— Мы не успеем перетащить лодку вручную, — покачал головой Гизур, глядя на побратимов, раскачивавших и теребивших обледенелые веревки.
— Пожалуй, мне пора уходить, — раздался снизу голос Морута.
Я не хотел терять этого человека. Он был великолепным следопытом и многое знал о лошадях. А потому, поколебавшись, я спрыгнул на землю, подошел к нему и предложил:
— Может, пойдешь с нами?
Хазарин решительно помотал головой.
— Зачем? — спросил он. — Потратить всю жизнь на то, чтобы перетаскивать лодки из одной реки в другую? Благодарю, но я предпочитаю ходить по степи налегке. Кроме того, боюсь, что этот глупец Абрахам все же решился выйти из крепости со своими людьми. Мне не хотелось бы сражаться с соплеменником. Вы — другое дело, вас с ним ничего не связывает. И все же хочу попросить тебя, ярл… Будешь биться с Абрахамом — постарайся не убивать его. Ну, и в конце концов… разве могу я покинуть своего замечательного коня? — добавил он с улыбкой. — Мне надо поскорее вернуться туда, где я его привязал. Пока какой-нибудь бен шел элеф зона не украл его. Ты же знаешь, какие здесь люди.
Я тоже улыбнулся в ответ. Затем выудил из-за пазухи серебряный браслет, снятый с руки Квасира.
— Выполняю свое обещание, — сказал я. — На тот случай, если какой-нибудь сын тысячи шлюх все же уведет твоего мохнатого конька. А для похорон Квасира я найду другое украшение… не хуже.
Морут проворно сграбастал браслет и благодарно прикоснулся им к сердцу, прежде чем спрятать вещицу в складках одежд.
— Счастливого пути, — напутствовал я Морута.
Он взмахнул рукой — единожды — и растворился в предрассветных сумерках.
И буквально в следующий миг крепостные ворота распахнулись и оттуда хлынули вооруженные всадники.
— Руби веревки! — что есть мочи завопил Финн.
Люди, до того возившиеся с обледеневшими кольями, бросили это занятие и схватились за мечи.
— Руби же… мать вашу! — надрывался Финн.
Они и рубили — обливаясь потом и проклиная все на свете. На моих глазах один из побратимов (кто именно, я не разобрал) издал странный булькающий вопль и свалился на землю. Из горла у него торчала стрела.
Вслед за стрелами появились и сами лучники. Конный отряд защитников крепости неожиданно вынырнул из темноты и ринулся в нашу сторону. На моих глазах Хаук, только что яростно молотивший тупым мечом толстую веревку, круто развернулся и ударил все тем же мечом по передним ногам ближайшей лошади. Та упала, взметнув фонтан снега. Всадник скатился на землю, но его крик потонул в отчаянном ржании лошади. Запутавшись в стременах, он не смог сразу подняться, и удар Хаука пришелся ему в лицо.
Струг тем временем застонал и опасно накренился. Позабыв о веревках, люди бросились поспешно карабкаться на палубу. Мы с Хауком остались вдвоем. Но тут раздался грохот, от которого содрогнулась земля. Оглянувшись, я обнаружил, что это увалень Гирт спрыгнул вниз и присоединился к нам. Всадников заметно прибавилось, теперь они окружали нас со всех сторон.
— Лезь наверх! — крикнул я Хауку, дико размахивая топором.
Тот мешкал всего мгновение. Затем прыгнул на струг, уцепившись за обшивку свободной рукой. Товарищи тут же подхватили его и втянули на палубу.
Мы с Гиртом посмотрели друг на друга. Его глаза горели безумным огнем, желтоватые зубы были оскалены. Прыгая за борт, Гирт наверняка понимал: обратно он уже не вернется (не мог не понимать, ибо в первый раз понадобилось четверо побратимов, чтобы втащить его на палубу). Сейчас он резко развернулся и, зажав в руке свой огромный топор, бросился в самую гущу врагов.
— Орм! — донесся до меня Финнов крик.
Однако я был слишком занят — рубил проклятые веревки, — чтобы отвечать побратиму. Мне потребовалось не менее двух ударов, чтобы разделаться с одной из веревок. Струг еще больше накренился и чуток сдвинулся с места. Тем не менее последняя оставшаяся веревка держала его на месте. Я видел торчавшее из нее липовое лыко, унизанное мелкими льдинками.
Мимо меня со змеиным шипением пронеслась стрела, другая воткнулась в землю возле самых моих ног. Когда я обернулся, чтобы разделаться с последней веревкой, еще одна стрела обдала сквознячком мой висок.
