— Вот так штука, Уилл,— отозвался Шейн.

— Да, такие вот дела. Я понимаю, как ты беспокоишься о Люси. О ней все еще ничего не известно?

— Она звонила ночью… сказала, что у нее все в порядке и будет в порядке, если вскрытия делать не будут и похороны пройдут без заминки.

— Ты в это веришь, Майкл?

Настолько же, насколько я верю любому треклятому похитителю,— голос Шейна звучал жестко и напряженно.— Кто знает о вскрытии?

— Док Хиггинс и я… и владелец похоронного бюро.

— Ты лично знаешь этого гробовщика?

— Лично — нет, но его вчера вечером предупредили в недвусмысленных выражениях: никто не должен заподозрить, что тело увозили, и он понесет юридическую ответственность как препятствующий следствию по делу об убийстве, если произойдет утечка информации. Он это понимает. Я думаю, с этой стороны все надежно, Майкл. Роджелла снова положили в его гроб, и теперь-то уж нет решительно никаких причин, чтобы не кремировать его в полдень. Абсолютно никто ничего не узнает.

— Спасибо, Уилл,— сказал Шейн.

— Черт побери, я беспокоюсь о Люси, как и ты. С другой стороны, Майкл… теперь мы получили ясное доказательство, что Роджелл все же был убит кем-то из присутствовавших в доме в тот вечер. Мы будем работать так быстро, как только возможно, но…

— Расскажи мне о дигиталисе,— прервал его Шейн.— Это обычное лекарство от сердца?

— Конечно. Роджелла им годами пичкали. Ежедневная доза — двенадцать капель — поддерживала его жизнь. Сначала его прописал доктор Дженсон, а новый парень, Ивенс, оставил ту же самую дозу. Все знали, что он должен каждый день принимать по двенадцать капель. Скорее всего они воспользовались этим снадобьем для убийства как раз в надежде, что превышение дозы не будет замечено даже при вскрытии.

— Сколько людей могло знать, что полная ложка будет смертельной дозой?

— Вероятно, каждый, кто за ним ухаживал. Хиггинс говорит, что их могли предупреждать о необходимости очень аккуратно отмерять лекарство, а излишек будет опасен для человека с такой болезнью, как у Роджелла.

— А причина смерти? — усомнился Шейн.— Она совпадает с диагнозом Ивенса в свидетельстве о смерти?

— Полностью. Хиггинс допускает, что и сам мог бы подписать свидетельство о смерти при данных обстоятельствах. Он не считает Ивенса виновным.

— Как им удалось сделать так, чтобы старик принял увеличенную дозу?

— Это как раз легче всего, Майкл. Вот тебе полная картина, как мы ее сейчас представляем. Его жена всегда сама следила, чтобы он принял двенадцать капель около полуночи, перед тем, как ложиться спать. Она давала их ему в чашке какао с молоком, которое экономка готовила каждый вечер внизу на кухне и наливала в термос, а потом уходила к себе. Конечно, все домашние могли об этом знать. Пузырек с лекарством держали в ванной комнате, которой пользовались Роджелл с женой. Анита вполне могла влить полную ложку в молоко той роковой ночью. Точно так же и любой другой в доме мог взять пузырек и влить дигиталис в термос, оставленный внизу.

— Они не слишком строго оберегали хозяина дома,— иронически заметил Шейн.

— Ты прав. А теперь, черт побери, я хочу знать, как ты собираешься выручать Люси?

— Я должен тебе сказать, Уилл. Ничего не предпринимай, пока я с тобой не увижусь. Ты можешь держать под рукой детективов, которые были в ту ночь у Роджеллов?

— Хорошо. Но не жди, Майкл, что я буду пребывать в бездействии. Мы обязаны схватить отравителя, который уже совершил одно убийство и может совершить второе.

— А он или она уже схватили Люси,— сурово напомнил Шейн.

— Жду тебя в моем кабинете,— отрубил Джентри и бросил трубку.

Шейн позвонил Тимоти Рурку, и тот встретил детектива у бокового входа в главное полицейское управление. Они задержались на улице, пока Шейн вкратце знакомил Рурка с последними событиями, а потом вместе вошли в кабинет Джентри.

Шеф полиции Майами, плотный мужчина, лицо которого с резкими чертами цветом напоминало сырую говядину, держал во рту толстую черную сигару. Он крепко закусил ее, увидев спутника Шейна.

