— Чтоб ты сдох!

— Извини, но это заветное желание я выполнить не могу, — Лешка виновато развел руками. — Видишь ли, оно не совпадает с моими заветными желаниями. Но, Оленька, остальное — все, что угодно! Исключительно из глубочайшей симпатии и уважения к твоей особе. Ты — сильная женщина, очень сильная. Они этого так и не поняли, но я-то знаю… Честное слово, мне было очень трудно понять, с чего должен начаться твой ад. Сложно моделировать ад для человека, который слишком много о нем знает. Но ведь и у сильных людей все-гда есть свои слабости. И они, порой, оказываются так примитивны. Изувеченная, беспомощная, практически всеми брошенная… Женщина ты теперь только внешне, детей у тебя никогда не будет и остаток своей жизни ты проведешь в этой кошмарной палате, питаясь овсяной кашкой и пустым бульончиком из кубиков «Галина Бланка». Как это грустно все.

Глядя на него немигающим взглядом, Ольга, кривясь от боли, в нескольких красочных выражениях расписала Лешке его ближайшее будущее и сексуальные ориентиры, и на лице паренька появилось почти искреннее уважение, смешанное с легкой обидой.

— Я же говорю, сильная… Ну, зачем так грубо, Олечка? Не забывай, что это еще не ад — о, далеко не ад. Это еще всего лишь вестибюль. Знаешь, если будешь так напрягаться, то можешь неожиданно впасть в состояние, близкое к смерти. Никаких рефлексов. Будет сознание, будет боль, а внешне труп, как в глупых страшных киношках… Ты ведь боялась, что такое может с тобой случиться, я не прав? Отправят тебя на холодный стол, распотрошат, потом похоронят… а ты будешь все чувствовать… Бр-р! — Лешка передернул плечами. — До чего ж у некоторых извращенная фантазия!

Ольга растянула губы в болезненной улыбке.

— Вонючий, понтующийся козел!

— Зря ты так, — огорченно заметил он. — Я же в прошлый раз с тобой по-доброму, ты тихо-тихо умерла, даже не заметила. А ведь я очень сильно на тебя злился. Если бы не ты на пару с Воробьевым, все могло бы получиться гораздо интересней. А из-за вас эта вздорная девка осталась жива-здорова и принялась мутить воду! Зачем ты это сделала, а? — Лешка наклонился ближе. — Ну, вот оно тебе надо было?!

Ольга, примерившись, плюнула ему в лицо, но промахнулась и попала на одеяло. Лешка отдернул голову, потом схватил Харченко за горло и вдавил ее в подушку. У нее вырвался пронзительный вопль, но никто в палате по-прежнему не смотрел в их сторону.

Никому мы здесь не нужны…

— Дешевая затраханная блядь! — прошипел Лешка, сжимая пальцы. — Да ты знаешь, что я могу…

Он неожиданно отпустил ее горло и снова откинулся на спинку стула, принимая прежний безмятежный вид. Ольга надрывно закашлялась, потом снова уставилась на его такое невинное молодое лицо.

— Где Алька?!

— Алька? — казалось, Лешка искренне удивился. — Дома давно. Она-то ведь может проснуться… вот она и проснулась и пошла себе тихонько домой. Мне такие экземпляры неинтересны, чего мне с ней возиться?..

— Вранье! — в глазах Ольги вдруг появилась смешинка. — Она — слишком дотошная баба, она не могла так сделать. Она попытается нас разбудить, она не…

— Она не бросит своего приятеля, хочешь ты сказать? — Лешка усмехнулся. — Да, это вариант. Ну, а ты-то ей на кой черт сдалась? Из чувства благодарности? Я тебя умоляю, Оля, не настолько же ты наивна?! Никто в этом мире не сможет испытывать к тебе благодарность — ни за что! У тебя омерзительный характер! Вспомни особняк! Разве кто-нибудь тебе симпатизировал, кроме бедного Жоры? Да и тот лишь на короткий период, когда был в сиську пьян. Они были только рады, когда увидели тебя с ножом в горле. Ты ведь знаешь это… Ладно, так или иначе, Сухановой здесь нет.

— Вранье! — повторила Ольга. — Она где-то здесь! И ты до сих пор не убил ее! Это видно по твоей физиономии!

Лешка нахмурился, потом в его глазах появилась отчетливая тревога.

— Боже мой, девочка, ухудшение налицо. У тебя начинается бред. Знаешь, что, думаю, тебе лучше проснуться.

