Меня легко вычислят и запрут в какую-нибудь тюрьму.

А тюремщики с заключенными вымрут слишком быстро, и есть шанс, что зараза не вырвется наружу. Самый элементарный карантин остановит эпидемию. Если бы мы знали эти подробности, когда принимали решение бомбить Мехико, то жертв было бы значительно меньше. Однако сейчас передо мной стоит обратная задача.

Жертв должно быть как можно больше.

— Бато. — Я положил руку на плечо пилота. Тот повернулся ко мне, но его лицо все равно не было видно за непрозрачным щитком шлема. — Предупреди меня за пятнадцать минут до перехода. И не высаживай сразу. Мы должны пройти над несколькими крупными городами и транспортными узлами. — Я помолчал и добавил: — На высоте тридцать метров.

Телепатический шлем растворился в воздухе.

— Ты с ума сошел! — В глазах пилота вспыхнули яростные искры. — Я, конечно, ас и самоубийца, но всему же есть предел. То, что ты хочешь, — невыполнимо! — Он грозно нахмурился, его правый кулак нервно сжался рядом с моей левой щекой.

— Пролет нужно совершить на минимальной скорости, — продолжал я, фиксируя взгляд на его зрачках.

— Во-первых, — яростно пропыхтел пилот, — это скоростная машина, которая просто неспособна лететь медленно и низко, во-вторых, при приближении к опорным пунктам наверняка возрастет плотность локации, и у меня не будет возможности выполнить скрытную высадку. — Бато разволновался, но старался сдерживать эмоции. — В-третьих, нас быстро собьют.

— Если будет совсем плохо, сбросишь меня в центре самого крупного населенного пункта, который будет по курсу. Дальше я сам как-нибудь разберусь.

— Ты уверен в том, что задумал? — в вопросе чувствовался малодушный подтекст: «А может быть, ты передумаешь?»

— Абсолютно уверен.

— Я попробую. — Он обиженно материализовал шлем и отвернулся.

Земля быстро увеличивалась в размерах, и через несколько минут распухшая планета уже не помещалась в экраны.

— Почему-то нет ни одного маяка, — пробормотал Бато.

— А орбитальные станции? А межпланетные транспорты? Не может быть, чтобы никого не было. Цепляйся за первого попавшегося и качай «решетку» с него.

— Без тебя знаю, — огрызнулся пилот. — Учить он тут будет. Вообще ничего нет. А кто есть, молчит. Кстати, если страдаешь воздушной болезнью, то могу погасить экраны. Перед смертью нам суждено хорошо покувыркаться.

— Обо мне не беспокойся.

— Ну, если так, тогда смотри по сторонам. Будет красиво.

Бато сказал правду. Нет ничего красивее родного дома. Другого у нас нет, несмотря на усилия многих поколений покорителей космоса. И на Марсе, и на Венере, не говоря уже о других планетах, мы все еще в гостях.

Нужно много работать, чтобы эти чуждые, а порой и враждебные нам миры стали хоть сколько-нибудь приемлемыми для полноценного существования. За всю историю освоения космоса еще не было человека, который прожил бы всю свою жизнь за пределами родной атмосферы. Практически все население Солнечной Системы земляне по рождению. Роды вне Земли — это экзотика, которая не поощряется правительством, хотя роддома есть на всех не очень диких планетах. Теперь они нам пригодятся. Нас выгнали из нашего дома, и какое-то время нам предстоит скитаться среди безразличных к нам небесных сфер. Интересно, на что рассчитывали оккупанты? На то, что мы погибнем? Ошиблись.

Мы изменимся, эволюционируем, мутируем, озлобимся, но не погибнем. Возможно, они надеялись, что мы смиримся и сдадимся на милость победителей? Опять ошиблись. Свободный человек никогда не сдается, ибо тогда он превращается в раба. Единственное, чего добился враг, — это нашего запредельного озверения.

— Скоро портал?

— Через шестнадцать минут, — механическим голосом сообщил Бато.

Он уже слился в единое целое со своей машиной, и мне больше не доведется поговорить с ним, как с живым человеком. Теперь это киберорганический симбионт.

У него единая нервная система с бортовым компьютером, иначе бы он просто не смог управлять столь сложным и столь скоростным аппаратом.

