Фредди расплачивалась и за тот подавленный гнев, который вызывал в Поле Бруно, относившийся к отцу с холодной вежливостью постороннего и чуждавшийся его по причинам, которых было слишком больно касаться. Фредди расплачивалась и за разочарование, доставленное Полю Дельфиной, чье поведение было двусмысленным и сомнительным, ибо старшая дочь лишила его возможности расторгнуть ее контракт со студией «Гомон».

Фиаско, которое Поль потерпел с тремя своими детьми, повергло его в такое бешенство, что он стремился избегать даже мыслей о них. Легче было совсем вычеркнуть Фредди из жизни. Раз и навсегда. Она может обойтись без семьи? Пусть так и будет. Хоть кто-то должен считаться с ним!

Фредди довершила ощущение краха, испытанное им из-за Бруно и Дельфины. Бунт Фредди переполнил чашу его терпения. Он будет твердо сопротивляться, чего бы это ему ни стоило.

Ева не узнавала мужа, так он изменился после ухода Фредди из дома. Поль вставал очень рано и часто уезжал в консульство до того, как Ева спускалась вниз к завтраку, поручив поварихе Софи передать жене, что он уже уехал. Вернувшись вечером, он молча читал газеты. За ужином Поль выпивал втрое больше вина, чем раньше, и вел с Евой ничего не значащий разговор о повседневных делах. После ужина он совершал в одиночестве долгие прогулки, а вернувшись, обычно говорил, что не выспался накануне и поэтому собирается лечь. После ухода Фредди Ева ни разу не слышала его смеха, и он целовал ее так, будто исполнял долг.

Может, он злится и на нее, размышляла Ева. Правда, он никогда этого не говорил, но ей приходило в голову только это. К тому же, именно она уговорила его разрешить Фредди продолжать занятия пилотированием после того, как та выполнила первый самостоятельный полет; и именно она давала Фредди свою машину. Поль явно считал ее причастной к этому, но поскольку не хотел слышать даже упоминаний о дочери, Ева не могла признаться ему, что чувствует себя виноватой.

Она не могла сообщать мужу новости о Фредди, которая звонила ей раз в неделю, когда Поль был на работе. Фредди не посвящала Еву в подробности своей жизни и не говорила, где живет, но успокаивала встревоженную мать, сообщая, что у нее все в порядке. Судя по ее голосу, Фредди была счастлива. Ева пыталась сказать об этом Полю, но он обрывал ее, едва она начинала разговор на эту тему.

— Меня это не интересует, — говорил он с такой яростью, что ей становилось страшно. Ева молча выходила из комнаты. Впервые в жизни она задумалась о том, что же за человек ее муж.

Эти мучения продолжались почти до Рождества 1936 года. Поль мог в любой момент выяснить, где находится Фредди, стоило ему только позвонить кому-то из знакомых, связанных с кинематографом. Но Ева понимала: он не станет делать этого из гордости, не желая признаться в том, что не знает, где находится его дочь. Ей все равно, будет ли задета его гордость, спустя три месяца сердито подумала Ева и позвонила сама. Она горела нетерпением увидеть дочь и обнять ее. Все выяснив, Ева на следующий же день поехала на машине в местечко вблизи Окснарда, где работала съемочная группа фильма «Неуправляемый штопор».

— Что вы хотите, мадам? — спросил ее охранник у ворот проволочной ограды, возведенной вокруг съемочной площадки, чтобы сдерживать местных зевак.

— Меня ждут, — не раздумывая, ответила Ева.

Не задавая больше вопросов, он распахнул ворота. Она поставила свою машину рядом с другими и решительно направилась к самому большому из строений. Ева не испытала никакой робости, появившись там, где идут съемки. Ни один человек, выступавший в «Олимпии», никогда уже не испытывал трепета, вторгаясь в места, недоступные широкой публике. Закулисная жизнь не менялась, где бы и когда бы она ни протекала.

— Как мне найти Фредди де Лансель? — спросила Ева у первого встречного.

— Фредди? Спросите у кого-нибудь вон там. Я не знаю расписания трюковых полетов, — ответил мужчина, показав в сторону здания, где находилась импровизированная контора.

— Трюковых полетов, — повторила Ева, стараясь не показать удивления.

— Ага.

— А где я могу узнать насчет точного пилотирования?

— Это то же самое, мадам.

