Алина медленно и как-то сонно провела расческой по волосам, потом дотронулась указательным пальцем до щеки, словно еще не в силах была поверить, что перед ней действительно ее собственное лицо. Стать ненадолго рыжей зеленоглазой красавицей и проснуться блеклой шатенкой, у которой нет ни ресторана, ни денег, ни собственной книги… в сущности, у нее вообще ничего нет, кроме монотонной работы и двадцати восьми лет за плечами. А ведь во сне было двадцать три! Да-а, проснувшись, она не только подурнела, но и постарела.
Может, тебе действительно надо не к терапевту, а к психиатру?!
Причесавшись и застегнув пальто, Алина вышла на улицу, где тотчас была атакована порывом холодного сырого ветра. Волжанские осени всегда были промозглыми и грустными, и наблюдать, как они семенят навстречу зиме, лучше из-за окна теплой квартиры, а если и случается надобность выйти на улицу, то передвигаться быстрыми короткими перебежками. Голубое прозрачное небо, мягкость осеннего солнца, чудные тихие золотистые погоды — все это уходило вместе с сентябрем, а сейчас уже была середина ноября, гнусная, сырая, холодная и не вызывающая никакого лирического настроения.
Алина нашла глазами пустую скамейку, подошла к ней и села, съежившись. Холодный ветер настойчиво лез за воротник и рукава пальто. Мимо прошествовала дама в роскошной длинной дубленке, и Суханова посмотрела на нее с суровой задумчивостью. Ну, дубленку-то она вот-вот купит, осталось доложить со следующей зарплаты — правда, конечно, не такую роскошную. Иначе, постоянные простуды ей обеспечены. Ну вот, ухо заложило!
Она закурила, не сразу сумев зажечь зажигалку, — пальцы предательски дрожали и все норовили потянуться к горлу, чтобы убедиться — действительно ли с ним все в порядке?
Сон, сон… всего лишь сон… Ты ведь жива, не так ли? Ну и успокойся!
Сон… Но еще никогда она не видела таких реальных снов. Он не начал подергиваться обычной пеленой забытья, расплываться в памяти, как это обычно бывает со снами. Она четко помнила каждую деталь этих четырех дней. Помнила каждое лицо. Каждое услышанное слово. Каждый голос. Сон с цветами, запахами, вкусом, болью, ощущениями… сон с теориями. Сон с чувствами. Если это было всего лишь видение, то как можно продолжать испытывать к нему чувства?! Ненавидеть Евсигнеева и Лешку?! Горевать по Олегу, Жоре и Свете?! И почему сердце рвется на части, когда в памяти снова и снова всплывает растворяющееся в темноте, залитое кровью лицо Виталия?!
Помни меня! Обязательно помни!
Бессмысленно помнить видение! Нельзя любить и оплакивать человека, которого никогда не существовало! Хотя, спящее сознание редко придумывает лица. Вполне возможно, что Виталий существует, что она видела его когда-то мельком — сон может создать целый фильм из одного крошечного незначительного кадра, как и вышло. Случайный прохожий. Один из посетителей, забежавший в их бар на пять минут выпить чашечку кофе или махнуть стопочку коньяку. Попавшийся на глаза человек в магазине. В конце концов, они просто могли однажды ехать в одном автобусе!