Он снова наклонился, схватил ее за плечи, потом улыбнулся и впился губами в ее губы, сминая их, раздвигая, и Ольга задергалась, мыча от боли и отвращения и…

…сонно мурлыкнула, с удовольствием отвечая на поцелуй. Он поцеловал ее еще раз, потом отодвинулся, глядя чуть виновато.

— Извини, что разбудил.

— Ничего.

Виноватая улыбка превратилась в ухмылку, и его ладонь скользнула по ее груди, но Ольга оттолкнула ее и села, машинально поправляя растрепавшиеся волосы.

— В другой раз! Все было чудесно, котик, но сейчас уходи. Я тебе позвоню.

— Ты уверена, что не хочешь? — осведомился он с явным огорчением, глядя на нее снизу вверх. Ольга усмехнулась.

— Хотеть и иметь возможность — разные вещи, лапсик! Все, давай, давай, одевайся! Мне нужно в клуб.

Он вздохнул и слез с кровати. Ольга же снова прилегла, с удовольствием наблюдая, как он одевается. Славный мальчик и у него такое отличное тело! Глуповат, правда, как все юнцы, но в постели делает все, как ей нравится. Кроме того, влюблен в нее до одури, и это весьма, весьма на руку.

— Может, я тебя отвезу? — спросил он, застегивая ремень брюк и снимая со стула светло-серый пиджак. Ольга, улыбаясь, покачала головой.

— Нет, за мной заедет подруга.

— А когда ты позвонишь?

— Скоро, котик, скоро.

— Ты всегда так говоришь! — бросил он по-детски капризным голосом, потом подошел к кровати, и Ольга, приподнявшись, обняла его и поцеловала, водя ладонями по его широкой спине.

— Я позвоню тебе вечером, — сказала она, отпуская его. — Съездим куда-нибудь за город, развеемся. Мне надоел волжанский воздух.

— Точно? — на его лице появилась недоверчивая улыбка, и Ольга едва сдержалась, чтобы не рассмеяться.

— Ну конечно.

— Ладно. Тогда пока, до вечера.

Когда он вышел из комнаты, и Ольга услышала, как закрылась входная дверь, то все же рассмеялась, упав на подушку. Милый и такой наивный. Неу-жели он и вправду воображает, что она обязана сосредотачивать на нем все свое внимание? Ольга любила разнообразие. Разумеется, она позвонит ему, но не сегодня. На вечер у нее были совершенно другие планы.

Повалявшись еще немного, Ольга встала и начала собираться. Телефон то и дело звонил, но она не снимала трубку и с улыбкой слушала голоса, раздававшиеся из динамика. Звонила мать, плачущим голосом спрашивая, когда же она соизволит к ней заехать, и сообщая, что видела в витрине магазина премиленькую беличью шубку, но у нее не хватает денег. Звонила сестра и требовала, чтобы Ольга обязательно ей перезвонила, и жаловалась, что у нее с мужем снова неприятности — что же ты хотела, дура, выходя за праведника с государственной зарплатой?! Звонила Таня Дердюк, главный администратор «Вавилона», с которой они когда-то вместе учились в модельной школе, и нудным голосом перечисляла несколько мелких неприятностей и сообщала, что одного из охранников необходимо уволить. Звонили молодые люди, то жалобными, то сердитыми голосами напоминая ей о своем существовании и требуя немедленной встречи. В очередной раз позвонили сначала дочь, а потом жена покойного прежнего владельца «Вавилона», привычно угрожая скорой и страшной расправой. Эти звонки ее всегда очень смешили, и Ольга частенько прокручивала их записи Нинке, которая, слушая их, хохотала, как безумная.

Под конец позвонила и сама Нина — только уже на сотовый, и раздраженно осведомилась, собирается ли Ольга вообще когда-нибудь выходить из дома, по-тому что она, Нина, ждет ее в машине уже черт знает сколько, и вообще это свинство, и она сейчас уедет, а Ольга пусть едет верхом на ком-нибудь из своих бойфрендов, и вообще ей тут скучно и не терпится показать Ольге свои новые туфли. Ольга засмеялась, выключила задумчиво напевающий музыкальный центр и покинула квартиру, тщательно закрыв дверь.

Она скользнула в вишневую «тойоту-камри» подруги, придирчиво осмотрела ее новые, вишневые, под цвет костюма и машины, туфли, похвалила и начала рыться в сумочке, ища сигареты. Нина, трогая машину с места, поинтересовалась: