Говорить рублеными фразами было не очень характерно для Борея. Обычно, даже в критической ситуации, он любил растечься мыслью по древу. Но сейчас, он так расчувствовался, что с трудом произносил и короткие предложения. Его лицо стало белым. Черные зрачки глаз отразили яркие марсианские звезды, и казалось, что я смотрю на бескрайнюю вселенную сквозь две большие дыры в его голове.

— До встречи. — Я развернулся и двинулся к стартовому комплексу.

Крошечный космический кораблик своей игрушечной компактностью напомнил мне двухместный подводный аппарат. Столь миниатюрные конструкции по определению не способны летать в космическом пространстве самостоятельно и могут попасть на космодром исключительно в виде груза или по ошибке. Пребывая в некотором недоумении, я поднялся по короткому трапу и, слегка согнувшись, вошел в тесную полость кабины. В кресле первого пилота сидел маленький человечек с раскосыми монголоидными глазами. Он улыбнулся и весело подмигнул мне. Я занял свободное место второго пилота. Контейнер пришлось водрузить себе на колени.

— Поехали? — спросил пилот с интонацией радушного робота-таксиста на маршруте Сестрорецк — Луноград-4.

— Поехали, — кивнул я. — Когда будем на месте, командир?

— Через полтора часа. — Пилот с яростным хрустом размял пальцы, словно собирался пилотировать джойстиком, а не телепатическими командами. — Это очень быстрая машина. Прототип. Существует в единственном экземпляре. — Он усмехнулся, увидев мое удивление. — В два счета покроем ноль-семь а.е.

— А не расплющит при разгоне? — оживившись, поинтересовался я и попытался в уме высчитать скорость чудо-аппарата.

Получалось что-то совсем уж несусветное. Если он не врет, то на таком можно запросто патрулировать внешние границы Солнечной Системы и при этом не слишком уставать.

— Поверишь? Чашка кофе не разольется. — Пилот гордо погладил полоску главного монитора. — Первоклассные гравикомпенсаторы стоят. Даже ремней не предусмотрено. Жаль терять такую машину. — Он протянул мне руку и представился. — Бато.

— Петр. — Я пожал руку. — Крепкая у тебя рука, Бато, как и имя.

— У тебя имя тоже не мягкое. Откуда знаешь, что мое значит? — Он изучающе заглянул в мое лицо.

Взгляд у него был цепкий, сканирующий.

— Бурятский учил, — признался я.

— Зачем учил? Чтобы с девушкой на ее языке разговаривать? — Он скорчил лукавую рожицу.

— Реферат в школе готовил по доламаистским верованиям Забайкалья, — медленно ответил я и растянул уголки губ в улыбке.

Бато уважительно присвистнул.

— Какой ерунде тебя в школе учили, — восхитился он.

— Почему же ерунде? Довольно интересный курс.

Врать было неприятно, но и правду рассказать я не мог. Зачем постороннему человеку знать, что его прекрасный язык я выучил, сидючи в плену у сибирских сепаратистов. Давно это было. Не в этой жизни, даже не в прошлой, а в позапрошлой. Еще до того, как мы собрали машину времени, мне пришлось повоевать «за единую и неделимую». До сих пор, когда встречаю бурята, у меня начинают зудеть вырванные тогда ногти.

Контрольный монитор моргнул и развернулся. На нем появился транспарант готовности. Бато немедленно утратил интерес к разговору и все свое внимание обратил на систему управления. Он несколько раз обежал взглядом экраны, в некоторой задумчивости поменял их местами, отрегулировал яркость и прозрачность. Потом провел пальцем по тумблеру с незнакомой мне маркировкой, вдавил какую-то кнопку и, не глядя на клавиши, ввел цифры защитного кода. Пару минут мы чего-то ждали. Бато сидел, закрыв глаза, а я вглядывался в ползущие по информационным панно непонятные графики. Неожиданно пилот вздохнул, задрал подбородок вверх и, словно обращаясь к небесам, произнес священную для каждого пилота фразу:

— К взлету готов.

Я вжался в спинку кресла. Мне не очень-то верилось в те чудеса, которые Бато рассказал про гравикомпенсаторы.

— С Богом. — Пилот положил ладонь на джойстик управления и слегка шевельнул пальцем.

