Алик налил «Абсолюта» совсем немного. На палец от дна. Протянул фужер Андрюше.
— Давай договоримся так, Первозванный. Я назначу день своей исповеди. С утра мы, как люди, сходим в храм, причастимся… А потом найдем какой-нибудь укромный уголок… Чтобы нам долго никто не мешал… И я тебе расскажу… Нет, я тебе поведаю… Всю свою дурацкую жизнь… А пока… Верь мне, Первозванный… Я тебя никогда не предам… Верь мне, Первозванный… Договорились?
Андрюша повернулся к нему, посмотрел на протянутый фужер:
— А я тебе свою жизнь расскажу… Ладно?
— Так ты же мне всю ее рассказал, — улыбнулся Алик.
— Нет, — скривил рот Андрюша. — Не всю. Ты меня совсем не знаешь. Ты меня на войне не видел…
— Я тебя сейчас… Пять минут назад видел…
— А-а,— махнул рукой Андрюша,— не обращай внимания. Это так… бытовуха…
Они выпили и долго молчали. Наконец Андрюша поднял голову.
— Ладно… Про себя можешь не рассказывать. Подожду до исповеди. Ты мне хотя бы исходную объясни. Если хочешь, чтобы я на тебя работал.
Алик задумался:
— Что же мне тебе объяснить?
Андрюша взял «беломорину», раскатал табак в пальцах:
— Для начала нужно знать — куда бежать, в кого стрелять. Как говорит капитан Слесарев.
— А кто это? — поинтересовался Алик.
И Андрюша вкратце рассказал ему про своего командира. Рассказал и затосковал по родным братанам. Как там они сейчас? Жаркой южной ночью…
— За-ме-ча-тель-ный человек,— оценил капитана Алик. — Мы с ним, выходит, коллеги.
Андрюша насторожился:
— Ты тоже офицер? Чекист?
Алик откинулся на спинку стула и засмеялся от души:
— Последнее место моей, так сказать, работы — клиника института имени Бехтерева… А проще, сумасшедший дом…
— И что ты там делал? — ошалел Андрюша.
Алик снял очки, близоруко прищурился:
— Время моей исповеди еще не пришло… Сначала дело сделаем.
— Короче,— сказал Андрюша голосом командира отделения, — доложи ситуацию. Реально. И мои задачи. Что тебе надо? Чего ты хочешь?
Алик развел руками:
— Я же тебе вчера объяснил. Мне нужно сто тысяч баксов. Всего сто тысяч.
Андрюша затянулся папиросой.
— А Марина?
— А что Марина?
— Ты же любишь ее!
— Не я, — опустил голову Алик. — Саша… Саша ее очень любил…
— Короче,— перебил его Андрюша,— не хочешь говорить, я сам тебе объясню ситуацию, как я ее понимаю. А ты поправь, если я не прав.
Алик с удивлением и интересом посмотрел на него:
— Ну объясни… Объясни мне мою ситуацию, Первозванный…
Андрюша не обратил внимания на его очередной стеб.
— Исходная — ты любишь Марину!
— Саша, — поправил его Алик, — Саша ее любил.
— Допустим, — махнул рукой Андрюша. — Марина после института работает у «песца». Так?
— Так, — кивнул Алик.
— Тот ее подставляет на десять тысяч… Кстати, для кого он ее подставил? Для себя? Он же голубой! Значит, он ее подставил по чьему-то заказу!
Алик внимательно смотрел на него. Андрюша продолжал внакат:
— Ты ничего не знаешь. Ты продаешь все: машину, книги, квартиру…
— Не я, — тихо уточнил Алик, — это Саша все продает…
— А это уже не важно! — снисходительно посмотрел на него Андрюша.
— А что важно?
— Справедливость! — сурово поднял вверх палец Андрюша. — Они у тебя отняли все! Твою девчонку продали «папе»! Ты потерял машину, квартиру… И за все ты просишь у них всего сто тысяч? — Андрюша зло хмыкнул. — Блин!
— А ты что предлагаешь?
Теперь Андрюша откинулся на спинку стула и сказал не спеша, с расстановкой, словно хорошее стихотворение прочитал:
— Мочить их, гадов, от живота. Длинными очередями.
— Кавказский вариант здесь не проходит, — улыбнулся Алик.
— Почему? — обиделся Андрюша.
Алик придвинулся к столу, положил подбородок на ладонь:
— Слушай, Первозванный, передай-ка мне дословно весь твой разговор с Мариной. От начала до конца со всеми деталями. Старайся ничего не пропустить… Лучше таблетку перед этим прими. — И он пододвинул к Андрюше белое колесико.
