— Господи Всемогущий! Куда это нас занесло? — неожиданно встрепенулся Фрэй, стряхивая с себя остатки сна. — Джон, мы, наверное, уже проехали старый ясень, ты не заметил?

— Нет, не видел, — сознался я. — Честно говоря, не видел и ничего не слышал, кроме твоего храпа.

— Какой же ты невнимательный, — рассердился Джон. — Да я и сам не лучше. Теперь давай слушать вместе.

Мы остановили лошадей и, приложив ладони к ушам, насторожились. Сначала до нас не донеслось ни звука, кроме, разве, посапывания коней, да еще капли, стекающие с одежды и шляп, громко падали в лужицы на земле. Потом издалека донесся печальный звук и, если бы не знать его источника, то он не вызвал бы во мне страха, и у меня бы не побежали мурашки по спине. Звук повторился три раза, словно вдали скрипело дерево, на которое было привязано веревкой что-то тяжелое. Я невольно дотронулся до руки Джона, чтобы почувствовать себя уверенней.

— Не бойся, — тут же успокоил он меня. — Сейчас для путников это самая приятная музыка. Да благословит Господь того, благодаря кому мы сейчас ее слушаем.

— Неужели повесили кого-то из Дунов, Джон?

— Тихо, малыш, неужели ты и правда в это веришь? Нет, с Дунами расправиться не так-то просто.

— Тогда кто же там висит? — не отступал я.

Я почувствовал, что постепенно успокаиваюсь. Я часто путешествовал по Экзмуру и считаю правильным, что воров и разбойников вешают на первом же дереве. Человек, который в жизни ни дня не трудился, а только грабил, достоин такой участи.

— Нас это совсем не касается, — продолжал Джон. — Он с другой стороны болот, а пришел воровать сюда. Его звали Рыжий Джем. Поделом ему, и теперь он предстал перед Господом, который сам назначит кару негодяю.

Направив лошадей в сторону виселицы, мы вскоре очутились на том месте, где дорога разветвлялась.

— Славно придумано, — прокомментировал Джон, глядя на висельника и обращаясь непосредственно к нему. — Старина Джем, ты выглядишь просто замечательно. Если бы я был вором, то, наверняка висел бы сейчас рядом. Но ты помогаешь заблудившимся путникам, и только благодаря твоей музыке мы нашли перекресток.

Джон Фрэй тронул поводья и направил Весельчака по тропинке, ведущей к дому. А мне было жаль Рыжего Джема, и я начал рассуждать о том, неужели он и вправду заслужил такого печального конца, и как теперь живут без него жена и дети, если они, конечно, у него есть. Но Фрэй больше не разговаривал со мной. Может быть, он тоже печалился, слыша позади протяжный скрип виселицы.

— А теперь притихни, — сказал через несколько минут Джон. — Сейчас мы подъедем к самому высокому месту в Экзмуре, тут проходит тропа Дунов. Кто знает, может, они сегодня снова выйдут на большую дорогу, и тогда нам придется ползти на брюхе, чтобы остаться целыми и невредимыми.

Я прекрасно знал, кого он имеет в виду — этих проклятых Дунов, которых боялись и в Девоншире, и в Сомерсете. Клан Дунов — разбойников и убийц — наводил страх на всех в округе. Ноги у меня задрожали, как только я вспомнил висельника, закованного в цепи, да еще представил себе целую банду живых грабителей, с которыми нам, возможно, придется столкнуться в пути.

— Но, Джон, — тихо спросил я, подъехав к нему поближе, — неужели они смогут увидеть нас в таком тумане?

— От этих зверей трудно скрыться, малыш. Тише, мы уже на их земле. И ни слова больше, если ты хочешь увидеть свою матушку.

Понимая, какой опасности мы подвергаемся, я почувствовал, что мне хочется рвануться вперед во весь опор, чтобы побыстрее пересечь эту проклятую тропу и очутиться дома. Но даже в тот момент мне снова показалось странным, что Фрэй упомянул только мать и ни слова не сказал об отце.

Мы подъехали к лощине, как мы привыкли называть это место у себя в Экзмуре, хотя, например, в Уэльсе существует другое слово — низина. В принципе, это длинная широкая канава, с крутыми подъемами с обеих сторон, зажатая между горами и ведущая в долины. Она может быть и прямой и извилистой.

