— Ладно, — всплеснул руками Евгений Валерьевич, — я так понял, что теперь мы не увидимся с тобой довольно длительное время. Если вообще когда-нибудь встретимся. И меня могут убить, и ты можешь погибнуть.

— Мы встретимся потом, — произнес я не очень уверенно. Лицо Евгения Валерьевича стало каким-то грустным, словно он точно знал, что моим словам сбыться не суждено. — Нет, правда, встретимся. Когда все закончится, сумеречные будут разгромлены, и вы станете наконец свободными от всех правил и сможете жить вечно, тогда я найду вас. Или вы меня, если захотите, конечно, иметь дело с таким… человеком.

— Сказки все это, — грустно улыбнулся Евгений Валерьевич, — а я уже не так молод, чтобы в них верить. Даже если мы победим, ты не захочешь оставаться с нами.

— Почему?

— Ты изменишься. Не только физически, постареешь, конечно, но и морально. Ты же земной человек, ты прикован к земле, и тебе захочется иметь жену, растить детей, собственными руками построить свой дом.

— Неправы вы, Евгений Валерьевич, — я помотал головой. — Я не такой. Мне не надо этого. Возможно, наверное, когда-нибудь я и захочу остепениться, но не так, как вы думаете. Далеко не так. Я рос в другой среде. Я и подобные мне так же не похожи на людей, как вы на партизан. У нас другой склад характера и образ жизни, так что… мне уже никуда от вас не деться. Уж лучше жить с вами и умереть среди вас, чем вот так, как я жил раньше. Мир все равно не примет вора и карманника. Пусть я даже сто раз спасу его от сумеречных! Евгений Валерьевич усмехнулся:

— И все-таки я привязался к тебе, Виталик. Знаешь, мне грустно, что нам приходится прощаться с тобой таким вот образом.

— Но мы еще не прощаемся. Нам еще вместе работать четыре часа, — напомнил я, — да и потом, наверное… как-нибудь.

— Давай все же обнимемся напоследок, — предложил старик.

Мы обнялись. Крепко, по-дружески. Тут только я понял, насколько близким человеком для него я стал. Может, у старика чересчур разыгрался комплекс внука, а может, он просто давно не общался ни с кем из простых людей и вдруг понял, как устал без этого. Я не знал. Его подбородок уперся в мое плечо, и он сказал:

— А из тебя бы вышел очень хороший игрок! Высшего класса!

— Спасибо, — прошептал я, — спасибо.

Сом, Вероника, Вася и еще шестеро партизан выехали спустя час, еще через два часа с третьего на первый этаж спустился Евгений Валерьевич.

Я сидел в кресле и лениво перелистывал какой-то журнал.

С минуты на минуту должны были появиться сумеречные во главе со жрецом, но пока за стеклянными витринами Театра все было тихо и спокойно. Ничего не знающие люди проходили, пробегали, проезжали мимо, и никто не обращал на меня внимания. Им не было дела до того, что творится вокруг. Каждый из них жил в своем собственном мирке, в котором и так хватало проблем, забот и радостей. Какое им дело до молодого парня, сидящего внутри закрытого Театра Уродцев и читающего журнал? Правильно, никакого.

Евгений Валерьевич оделся в костюм бизнесмена. Черные отутюженные брючки, такой же черный пиджак. В тон галстук. Волосы аккуратно уложены. И еще от него пахло каким-то приятным одеколоном.

— Ты готов? — поинтересовался он, присаживаясь в

кресло около меня.

— Если бы я был философом, то ответил бы, что к этому никогда нельзя быть готовым, — ответил я, — но я не философ, и поэтому если хотите, то да, я готов.

Евгений Валерьевич улыбнулся:

— Страшно?

— Спрашиваете! Еще как страшно! Вы думаете, что я уже давно привык к тому, что все вокруг постоянно убивают друг друга, взрывают машины и все такое в этом духе? Ни фига! Мне еще ни разу не приходилось выпрыгивать из горящей машины!

— Мне, кстати, тоже, — ответил старик, — но, говорят, ощущения такие, словно прыгаешь из самолета без парашюта!

— Особенно, наверное, когда приземляешься!

— Наверное… — Евгений Валерьевич помолчал. Стало слышно, как на улице мама успокаивает дико орущего ребенка.