Числа на экранах мгновенно изменились. Линия горизонта ушла вниз. Через пару секунд мы миновали навигационные маяки, расположенные в дальних окрестностях Марса. На пассажирском лайнере «Космофлота» эти маяки обычно проходят через тридцать минут после старта. И именно в это время стюардессы начинают принимать заказы. Наше бешеное ускорение совсем не чувствовалось, и от этого становилось жутковато.

Солнечный диск прополз по основному экрану и замер в правом верхнем углу. Корабль лег на курс. Он шел к Земле по прямой, не размениваясь на маневрирование в гравитационных полях и использование инерции движения планет.

— Как танк, — восхищенно прошептал я.

— Точно, — согласился Бато. — Даже неинтересно. Кофе будешь?

— А есть?

— А как же? — Он произвел какую-то манипуляцию с панелью, неудобно расположенной у самого пола, и из круглого паза в нижней части пульта выскочил пластиковый стаканчик с черной жидкостью. — Сахара нет. Не зарядил, ибо не употребляю. Извини.

Я взял стаканчик и несколько минут наслаждался милым сердцу каждого землянина запахом. Кофе получился отменный. Я даже хотел поинтересоваться маркой кофейного автомата, но потом решил, что, скорей всего, в этой жизни мне эта информация уже не пригодится, а в загробную я не очень-то верил.

— Мы действительно убьем их всех? — неожиданно спросил Бато.

Я заметил, что он часто-часто моргает.

— Не думаю. Человеки очень живучи. Кто-нибудь да останется.

— Они почти уничтожили нас, — голос пилота дрогнул, и он отвернулся, сделав вид, что внимательно изучает какой-то второстепенный экран. — Неизвестно, поднимемся ли мы когда-нибудь на ноги. Может, лучше, если хотя бы они будут жить? Людей не так уж много, чтобы уничтожать их миллиардами. Сейчас все в наших руках, Петр. В твоих и моих.

— Ты можешь изменить курс, и я не смогу тебе помешать, — сказал я, с трудом сохраняя спокойствие. — У меня наверняка нет допуска на управление этой машиной. Тебе решать, Бато.

— Я уже все решил. — Мне почудился скрип его зубов. — Я солдат Земли. Служу Человечеству, — без малейшего пафоса сказал он. — Но если бы ты предпочел отказаться от миссии, то я бы не стал тебе мешать.

— Я тоже служу Человечеству, — эхом повторил я. Служить Человечеству — вот она, истина. Простая, как вода, и надежная, как титан. Человек, семья, дом, улица, город, страна, планета, Солнечная Система — звенья неразрывной цепи мегаколлективизма. Цивилизация родилась из общества и без общества существовать не может. Сейчас в моих руках сила, способная сокрушить самого страшного врага в истории нашего мира. Я не имею права задумываться и терзаться нравственными проблемами. «Убей врага общества», — древнейшая заповедь. Общество, неспособное вложить эту заповедь в сознание своих граждан, обречено на быструю и болезненную гибель.

Я окинул взглядом половину Вселенной. У меня была такая возможность, потому что Бато перевел все экраны в оптический диапазон и минимизировал числовые данные. Теперь ничто не мешало обзору, и космическая бездна клиньями экранов рассекла кабину. Солнце, похожее на медузу, шевелило щупальцами протуберанцев где-то совсем рядом. Блестящие звезды сверкали шляпками серебряных гвоздей, вбитых в неподвижную сферу. До них легко могли достать рукой два жалких человечка в хрупкой скорлупке, затерявшейся в игрушечном черном безмолвии.

— Почему молчишь? — поинтересовался Бато.

— С жизнью прощаюсь, — мрачно буркнули, надеясь пресечь дальнейшую беседу.

— Это надо. Это ты правильно, — согласно закивал он. — Ты не волнуйся. Совсем немного потерпеть осталось. — Его голова исчезла внутри материализовавшегося из воздуха шлема телепатического управления.

Звезды сразу же поплыли вокруг корабля по сжимающимся спиралям, и голубой шарик Земли, висевший до этого прямо по курсу, медленно сполз в щупальца злого Солнца. Я погладил смертоносный контейнер и начал думать о числах. И чем больше я о них думал, тем меньше они мне нравились. Десять минут после инфицирования зараза будет спать, после чего останется только двадцать минут на то, чтобы жертва загнулась. Всего в сумме полчаса. Следовательно, люди в радиусе тридцати двух метров от меня начнут гибнуть через тридцать минут после того, как оружие начнет действовать. Тридцать два метра и тридцать минут — это очень мало.