Да, ехать в одном автобусе…
Алина сглотнула и сжала в пальцах сигарету, чуть не сломав ее. Она помнила! Как наяву! Ощущала в пальцах тяжесть пистолета, направленного в голову Евсигнееву. Слышала скребущий звук, с которым ноги мертвого Бориса елозили по паркету. Ощущала боль в собственных пальцах, выскальзывающих из Ольгиной руки. Помнила вкус чудесных блюд, приготовленных Светой. Чувствовала жуткий запах в Марининой ванной. Прижимала ладони к холодеющим щекам умирающего Олега… Все пережитое приснившееся? вдруг нахлынуло на нее, закружило сознание на сумасшедшей карусели памяти. Старенький дребезжащий автобус. Стук дождевых капель по стеклам особняка. Нож и цветы в ящике тумбочки. Звенящая подвеска под потолком. Петр-Лешка, исполняющий а-капелла песню Высоцкого. Яростный взгляд Марины. Рука Виталия, хватающего ее за запястье. Светлана, подвешенная на одежный крючок, словно кукла. Пальцы Ольги, уверенно бегающие по клавишам рояля. Меч в собственной руке, ткущий в воздухе невообразимые узоры. Колокола маленького Реймского собора, приветствующие наступление нового часа. Закрытые глаза Жоры с опушенными инеем ресницами. Евсигнеев, раздирающий на ней платье. Грохот выстрелов. Яркое пламя в зеве камина и снова пламя, укутывающее тела лежащих друг на друге людей. Ваза с ручками в виде прыгающих лягушек. Кристина с взъерошенными черно-красными волосами, швыряющая свои кольца к подножию деревянного идола. Ухмыляющееся лицо Петра, выплывающее из-за плеча Олега. Шелестящие под пальцами страницы собственной книги, которую она никогда не писала. Фантастические картины на стенах. Торопливо семенящий по серебристому ковру мохнатый паук. Колышущиеся над водой бассейна темно-зеленые листья. Ее имя, выведенное кустами вейгелы и барбариса. Безумные вопли Евсигнеева из-за двери. Взволнованное лицо Виталия, склоняющееся к ее лицу. Боль в вывихнутой руке. Влажность чужой крови на пальцах. Мертвецы, заботливо усаженные на ступеньки. Теории, бесчисленные и бесконечные. Гаснущий свет. Ярость и ужас, раздирающие разум в клочья. Лезвие, ожегшее горло под подбородком, кровь, хлынувшая на грудь. Виталий с торчащей из тела рукояткой ножа. Боль — двойная боль… Его лицо, уходящее в темноту. Ладонь, прижимающаяся к ее шее…
Помни меня, слышишь? Обязательно помни!..
Ты должна это запомнить, Аля!..
…Он с самого начала знал, что происходит. И, возможно, это знание позволило ему пронести сюда свою мечту…
…Я люблю тебя. И мне кажется, что это надолго…
… ненавижу дождь!..
… это я его… п-просек… я!..
…люблю тебя…
…да…
Это все было! Было!
Но этого не было.
Как не было и ее самой.
Всего лишь сон. Длиной в пятнадцать минут и в целую жизнь.
С ее губ сорвался глухой, мучительный стон. Зачем она проснулась?! Лучше ей было никогда не просыпаться! Несмотря на весь пережитый ужас, несмотря на убийства, несмотря даже на собственную смерть там она была счастлива. Здесь этого не будет…
— Вам плохо?
Кто-то тронул ее за плечо, и Алина вздрогнула, чуть не уронив сигарету. Отчего-то вдруг в голову пришла дикая нелепая уверенность, что Евсигнеев каким-то образом выбрался из ее сна и теперь стоит перед ней, обратив в ее сторону свое, превратившееся в кровавую кашу, лицо.
Она подняла голову, внезапно ощутив, что по ее щекам ползут слезы. Перед ней стояла молодая женщина, держащая в пальцах ладошку маленькой девочки лет двух, темноволосой и сероглазой. В другой руке женщина держала ее сумочку.
— Возьмите, вы уронили. Вам плохо? — повторила она свой вопрос. Алина молча кивнула, потом взяла сумочку, отрешенно удивившись, что не заметила, как она упала.
— Спасибо.
Женщина еще раз дотронулась до ее плеча — теперь жест был дружески-ободряющим. Алина заметила на безымянном пальце ее левой руки обручальное кольцо.
— Ничего, пройдет, — сказала она, безошибочно определив, что плохо Алине отнюдь не физически. — Знаете, одна моя подруга всегда говорила: все проходит — сквозь нас и мимо. Не плачьте.
Алина снова кивнула, а потом, машинально заглянув женщине в глаза, невольно подумала, что той эта поговорка не особенно помогла. Девочка состроила ей рожицу, потом резко отвернулась, усмотрев в стороне идущего к ним невысокого мужчину, и подскочила к нему.
— Дядя Леня!
— Натаха! — мужчина широко улыбнулся и подхватил девочку на руки, потом подошел к женщине и ласково приобнял ее за плечи. — Вита, идем? Опаздываем.
Женщина еще раз улыбнулась Алине, отвернулась и ушла. Суханова вздохнула, вытирая мокрые щеки. Почему-то ей стало намного легче, словно странная женщина унесла с собой часть ее боли.
Сон. Всего лишь сон.
Внезапно Алина нахмурилась. Что-то мелькнуло в памяти — мелькнуло и исчезло. Было еще что-то. После того, как лицо Виталия погрузилось в темноту, было еще что-то…
Разноцветные глаза.
И другие глаза — ярко-синие…
Нет. Ничего. Пустота.