— Знаешь, что я тебе скажу напоследок, — произнес Евгений Валерьевич задумчиво. — Ты поищи хорошенько в больнице… ну, библиотеку эту. Сдается мне, что в ней-то весь ключ к загадке твоего дара. Да наверное, и не только твоего. Всего нашего.

— Что вы имели в виду?

— Ты смотрел фильм, который спроектировал Вася?

— Виртуальный? Смотрел.

— Но ведь этого на самом деле никто не видел. Я вот о чем тут подумал на досуге. Знаешь, делать нечего… Вот и ударился в размышления, как ученый какой. Из первых игроков до наших дней не дожил никто. И поэтому никто не может подтвердить, как все было на самом деле. Только легенды, передаваемые из уст в уста, да рассказы. Ни одного точного факта.

— А как же Вероника? Говорили, что она в Игре с самого ее начала?

— Правильно, но она не видела Создателей. Ее приняли в Игру несколько лет спустя. Для нас ведь плюс-минус два года ничего не значат…

— И все-таки я не могу понять, что вы хотите сказать?

— Знаешь, Виталик, я подозреваю, что здесь дело не только в Создателях. Поищи, пожалуйста, библиотеку или то, что от нее, возможно, осталось, и найди хоть что-нибудь в доказательство того, кто мы все есть. Что-то не верится мне, что все так просто… Тогда у нас и повод возникнет встретиться вновь.

— Что-то я запутался, — пробормотал я, откладывая журнал, — но в любом случае постараюсь сделать то, о чем вы попросили. Мне, знаете, и самому интересно, что происходит вокруг и кто я такой!

У тротуара остановился синий "форд", за ним следом еще две белые "семерки".

Остановились, хотя на светофоре горел зеленый свет и остальные машины проезжали мимо.

Я напрягся. Вот и началось. Черт возьми! Наконец-то! Если перед этим я немного боялся, то, как только одно из окошек "форда" стало опускаться, что-то внутри меня со звоном оборвалось, и бояться я перестал. Только какая-то пустота внутри живота, и голова немного закружилась. Как в детстве, когда меня сильно укачивало в машинах и, как правило, начинало поташнивать, едва только мы приближались к этому хромированному средству передвижения.

Окошко опустилось, и из темноты салона вынырнуло толстое и как всегда потное лицо жреца. Он улыбался. И смотрел прямо на меня. Да, конечно, он видел меня сквозь стекло. Так что надо было начинать действовать.

— Пойдемте. — Я поднялся и неторопливо пошел к дверям. Евгений Валерьевич, припадая на одну ногу, последовал за мной. Мы вышли.

На улице было жарко, и я порадовался тому, что надел только легкую рубашку без рукавов. А вот Евгению Валерьевичу придется туго. Но он ведь не поедет с нами, верно? А дальше, сдается мне, будет намного жарче. Особенно на шоссе между Новоозерском и Сочи.

Мне вдруг стало холодно. Не знаю уж почему, но по спине едва заметно пробежала волна холодка, добралась до затылка и, встопорщив волосы, растворилась.

А если ничего не получится?!

— Вновь очень рад вас видеть, — улыбнулся Николай, — а я-то уж было подумал, что вы передумаете!

— Мы свое слово держим, — ответил Евгений Валерьевич, — а вот ты, похоже, нет.

— Не надо так сразу, Евгений, — картинно поморщился жрец. — То, что мы сделали с тобой, уже в прошлом. Забудь обиды. Сейчас время для культурных разговоров!

— Прекращай строить из себя дипломата, — сказал Евгений Валерьевич. — Когда-нибудь я вскрою твою черепушку! Лучше скажи, где игроки Зари?

— За углом, в "КамАЗах". Один мой жест, и их отпустят. Только сначала Виталик должен сесть ко мне в машину!

Я сделал шаг назад. Двери "семерок" приоткрылись, и оттуда показались дула пистолетов и угрюмые лица сумеречных. Четыре человека. На вид вполне обычные люди. Вот только глаза их… без зрачков.

— Пока прошу по-хорошему, — произнес жрец, — дальше видно будет.

— Не пойдет, — покачал головой Евгений Валерьевич. Он стоял в какой-то странной, расслабленной позе, чуть опустив голову, разглядывая жреца исподлобья, засунув руки в карманы. Казалось, он был абсолютно уверен в своей безопасности.