Мы медленно продвигались вперед, прислушиваясь к каждому шороху и ожидая нападения в любую секунду. Потом начался подъем, и очень скоро мы очутились наверху, и вот тут я услышал какой-то странный звук. Я схватил Джона за руку, и мы остановились. Издалека доносился топот конских копыт, будто к нам через болота направлялись всадники. Потом послышался людской говор, звяканье металла и скрип кожаных седел.

— Ради всего святого, залезай под брюхо Пэгги и отпусти поводья! — взмолился Фрэй, соскочив с Весельчака.

Я так и поступил… Но наши лошади устали и тут же принялись щипать траву, никуда особо не устремляясь. Однако поводья я намотал на руку, не желая расставаться с Пэгги.

— Отпусти ее немедленно, — зашептал Джон. — Тогда они подумают, что это дикие пони, иначе нам конец!

Я понял, что он имеет в виду. Туман немного рассеялся, и я тут же бросил поводья на землю и сам, следуя примеру Джона, спрятался рядом с ним в зарослях вереска у небольшого оврага. Добираясь до кустов, я боялся, что шум моих шагов привлечет внимание шествующих вереницей всадников. Пока я полз, Джон заблеял, чтобы отвлечь внимание Дунов — он прекрасно подражал крикам любых животных.

В тот момент, когда первый всадник проходил в каких-то десяти метров ниже нас, порыв ветра прошел по ущелью и развеял туман, и отблески красноватого света засверкали на оружии всадников.

— Маяк, — шепотом пояснил Джон. — Значит, Дуны направляются домой. С тех пор как они сбросили сторожа с башни, маяк светит только для них. Что же нам теперь делать?

Но я не мог удержаться и, вырвавшись из рук Джона, пополз вперед по канаве и вскоре очутился у большого валуна, заросшего папоротником. Я спрятался за ним метрах в десяти от всадников и осторожно выглянул, хотя любопытство разрывало меня на части и я готов был встать в полный рост, чтобы внимательно рассмотреть их.

Я затаил дыхание. Мне показалось, что сигнальный огонь возносился к самому небу, освещая кровавыми отблесками даже долины и болота.

Всадники продолжали двигаться вперед, не обращая внимания на то, что происходит вокруг. Все они были богатырского телосложения, прекрасно вооружены, одеты в кожаные куртки, защищенные железными пластинами на груди, шлемы и высокие сапоги. За седлом у каждого я увидел тюки с награбленным добром и привязанные спереди огромные фляги с вином. Я насчитал более тридцати всадников. Некоторые везли овец, другие — оленей, а у одного разбойника через седло был переброшен ребенок. Я не смог разглядеть, был ли ребенок убит или еще жив. Скорее всего, они забрали его из-за дорогого платья, которое не успели снять, потому что в отблесках света оно сверкало золотом и драгоценными камнями. Мне страстно захотелось узнать, что же станет с этим ребенком. Неужели эти звери тоже сожрут его?

Все это настолько потрясло меня, что, потеряв рассудок, я вдруг выпрямился и, опершись о скалу, заорал на этих тварей во все горло, слабо соображая, что я делаю. Двое всадников оглянулись, и один уже вскинул карабин, но другой остановил его, сказав, что не стоит понапрасну мараться о такую мелочь и «поганку», зря тратя порох. Они еще не знали, да и я не мог предположить, что в один прекрасный день эта самая «поганка» сметет с лица земли их крепость.

Джон Фрэй, который в одно мгновение слетел с Весельчака в момент опасности, словно обмазанный салом, теперь, когда все миновало, подошел ко мне неторопливой походкой и сразу же принялся выговаривать:

— Что же ты натворил? А если бы они нас убили? Ты ведь мог оставить мою жену вдовой и сына сиротой, если он родится в скором времени, конечно. Надо бы было тебя бросить прямо на их разбойничьей тропе, если уж ты такой смелый и готов с ними сражаться!

И это вместо того, чтобы благодарить Господа, что все прошло благополучно и мы теперь можем спокойно продолжать свой путь!

Но я не стал ничего ему отвечать, хотя мне почему-то стало стыдно за себя. Мы вскоре отыскали Пэгги и Весельчака, которые стояли на дороге, ведущей к дому, и мирно паслись бок о бок, поджидая нас. Лошади очень любят хозяев, но не потому, что им нравится возить их, просто они в чем-то напоминают женщин, которым тоже необходимо, чтобы о них заботились и любили.