— Не надо, — отмахнулся Андрюша.
Он закурил «беломорину». Наморщил брови. Закрыл глаза и снова увидел залив, чаек, вечернее солнце над Кронштадтом. Говорил он долго. Алик слушал его очень внимательно. Голубые глаза его то широко открывались. то закрывались, впитывая информацию. Иногда правая рука его машинально тянулась к бутылке. Тогда Алик брал бутылку за горлышко, ласково стучал по горлышку ногтем, словно прося подождать немного, и снова весь окунался в Андрюшин рассказ.
Когда Андрюша закончил и открыл глаза, Алик сидел, откинувшись на спинку стула, глядел не мигая на розовый абажур, мычал что-то про себя. Андрюша с трудом уловил модную когда-то песенку «Онли ю» Пола Анки. Наконец Алик отчетливо выговорил:
— Андрюша, мать у тебя за-ме-ча-тель-но уютная женщина.
— Откуда ты знаешь? — удивился Андрюша такому повороту.
— Знать женщину не дано никому, Андрюша. В нее можно только верить. Сколько ей лет?
— Сорок пять.
— Это когда она опять? — кивнул Алик. — И мне скоро сорок… Ерунда… Андрюша, хочешь я стану твоим папой? Чтобы по праву называть тебя сынком…
Андрюша уже привык к его шуткам и засмеялся:
— У нее, по-моему, уже кто-то есть.
— И у нее есть? — расстроился Алик.— Господи, как мне не везет.
— Ты мне больше в роли друга нравишься, — успокоил его Андрюша.
— В роли?! — обиделся Алик. — Андрюша, я не артист. Я люблю иногда, как ты говоришь, стебаться… Хотя я и не понимаю, что это такое, но, наверное, это вульгарное слово будет самым точным определением тому, что я иногда себе позволяю…
Алик грубо схватил бутылку за горло и разлил по фужерам. Так же грубо отставил бутылку от себя, как смертельно надоевшую вещь, и радостно расхохотался:
— Слушай, Первозванный, у тебя же мнемонический талант. Ты мне все гениально поведал! Ты — гений памяти! За тебя, гений! Брат по несчастью!
Они выпили. И Андрюша ему раскрыл секрет своего «гения».
— Так у нас же спецзанятия майор Демченко проводил. Майор Демченко из «Альфы». Ты вообще-то смекаешь, что такое разведбат в штурмовой бригаде?
— Извини. Не смекаю, — честно признался Алик.
— Да это же покруче спецназа! — похвастался Андрюша. — Мы любой спецназ сделаем. Даже зеленых беретов…
— За-ме-ча-тель-но! — опять наполнил фужеры Алик. — Давай выпьем за замечательные войска. За войска, где учат не забывать, а помнить!
Они выпили, и Алик опять загрустил, уставился на абажур. Андрюша кашлянул:
— Алик… Я тебе хоть помог?… Есть в моем докладе хоть зерно информации?…
— У-у, — устало засмеялся Алик, — куча информации. Эверест информации. Мои мозги на грани оверкиля…
— Поделись.
Алик хитро посмотрел на него и взял со стола красивый длинный конверт:
— Самое главное здесь. В этом конверте.
— Деньги? — не поверил Андрюша.
Алик осторожно вскрыл конверт столовым ножом. Высыпал на стол деньги. Вместе с ними выскользнула узкая белая бумажка. Алик взял ее и, не читая, протянул записку Андрюше.
— Вот что самое главное.
Андрюша взял записку. Красным шариком на бумажке были выведены печатными буквами всего три английских слова: «SAVE MARINA STAIN».
Андрюша посмотрел на Алика. Тот сидел, сложив руки на груди, и напевал с веселой тоской, почти как Пол Анка:
Только ты,
Девчонка рыжая,
Лишь тебя-а-а,
Во снах все вижу я…
— Спаси. Марина. Пятно,— вслух перевел Андрюша.
— Какое пятно? — удивился Алик и взял записку.
— «Сейв Марина Стейн», — прочел ему Андрюша. — Без точек. А стейн — пятно.
— Или фамилия, — подумав, сказал Алик. — Марина Стейн… Или Штейн… Интересно…
— Откуда ты узнал, что там записка? — перебил его Андрюша.
— Высчитал, — скромно ответил Алик.
— На компьютере? — съязвил Андрюша.