— Что за черт, Майкл? Я думал, ты хочешь, чтобы все было тихо.

— Я взял Тима в помощь,— пояснил Шейн.— Он уже мне помог. Он откопал Дэффи вчера вечером и был со мной, когда я получил заключение Бэда Толливера. И о Люси он тоже знает. Он ничего не разболтает.

— Ну, дело твое,— уступил Джентри.— Так как же быть с Люси? Выкладывай без обиняков.

Шейн извлек из кармана два клочка желтой бумаги и положил их перед Джентри.

— Это передали мне и мисс Генриетте Роджелл вчера около полуночи. Принес посыльный, который забрал их в баре на Майами Авеню.

Пока Джентри читал обе записки, Шейн продолжал описывать свой визит в «Трилистник».

— Я приехал прямо на квартиру к Люси, Уилл, и обнаружил, что она, видимо, побыла там пару часов во второй половине дня, скорее всего после обеда, и поспешно оттуда ушла. Я уверен, что она сама не знала в точности, с какой целью и куда уходила, поскольку там ничего не было оставлено для меня. А позднее от нее был телефонный звонок, о котором я тебе говорил.

От удивления Джентри широко раскрыл глаза, позабыв о своей привычке поднимать и опускать веки, пользуясь ими на манер венецианских жалюзи. Он откинулся на спинку стула, снова сложил записки и спросил:

— Кто-то разнюхал, что ты выкопал собаку. Как они узнали, что именно ты это сделал… и как они добрались до Люси?

Шейн зажег сигарету и вкратце рассказал, как он обнаружил, где похоронена Дэффи, и как благодаря Тимоти стал обладателем ее трупа.

— Конечно, они догадались, почему я оказался там ночью,— заключил Шейн.— После того, как я ушел с доктором Ивенсом, кто-то наверняка сразу проверил могилу Дэффи. Каким образом они вышли на Люси, я не знаю. Но кто-то был в отчаянном положении и решился на похищение, чтобы заставить меня не делать анализ желудка собаки.

— Скорее всего это шофер,— прорычал Джентри.

— Возможно. Обе записки написаны как будто им. Но я как следует ему врезал, Уилл, а миссис Блейр клянется, что он сразу же лег спать в своей комнате над гаражом, приняв снотворное, достаточно сильное, чтобы отключить его на восемь часов.

— А вдова и ее брат? — спросил Джентри.

— Ей-богу, не знаю. Братец слабак, да и был к тому же порядком пьян. Анита, конечно, кое на что способна. С другой стороны, Генриетта напирает на то, что Гарольд Пибоди — их мозговой центр. И по-моему, он самый что ни на есть хладнокровный мерзавец,— сердито продолжал Шейн и описал свой недолгий визит в квартиру маклера.— Я допускаю, что вечеринка была устроена лишь для того, чтобы иметь что-то вроде алиби, хотя не скажу, что он лично участвовал в операции. Думаю, однако, что он вполне способен был ее организовать. Но гадать не годится,— продолжал он хмуро.— Кто-то хорошенько упрятал Люси, и все, на что мы сейчас можем надеяться, так это на их уверенность, что я перепугался и не отдам собаку на анализ.

Джентри сидел молча, откинувшись на спинку стула и перекатывая из одного угла рта в другой изжеванную сигару.

— Ты думаешь, она в безопасности, пока они так считают?

— В зависимости от того, как пройдут похороны,— Шейн посмотрел ему прямо в глаза.— Если вы не расстроите их планы, совершив что-нибудь такое, что наведет их на мысль: гроб Роджелла вскрывали.

— А после похорон?

Шейн покачал рыжей головой и сказал упрямо:

— Если все закончится как надо и убийца решит, что Роджелла благополучно кремировали, а тем самым все доказательства убийства улетучились с дымом, то, я полагаю, есть шанс, что Люси освободят.

— Или? — выразительно спросил Джентри.

— Или убьют,— просто ответил Шейн, и складки резче обозначились на его щеках.— Но она будет невредима, пока не пройдут похороны, Уилл, и я хочу, чтобы полиция не вмешивалась как можно дольше.

— Ты просишь меня бездействовать при том, что совершено убийство.

— Об убийстве ты бы ни черта не знал, если бы я не преподнес его тебе на серебряном блюде,— взорвался Шейн.