Но, черт возьми, разве у нее нет никаких прав? Разве ее мечты и увлечения не имеют значения? Почему нельзя желать, если знаешь, что волей и упорством добьешься этого! Лишь изредка Фредди давала себе передышку от этой изматывающей душу борьбы между стыдом и гневом. Никто не догадывался ни о том, что это Тони бросил ее, ни о том, что у него есть любовница, мысль о которой даже не приходила Фредди в голову. Теперь она потеряла всякую веру в себя. И все же теперь понимала, что ни один из доводов не позволит ей уклониться от приглашения Джока.

А тут еще и Энни. Этот паршивец Джок сказал ей: «Энни, разве тебе не хочется, чтобы мамочка пошла куда-нибудь приятно провести время? Как ты считаешь, разве плохо, если мамочка наденет красивое платье и пойдет со мной сегодня вечером?» Как это ему удалось найти путь к сердцу восьмилетней девчонки? Подучил он ее, что ли, сказать: «Ой, мамочка, конечно, ты должна пойти. Я сама могу сделать уроки, и мне очень нравится есть на кухне с Хельгой. А ты уже так давно не веселилась»! Девочка говорила с таким жаром, что Фредди подумала: «Будет очень плохо, если Энни поймет, что ее мать достойна жалости».

«Нет, — мрачно, решила Фредди, — меня заставили. Этот Джок Хемптон все предусмотрел». Она снова посмотрела на себя в зеркало. Все вроде в порядке, элегантное черное шелковое платье с высоким воротником и длинными рукавами сидело на ней так же безукоризненно, как все ее наряды. После ухода Тони она совершенно потеряла аппетит и заставила себя съесть обед, чтобы подать дочери хороший пример.

Фредди надела белый пояс, стянувший платье на талии. Вполне приемлемо: неброско, невычурно, не привлекает к себе внимания. Именно поэтому Фредди отвергла лучшие платья, от которых не отказалась бы ни одна женщина. Волосы она уже укладывала сегодня, и прическа все еще была аккуратной. Фредди слегка подкрасила губы, косметикой не воспользовалась. У жен бывших летчиков полным полно забот, это счастливые женщины, стремящиеся сделать счастливыми детей, обустроить свой дом для счастливых мужей — когда уж им пользоваться косметикой! Однако в американских журналах мод уже начали печатать советы для домохозяек. Фредди, конечно же, не хотела выглядеть голливудской звездой. Маленькие сережки и туфли-лодочки завершили ее туалет.

Прошло уже полчаса, но Фредди не могла заставить себя выйти из комнаты. Она поправляла платье то здесь то там, и уже в пятый раз рылась в своей сумочке. Джок и Энни оживленно беседовали наверху, Фредди слышала их голоса. Почему он не пригласил Энни на этот дурацкий бал? Но теперь уже поздно говорить об этом. Наконец Фредди заставила себя спуститься. Джок и Энни дружно хохотали, но когда Фредди вошла в гостиную, смех внезапно оборвался.

— Мамочка! — жалобно воскликнула Энни.

— Фредди, мы собираемся не на похороны, — заметил Джок. — Какого черта ты так нарядилась? Пойди переоденься. Мы и так уже опаздываем, так что несколько минут погоды не сделают.

— Ой, мамочка, ты ужасно выглядишь, — сказала Энни.

— Черный цвет годится на все случаи жизни, это всегда элегантно. Да что ты понимаешь в одежде! Это платье — от Жака Фата.

— Меня не волнует, от какого оно черта, но надень что-нибудь более симпатичное.

— Ты выглядишь в нем, как вдова, — добавила Энни, и ее личико омрачилось.

— Хорошо, хорошо. — Фредди сердито взглянула на Джока. Учитывая вкус всех его «Бренд», можно себе представить, что он имел в виду: что-нибудь блестящее, безвкусное и сексуальное. И этот павлин не сказал ей, что сам собирается идти в форме. Проклятый эгоист! Фредди быстро поднялась в спальню и снова стала перебирать платья, отшвыривая одно за другим.

«Что-нибудь более симпатичное»… Какая чушь! Симпатичное! Именно таково его представление о том, как должна выглядеть женщина. «Симпатичное» — слово, которое Фредди всегда ненавидела. Какое-то жеманное девчачье словечко, вызывающее раздражение, никудышное бессмысленное слово, пустота вместо слова. Хуже него разве только «миленькое». Ну уж нет, никто никогда не назовет ее «миленькой»!