— Это что-то вроде… фигурных полетов? Показательных полетов?

— Можно и так сказать… процентов на пятьдесят…

— Спасибо.

Ева пошла в указанном направлении, с тревогой размышляя, что лучше не думать о страшном, пока она не выяснит все наверняка.

Все эти названия того, чем занимается Фредди, были так туманны, что каждое слово могло означать совершенно разные вещи.

Из конторы ее послали в ангар, стоявший в стороне в нескольких сотнях метров. Ева направилась туда. Сухой ветер Санта-Аны вздымал юбку ее элегантного темно-зеленого костюма и срывал с головы мягкую фетровую шляпу. На далеком небе были голубые островки, очищенные ветром, таким же привычным в Калифорнии, как мистраль в южной Франции. Она шла по высохшему и пожелтевшему зимнему калифорнийскому полю, которое остается таким до прихода январских дождей, возвещающих приближение весны. Такая же подтянутая и элегантная в сорок лет, какой она была и в двадцать, с тем же гипнотическим взглядом серых глазах и с теми же удивительными рыжеватыми волосами, Ева ловила восхищенные взгляды занятых своим делом техников, улучавших минутку, чтобы поглазеть на красивую женщину.

Ева заглянула в ангар, темный после яркого солнечного света. Группа людей обступила небольшой самолет, показавшийся ей таким же современным и мощным, как на газетных снимках авиационных соревнований. Подойдя ближе, Ева узнала Алису Фэй. Актриса была в рубашке кремового цвета с таким количеством клапанов и карманов, что казалась одетой в военную форму. Рубашка была заправлена в кремовые обтягивающие брюки. Кремовый замшевый пояс стягивал ее узкую талию, на шею был накинут белый шелковый шарф, а из-под кожаного летного шлема выбивались светлые, такие знакомые локоны. Защитные очки, поднятые на шлем, оставляли полностью открытым ее лицо. Ева увидела знакомые черные брови, большие глаза, опушенные длинными ресницами, ярко накрашенные сочные губы, контрастирующие со светлыми волосами.

Двое мужчин вместе с Алисой склонились над открытой кабиной самолета. Один из них был плотным, среднего возраста. В другом, помоложе, она узнала Спенсера Трейси. Он оказался выше, чем она думала. Подойдя поближе, Ева увидела, что это вовсе не Трейси, а очень похожий на него актер. Мужчины оживленно беседовали о ремнях безопасности, которыми пристегивались пилоты этого самолета. Тот, что помоложе, явно выражал недовольство.

— Мне наплевать, Свид, на то, что это лучшие в мире ремни. Сделай другие. Они должны быть в три раза прочней, или Фредди не полетит, — услышала Ева его сердитый голос.

— Мы потеряем целый день, — запротестовал Свид Кастелли, — а может быть, и два.

— Ты слышал, что тебе сказали? — вмешалась Алиса Фэй. — Тем более что сегодня слишком сильный ветер для полетов. Камера будет прыгать.

— Фредди, — выдохнула Ева.

Алиса Фэй обернулась.

— Мама! Боже, как я рада тебя видеть. Мамочка, как ты? А как папа? Дельфина? Расскажи мне обо всех! Как ты меня разыскала? Поцелуй меня. О, это Свид Кастелли, а это Мак-Теренс Макгир. Ребята, это моя давно пропавшая мама. Держу пари, ты и не думал, Свид, что у меня есть мама. Ой, я тебя всю перемазала помадой, мамочка. Я сотру. Дай мне носовой платок. В этом проклятом костюме ничего не помещается.

Фредди радостно крутилась вокруг Евы, то прижимая ее к себе, то отстраняя, чтобы вглядеться в нее, то снова прижимая. «Девочка явно не голодает», — озадаченно подумала Ева, заметив, что Фредди не только стала выше, но и заметно округлилась, так что ее некогда тоненькая фигурка приобрела пышные, как у кинозвезды, формы. Фредди заметила ее удивление.

— Это все толщинки, мама. Под этим костюмом все та же маленькая девочка.

— А я было клюнула на это, — сказала Ева; у нее перехватило дыхание. — Я приняла тебя за Алису Фэй.

— В этом и вся суть, миссис Лансель, — сказал, сияя, Свид Кастелли. — Видели бы вы ее в роли Конни Беннет! Похожа как две капли воды.