Еще минута и… Пора! Я сорвал предохранительные пломбы с контейнера. Послышался свист. Из клапана на краю крышки вырвалось облако холодного газа. Все внутренние поверхности кабины, за исключением виртуальных экранов, покрылись тонким слоем изморози. Загудела система климатического контроля, снова стало тепло.

Пятнадцать минут, — на мгновение мне почудилось, что говорит не Бато, а бортовой компьютер, которой использует его голосовые связки в качестве стандартного динамика.

Меня всегда немного пугали люди, воплощающиеся в роботов, и роботы, превращающиеся в нечто человекоподобное. Детские страхи. Ведь мне и самому не раз приходилось встраиваться в сложные энерго-вычислительные структуры, и ничего ужасного ни со мной, ни с окружающими при этом почти никогда не случалось.

— Четырнадцать минут.

Крышка сама соскочила с контейнера. Внутри, за тонкой пленкой защитного поля, покоилась человеческая голова. Лицо пожилого мужчины с узким морщинистым лбом и мясистыми губами ожило, едва на белую кожу упали цветные блики от работающих экранов. Синие веки поднялись, и глаза внимательно посмотрели на меня. Губы зашевелились, будто произносили какие-то слова, но я ничего не услышал. У головы не было легких, чтобы воспроизводить звуки.

— Двенадцать минут, — доложил Бато и одним движением пальца задрал нос корабля в зенит.

Мы мягко оттолкнулись от разряженного слоя воздуха и, крутанувшись вокруг продольной оси, плавно вышли обратно на орбиту.

— В чем дело? — полюбопытствовал я.

— Пудрю мозги системе локации, — голос пилота снова стал живым.

Похоже, он отключился от бортового компьютера и превратился в заурядную автономную человеческую личность.

— Смотри не перемудри, — предупредил я. — По-любому должно хватить времени, чтобы выпить по чашечке кофе. — Он щелкнул пальцем по пульту. — Не страшно умирать?

— Страшно. Каждый раз страшно, — признался я. — Но они должны заплатить за все.

— Зря кохоны с нами связались, — согласился он и протянул мне стаканчик с обжигающим напитком. По последней, Петр.

— По крайней, — оптимистически усмехнулся я, вспомнив старое суеверие.

— Точно. По крайней. Еще неизвестно, как обстоят дела с загробным миром. Будет повод проверить лично. — Он залпом выпил раскаленный кофе, смял стаканчик и вернул руку на джойстик.

Земная сфера опрокинулась и завертелась вокруг корабля. Я инстинктивно вцепился в драгоценный контейнер, но гравикомпенсаторы работали великолепно. Все маневры отображались исключительно на мониторах и никак не фиксировались ни вестибулярным, ни опорно-двигательным аппаратами. Поверхность родной планеты стремительно приближалась. Космолет пикировал практически вертикально. Бато потянул джойстик на себя. Перед носом корабля промелькнули деревья и пара лесных озер. Я могу поклясться, что видел отражение красной звезды на нашем борту, в покрывшейся рябью воде. Стаканчик с кофе выскользнул из моей руки, и черная жидкость растеклась по полу.

Впереди прямо по курсу разверзся дымный зев тоннельного телепорта, вокруг которого кипел яростный бой. Вспышки и взрывы непрерывно окрашивали небо и землю бело-багровыми всполохами. Ослепительные лучи рассекали клокочущий воздух, обрушивая вниз обломки огромных машин. Буря из огня и пылающего металла рвала в клочья мыльные пузыри силовых полей.

В самом центре смертоносной мешанины недвижной скалой клубился портал. Он был очень большим и в то же время слишком крошечным для несущегося на безумной скорости летательного аппарата.

Нас заметили, и стая вражеских истребителей преградила нам путь. Я понял это по красным ярлыкам, которые бортовой компьютер щедро рассыпал на курсовом экране.

— Гады! — прошептал Бато и штопором ввинтился в самую гущу врагов.

Полупрозрачные серые молнии беззвучно блеснули в нескольких метрах от кабины и исчезли, едва коснувшись грани сознания. Ослепляющая ярость битвы внезапно угасла, сменившись темнотой, на фоне которой уютно фосфоресцировали экраны. После краткого мгновения покоя на нас обрушился неожиданно яркий и солнечный день. Внизу промелькнул вражеский укрепрайон, тщетно протянувший к нам жесткие лапы лучей и силовых полей.