стола, бормоча:

— Ну-ка, ну-ка…

Анатолий, восхищенно цокнув языком, полюбопытствовал:

— И кто же сотворил это чудо?

— Николай! — радостно сообщила я. — Он все сделал сам. Он художник.

А про себя добавила: «И какой провокатор сумел бы так грамотно разложить ваши представления о пророчествах Даниила и Апокалипсиса?»

Весь вечер разговор шел об одиннадцатой главе книги пророка Даниила. Ее заключительная часть — сплошная загадка! Эта роковая борьба двух царей, Северного и Южного — какие силы на мировой арене они символизируют собой?

Ростислав считал, что Царь северный в конце истории — это все страны, воспринявшие европейскую цивилизацию и объединившиеся в один альянс. Ведь эта цивилизация кольцом охватила все Северное полушарие!

— Что такое Америка, к примеру, — говорил он, — это расширение европейской цивилизации на Новый Свет. Не только потому, что англичане, голландцы, немцы и испанцы туда в свое время перебрались. Просто все, на чем она стоит — буржуазная демократия, капитализм, религиозная свобода, — все это родом из Европы.

— А Россия? — спросил Анатолий.

Россия со времени петровских реформ тоже воспринимает эту цивилизацию. Вот вам и расширение на Восток! Вот и получается, что европейская культура кольцом охватила все северное полушарие отчасти благодаря колонизации, конечно.

— В этот момент кукушка с криком несколько раз подряд выпрыгнула из своего часового домика, и все невольно подняли глаза от карты и посмотрели на циферблат и стрелки, показывающие полдень.

— Во сколько обедать будем? — поинтересовалась Верочка, пользуясь моментом.

— Через часик, я думаю, — ответил Терентий Потапович и сразу же спросил:

А Царь южный — это исламский мир, в таком случае?

Ростислав с Николаем переглянулись, и Николай, подумав, ответил:

— Что христианская Европа и исламский мир противостояли друг другу с того самого времени, как в Палестине были захвачены византийские владения, то есть, примерно, с седьмого века, это, конечно, факт. Неутомимая борьба эта шла до падения Оттоманской империи…

— В 1918 году, — подсказал Ростислав.

— Но после этого падения ислам лет на сто уходит со сцены. Главные исторические события вершатся теперь у Северного царя. Пророка, разумеется, не интересует история сама по себе, он обрисовывает силы, противостоящие народу Божьему.

Здесь вмешался Степан Степанов, говоря:

— Что называть народом Божьим? Не равен же он населению стран с европейской культурой?

— Ни в коем случае, — ответил Ростислав, — просто Европа была, так сказать, базовым регионом христианства на протяжении пятнадцати веков.

— А европейский атеизм? Разве не он сегодня главная антихристианская сила?

— Сегодня — да. Но он уйдет! Ему отведено определенное время, и он уйдет.

На столе появился поднос со стаканами, наполненными каким-то светлым напитком, пахнущим свежей мятой.

— Всегда перед обедом пьем, — пояснил Терентий Потапович, — угощайтесь!

Напиток оказался очень вкусен, кроме мяты чувствовались еще мед и лимон.

— Спасибо, Верочка! — сказал Ростислав, выпивая стакан залпом, в то время как остальные явно растягивали удовольствие.

— Значит, последняя битва, Армагеддон — не со стороны безбожия?

— И даже не со стороны магометанства, — ответил Ростислав, — хотя, похоже, «под конец времени» Южный царь обретет второе дыхание. Сказано, что он первым пойдет в бой на Северного. Но «…царь северный устремится как буря на него с колесницами, всадниками и многочисленными кораблями и нападет на области, наводнит их и пройдет через них». А после этого, оберегая свое господство и спокойствие, Северный царь захочет ввести новый порядок во всем мире. Новый мировой порядок!

— Да… — протянул Степанов, откидываясь на спинку стула и барабаня пальцами по плюшевой скатерти, — да, все выстраивается… никуда не денешься!

— У меня, — понизив голос, сообщил Терентий Потапович, — родня живет в Германии. Там у них какие хочешь книги. Одна есть, Урии Смита — похожее толкование.

— И что же это будет за новый мировой порядок? — спросила Верочка, изо всех сил старавшаяся проследить за ходом разговора.

— Это большое зло. Большое зло, — сказал ей отец. — Ну, готов обед?

Прощались мы в тот раз поздним вечером, с обещаниями снова встретиться в ближайшее время. Но все вдруг повернулось совершенно другой стороной.