Фредди вынула платье и повесила его перед собой. Она купила его как раз перед тем, как ушел Тони. Тогда оно было очень облегающим, и Фредди собиралась надеть его на так и не состоявшееся новоселье.

Больше она никогда не примеряла его, но это единственное у нее яркое платье вполне подходит для сегодняшнего случая. Фредди надела его и застегнула «молнию». Платье сидело великолепно, но придется сменить туфли, сумочку и подобрать другие, более крупные и блестящие серьги. Кроме того, надо нанести макияж, чтобы не выглядеть слишком бледной. Что-то хорошо бы придумать и с волосами — слишком гладкая, как у учительницы, прическа не годится для этого платья.

С волнением и ловкостью, уже почти позабытыми, Фредди наложила макияж, потом принялась за волосы, расчесывая их щеткой. Вместо аккуратной прически появились беспорядочные локоны, которые очень подходили к платью из ярко-красного шифона. Это платье, почти без лифа и с широкой юбкой, предназначалось для танцев, для того, чтобы обольщать при свете луны и падающих звезд. Фредди увидела себя в зеркале совершенно преображенной. Она не казалась симпатичной. Она выглядела… лучше — пожалуй, это самое подходящее слово.

Но чего-то не хватало. Фредди подошла к шкафчику с драгоценностями, выдвинула один из ящиков и достала оттуда «крылышки» Службы вспомогательной авиации. Если Джок надел генеральскую форму со всеми своими регалиями, то и она наденет их. К счастью, лиф платья так прочно пришит к подкладке, что крылышки можно спокойно прикрепить к нему. Да, этот сверкающий черный цвет с золотом, эти два широких распластанных крыла из тяжелого позолоченного серебра со значком Службы вспомогательной авиации в центре овала и есть тот заключительный штрих, что придаст ее наряду необходимую завершенность.

Фредди с гневным видом спускалась по лестнице в изящных ярко-красных босоножках на высоких каблуках.

— Теперь вы, надеюсь, довольны? — воинственно спросила она.

Джок и Энни вскочили со стульев и разинули рты.

— О Боже, Фредди!

— Вот здорово! Ты такая… такая красивая, — выдохнула Энни.

— Спасибо, дорогая. Я вернусь совсем не поздно, но обещай мне, что ляжешь спать вовремя. Я обо всем расскажу тебе утром.

— Ой, мамочка, как замечательно ты выглядишь! А через сколько лет ты позволишь мне надеть такое платье?

— Тогда ты будешь старой, очень старой.

— Тебе исполнится тридцать один год, как и твоей маме, — сказал Джок. — И ты будешь очень молодой. Ну, вперед, красавица! Не то придем позже всех.

— Джок, никогда — слышишь — никогда не называй меня «красавицей» таким самоуверенным тоном, или я шагу не ступлю из этого дома. Я иду не на свидание с тобой, я — твоя спутница, иначе я не согласна.

— Да, сэр, — отсалютовал Джок. — Виноват, сэр. Очень виноват, сэр.

— Вот так-то лучше, — раздраженно проговорила Фредди.

Джок набросил ей на плечи норковую накидку и предложил руку. Она подняла брови, удивляясь этому бессмысленному жесту.

— Думаю, обойдусь без твоей помощи, — сказала Фредди, быстро направившись к двери раскованной походкой.

Фредди остановилась как вкопанная, не решаясь войти в зал, откуда доносилась мелодия «Белые скалы Дувра».

— Джок, — сказала она с мольбой в голосе, — эта музыка…

Джок, безмерно довольный собой, словно не слышал ее. Он сам организовал этот бал, прослушивал оркестр, дал музыкантам список выбранных им произведений, арендовал зал в «Беверли-Уилшир», составил меню и разыскал всех пилотов из «Орлиной эскадрильи». Те, что жили далеко от Лос-Анджелеса, прилетели вместе с женами — это было любезностью со стороны «Орлов», и каждую пару доставили в «Беверли-Уилшир» — еще одна любезность «Орлов». Именно Джок решил, что все пилоты должны быть в форме. Он полагал, что приглашения, направленные им за шесть недель до торжества, давали ребятам возможность посидеть на диете и скинуть несколько килограммов, чтобы влезть в форму, снятую в самом конце войны… Сам же он не прибавил в весе ни грамма.