— Путешествие будет долгим, — объявил Руфус, когда они расселись в крохотном купе. — Так что устраивайтесь поудобнее. Поспите, если сможете. Есть две вещи, которые никогда не стоит упускать, — это еда и сон. Никогда ведь не знаешь, когда в следующий раз ты сможешь наесться и выспаться. — Он посмотрел на Шерлока: — Жаль, что мне не пришло в голову захватить с собой скрипку. Мы могли бы продолжить уроки.

— В таком случае, — буркнул Мэтти, — я перешел бы в другой вагон.

Руфус взглянул на него с обидой.

— Я полагаю, — заявил он, — что твои музыкальные пристрастия ограничиваются свистулькой и трещоткой.

— А вот не надо свистульку ругать, — возмутился Мэтти. — На ней тоже можно играть много разных мелодий. И под свистульку с трещоткой хорошо танцевать, а ведь как раз для танцев музыка и нужна. Разве нет? — И он с вызовом уставился на Руфуса.

Тот с усмешкой покачал головой, но промолчал.

— Вообще-то, — сказал Шерлок, — мне хотелось бы продолжить разговор о театре, гриме и переодевании… и всяком таком.

Руфус кивнул:

— Это я с радостью. Мне нравится вспоминать времена, когда я и сам вышагивал на заднем плане с копьем в руках или играл в оркестровой яме, пока актеры выкладывались на сцене. — Он удивленно выгнул бровь: — Я смотрю, ты сильно увлекся театральным искусством. С чего это вдруг, можно поинтересоваться?

Шерлок пожал плечами, ему не очень хотелось рассказывать о своих пристрастиях и интересах.

— Мне просто стало любопытно, — ответил он.

Стоун смотрел на него все с тем же удивленным видом, и, чтобы прервать молчание, Шерлок раздраженно добавил:

— Если хочешь знать, все началось в Москве, в той чайной. Я сидел в окружении семи или восьми человек, с которыми провел последние три дня. И я их не узнал. Ни одного из них! — Шерлок чувствовал, что его щеки пылают от смущения и злости. Он впервые понял, как сильно его задел тот случай. — Я же вроде наблюдательный человек. Амиус Кроу всегда говорил, что я умею обращать внимание на мелочи, и все же они меня обманули. Провели, как последнего дурака!

— Просто они оказались искуснее тебя, — невозмутимо заметил Стоун. — В этом нет ничего постыдного. Я тоже не лучший скрипач в мире. И никогда не буду лучшим. Но я неплохо играю и становлюсь все лучшим и лучшим музыкантом.

— А я хочу быть самым лучшим, — тихо ответил Шерлок. — Я хочу лучше всех играть на скрипке, и лучше всех выслеживать диких зверей, и лучше всех уметь маскироваться. Если я не смогу быть лучшим, то незачем и пытаться.

— Боюсь, что ты сильно разочаруешься в жизни, — покачал головой Стоун. — Очень, очень сильно.

Некоторое время в купе стояла напряженная тишина, а потом Руфус Стоун, который, похоже, чувствовал себя виноватым, принялся рассказывать истории о своей работе в театре, в том числе и о некоторых актерах, которые так хорошо умели играть, что, казалось, сживались со своими персонажами.

— А секрет прост, — сказал Стоун. — Если ты сам не поверишь в то, что ты старик, или женщина, или бродяга, как ты сможешь убедить в этом зрителей? Мало выглядеть как персонаж, нужно быть им.

— А как же это сделать? — спросил Шерлок.

— Если ты притворяешься печальным, попробуй вспомнить что-нибудь из своей жизни, от чего тебе захочется плакать. Если ты пытаешься выглядеть счастливым, вспомни что-нибудь веселое. Если хочешь, чтобы тебя приняли за нищего, вспомни, каково это — быть голодным, грязным и измученным, если сможешь. — Руфус лукаво улыбнулся. — Если притворяешься влюбленным, вспомни человека, который тебе дорог. И тогда тебе даже стараться не придется — на твоем лице само собой появится нужное выражение. Да, и еще — пользуйся тем, что люди невнимательны.

Шерлок нахмурился:

— О чем это ты?