Из темноты на меня вылетела лошадь. Взгляд у нее был обезумевший, ноздри раздувались. Всадник издал торжествующий вопль и попытался достать меня своей кривой саблей. Однако я успел поднырнуть и откатиться в сторону, блокировав удар топором.
Потеряв равновесие, лошадь упала на колени. Раздался хруст — одна из ее передних ног подломилась. Всадник со всего размаха грохнулся оземь, воздух с шумом вырвался у него из легких. Я бросился на него с занесенным вверх топором. Мне понадобилось немалое усилие, чтобы не обрушить удар на побледневшее от страха лицо. Хорошо знакомое лицо. Топор вонзился в землю так близко от его головы, что отсек часть черной бороды.
— Ради Морута, — прорычал я в его распахнутые глаза и разверстый в безмолвном крике рот.
Абрахам глядел на меня, боясь пошевелиться. Я выдернул топор, обдав его дождем ледяных брызг. Надеюсь, ему хватило времени, чтобы осознать, насколько близок он был к смерти. Затем я ударил его обухом промеж глаз. Пусть полежит, небось очухается…
— Орм!
Крик Финна заставил меня очнуться. Я в панике оглянулся. Слишком поздно! Всадники обрушились на нас со всех сторон. Краем глаза я заметил широкую кривую ухмылку на лице Гирта.
— Хейя! — завопил он, обрушивая удар топора на последнюю веревку.
Та лопнула, раскидав во все стороны ледяные брызги. Я успел подняться на одно колено, когда тяжелый струг застонал и начал двигаться. Огромная деревянная тварь катилась по полозьям, вздымая фонтаны земли, смешанной со снегом и льдом…
Лицо Гирта вдруг оказалось совсем рядом — так близко, что я ощутил его дыхание и успел заглянуть ему в глаза.
— Прыгай! — крикнул он и пропал из поля зрения.
Я еще успел заметить, как Гирт буквально вкатился в толпу всадников. В его плечо вонзилась стрела, но побратим не обратил на нее внимания, будто это была простая заноза в пальце. Свободной рукой он ухватил ближайшую лошадь за поводья и пригнул к земле, почти поставил на колени. Затем обрушил мощный удар топора на голову седока. Напуганная лошадь пыталась вырваться, и тогда Гирт что было силы боднул ее своей облаченной в шлем головой. С выпученными от ужаса глазами та рухнула на землю.
Всадников становилось все больше. Они вылетали из темноты и рассеивались вокруг нас. Я услышал медвежий рев Гирта, который кинулся на врагов, выкрикивая свое имя. Стейнбродир. Стейнбродир идет.
— Орм! Мать твою… веревка!
Рев Финна вернул меня к действительности. Мир снова ожил и замелькал, завертелся с невероятной скоростью. Мимо меня скользнул веревочный конец, но я успел поймать его левой рукой. Он был весь обледеневший… и страшно скользкий. Я не мог удержать его своими тремя пальцами. Поэтому я бросил топор и ухватился за канат обеими руками.
Последовавший рывок едва не содрал кожу с моих ладоней. Кажется, я застонал, но рук не разжал. Вцепившись мертвой хваткой в канат, я летел вперед, а вокруг меня была сплошная круговерть звезд и снега. Шатаясь и подпрыгивая, струг катился вниз по склону, а я несся вслед за ним.
На пути у нас оказался какой-то человек — один из дружинников Владимира в долгополой кольчуге. Набиравший скорость струг ударил его, послышался вопль и хруст костей. Бедняга отлетел в сторону, но это никак не повлияло на наше движение.
Я напрочь потерялся в мире сплошной боли и льда. Ничтожным краешком сознания я улавливал темные очертания, проносившиеся мимо. Княжеские дружинники в страхе бросались врассыпную, спеша убраться с дороги гигантского деревянного жеребца. Их лица казались бледными пятнами, уносившимися в темноту.
В какой-то миг я уловил визг березовых катков, разлетавшихся в фонтанах снега. Струг покачнулся и со всего размаха ухнул в темную речную воду. Сила удара вышибла из меня остатки соображения. Я выпустил веревку из рук и весь отдался восхитительному ощущению полета. Последнее, что я помню — падающая россыпь звезд над моей головой, а затем обжигающий холод ледяной каши, в которую я окунулся. Я сразу ушел под воду, мир продолжал крутиться и вертеться вокруг меня… Каким-то чудом мне удалось вынырнуть. В те несколько мгновений, что был на поверхности, я смог разглядеть удалявшийся струг и даже услышать далекие крики людей. Затем темные воды вновь сомкнулись над моей головой, все звуки превратились в невнятный шум и окончательно смолкли.