— Обычно люди видят то, что хотят увидеть. Они не станут пристально разглядывать каждого встречного. — Руфус на мгновение прикрыл глаза и взъерошил волосы. — Ну, как бы объяснить? Это похоже на декорации. Если ты хочешь дать понять зрителям, что действие пьесы происходит в Китае, тебе не нужно тратить кучу времени, чтобы воспроизвести на заднике абсолютно реалистичную картину императорского дворца или китайской деревни — ты просто рисуешь какие-то узнаваемые детали, изогнутую крышу или бамбук, а зрители додумывают остальное. Стоит человеку заметить что-то краем глаза, как в его голове возникают похожие картины, и он домысливает то, что видит. Если тебе нужно выглядеть нищим, вовсе не обязательно тщательно имитировать каждую мелочь в одежде и внешности. Так ты, наоборот, окажешься слишком заметным. Достаточно воспроизвести парочку самых важных деталей и постараться не выделяться на общем фоне. Понимаешь, что я имею в виду?

— Кажется, да.

Руфус привел еще пару примеров, но потом беседа увяла сама собой, и Шерлок отвернулся к окну.

За окном мелькали маленькие города, тянулись поля и луга, и постепенно аккуратные пейзажи Южной Англии сменились более дикой местностью. Даже коровы теперь выглядели иначе — стали какими-то бурыми и косматыми, с круто изогнутыми рогами. Пару раз поезд переезжал по мосту через широкие реки, и Шерлок невольно вспоминал деревянный мост, по которому они с Мэтти и Вирджинией перебирались через ущелье, удирая от Дюка Бальтазара.

Вирджиния… Стоило только подумать о ней, и у него сжималось сердце. Шерлок не мог отрицать, что испытывает к ней сильное и глубокое чувство, ничего подобного с ним прежде не случалось. Сила этого чувства пугала его. Никогда еще Шерлок не ощущал себя крепко-накрепко привязанным к другому человеку. Он всегда был одиночкой — и дома, и в школе. Он не хотел ни от кого зависеть, но сейчас ему казалось, что именно это с ним и произошло. Теперь он уже не мог представить себе жизнь без Вирджинии.

В Ньюкасле поезд остановился — необходимо было заправиться углем и водой. Пассажиры воспользовались долгой стоянкой, чтобы выйти на платформу, размять ноги и купить себе еды в бумажных пакетах. На этот раз Руфус, Шерлок и Мэтти взяли печеные яблоки в тесте. Они были очень горячими, и от них поднимался пар, почти как от паровоза.

Вскоре Шерлок вернулся в купе, хотя до отправления оставалось еще несколько минут. Расхаживать туда-сюда по платформе ему до смерти надоело, а больше заняться было нечем. Упражнения ради самих упражнений никогда его не прельщали. Шерлок плюхнулся на сиденье и уставился в стену. К этому времени он уже пришел к выводу, что путешествие на поезде — мучительно скучное дело. Морские поездки длятся намного дольше, но там хоть есть на что посмотреть и чем заняться. На пассажирских судах есть библиотеки, казино, рестораны и целая развлекательная программа для пассажиров. А в поезде — ничего.

Шерлок, уставившись в стену, отсчитывал минуты до отправления из Ньюкасла, когда внезапно обнаружил, что за ним кто-то следит. В этом не было ничего сверхъестественного — он не почувствовал ни покалывания в затылке, ни бегающих по спине мурашек. Все было гораздо прозаичнее: краем глаза Шерлок заметил какое-то неподвижное розовое пятно. Чье-то лицо. С голубыми глазами, которые глядели на него не мигая.

Не поворачивая головы, чтобы не спугнуть соглядатая, Шерлок попытался рассмотреть его как можно лучше, но этот человек прятался за горой ящиков на тележке носильщика.

Убедившись, что ничего нового уже разглядеть не удастся, Шерлок резко повернул голову направо. И уставился прямо в глаза своему старому знакомому.

У Шерлока замерло сердце.

Он увидел перед собой мистера Кайта, человека, который называл себя актером и управляющим театральной труппы из Уайтчепела, но на самом деле был сотрудником Парадол-чэмбер и участвовал в подготовке убийства русского графа, друга Майкрофта. Это был здоровенный, как медведь, мужчина, с широкими плечами, гривой рыжих волос, спадающих на воротник, и пышной рыжей бородой, закрывающей и шею, и часть груди. Когда Шерлок видел мистера Кайта в последний раз, они дрались с Руфусом Стоуном в карете на одной из московских улиц. Кайт тогда сбежал, а Руфус, раненный и истекающий кровью, выкрикивал ругательства ему вслед.